Российские литературные журналы в военное время

Опыт полевого исследования

Для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки.

Э. Бёрк

Это характерно. А чего, действительно? Стреляют не в Москве, и даже гробы с солдатами приходят не в Москву. Повлиять ни на что нельзя, а вот вляпаться можно. От современных средств слежения уже не укроешься включением воды в кране. А в мощь органов все верят еще сильнее, чем лет восемьдесят назад. Так чего обсуждать? И люди живут, как привыкли, оправившись после шока первых недель. Что и требовалось доказать.

Ну а как насчет отрефлексировать? Как знаменитая русская литература с ее всемирной и всемерной отзывчивостью и таковой же болью о слезинке ребенка? Была какая-то реакция? Все же инженеры человеческих душ; когда как не сейчас нужно их целительное вмешательство? Война как-никак, пусть и специальная, о чем еще писать, как не об этом? Даже вон Лев Николаевич подал пример в свое время. Не сводить же все на свете к пропаганде и сиюминутной журналистике? Конечно, я не жду «Спецоперации и мира» в наши дни (почитаю лет через пятьдесят), но как насчет хотя бы «Не могу молчать!»?

Я решил проделать простой эксперимент: посмотреть, какова была реакция литературных журналов на русском языке на украинские события; мне казалось, что литераторы, как наиболее продвинутая часть гуманитарной интеллигенции, невзирая ни на что, должны были что-то сказать по этому поводу. Естественно, многие и сказали – Б. Акунин, В. Сорокин, Л. Улицкая и другие заявили о своем полном неприятии войны немедленно и безапелляционно, равно как и Ю. Мориц, З. Прилепин, А. Проханов – о ее категорической поддержке. Но очень интересно было посмотреть не на индивидуальные мнения, а на позиции самих литературных журналов, институциональных носителей красивого, доброго, вечного.

Конечно, престиж нынешних литературных журналов уже совсем не тот, что во время оно; их тиражи – вещь совершенно загадочная, ибо многие вообще отказались от бумажных версий и не сообщают о количестве подписчиков. Но, с другой стороны, а где «престиж» вообще сохранился? В блогах? В журналах общего назначения? В газетах? Информационный рынок предельно фрагментирован и по типам источников, и по их влиятельности. Так что я все равно не смог найти замены понятию «литературный журнал» для того, чтобы понять, как самая чувствительная, в принципе, часть общества реагирует на наиболее важные события. Не в пропагандистские же каналы глядеть.

Эксперимент проводился следующим образом. В конце июня – середине июля 2022 года (и частично – в начале августа) я просмотрел доступные в интернете выпуски литературных журналов, выходящих на русском языке как в России, так и за рубежом, за период с февраля до времени просмотра. Множество журналов перечислено в Википедии, хотя некоторые из них давно не выпускаются. Тех, в которых были какие-то выпуски по состоянию примерно на середину июля, получилось 50. Конечно, я уверен, что какое-то количество журналов не попало в мое поле зрения (например, есть множество журналов областного или даже районного уровня), но все же выборка получилась достаточно представительная. Например, туда вошли все издания влиятельной ассоциации «Журнальный зал» и его портала и много чего другого.

Целью было найти какие-то упоминания о войне – либо в форме заявления редакции, либо в форме каких-то опубликованных текстов (как правило, стихов). В принципе, чтобы найди какие-то слова поддержки или осуждения, требовалось бы просмотреть весь объем текстов данного журнала, чего я делать в принципе не мог, так что данные подвержены возможной ошибке упущения (error of omission). Если я что-то пропустил – приношу свои извинения соответствующим журналам и буду рад любым корректировкам. Но что обнаружено – то обнаружено, то есть ошибки неверной информации (error of commission) в данных нет. Некоторые сомнительные ситуации оговорены ниже. Наибольшее доверие вызывают данные о соответствующих заявлениях редакций (издателей) журнала; они на виду, их трудно не заметить, и все они опубликованы в первом после вторжения номере журнала. Результаты представлены в нескольких таблицах; все подчеркивания жирным шрифтом принадлежат мне; номера, в которых публиковалось заявление редакции или само произведение, наряду с линком на вебсайт, могут использоваться для точных ссылок.

Таблица 1. Журналы, поддерживающие войну

	Название	Количество выпусков за год	Журналь­ный зал	Номер, в котором было заявление	Номер последнего прове­ренного выпуска	Город издания
1	Берега	6		2	3	Калининград
2	Молодая гвардия	12		6	6	Москва
3	Русское поле, содружество литературных проектов (Молоко)	12		5	6	Интернет
4	Нижний Новгород	12		3	6	Нижний Новгород
5	Подъем	12		5	5	Воронеж
6	Сибирские огни	12			6	Новосибирск
7	Топос	365				Интернет
8	Невский проспект	4	1	6	6	Санкт-Петербург

Поддержка проявлялась по-разному. В «Сибирских огнях» никаких текстов или заявлений я не обнаружил, но на их сайте постоянно висит георгиевская ленточка в форме Z с тэгом #СвоихНеБросаем. Журнал, по уверению редакции, самый старый в России, своих не бросает с 1922 года.

В «Подъеме» опубликовали целую подборку стихов о Донбассе воронежских поэтов, в которой много шедевров жанра, восходящих к самому началу конфликта. Таких, например:

 

Дорогая моя Украина,

Твои песни навеки во мне.

Неужели вернулась руина

И ты снова во зле и в огне?

 

И за что ненавидишь Россию?

Рвешься снова к исконным врагам.

Снова к ляхам, тевтонам, к Батыю,

К римской вере, к чужим сапогам?

(В. Беликов, «Украине», 2014)

 

Воистину, как любящий отец непутевому сыну, пеняет поэт своенравной соседке в дивных рифмах (я и забыл, что такие еще бывают). Вернись, я все прощу, я же люблю тебя навеки. На хрена тебе ляхи и тевтоны? Как же потянуло тебя снова к Батыю (!?) с римской верой, как же ты от России-то отвернулась? Вернись, тебе говорю! К родному сапогу, быстро!

Там же скорбь о погибших, которые, в соответствии с законами жанра, превращаются немедленно в героев, при таком же качестве стихов.

 

Погиб товарищ Воха…

Война – часть бытия.

Но Вохина эпоха

Жива, как и земля.

 

Гордится Волноваха

И знает весь Донбасс,

Что честь сильнее страха,

А подвиг – ради нас.

(И. Щелоков. «Памяти командира батальона «Спарта» Владимира Жоги с позывным «Воха»»)

 

Да уж, «Знает весь Донбасс»… От Волновахи, кажется, ни одного целого дома не осталось. Эпоха – все еще продолжается, людей товарищи продолжают убивать.

А вот и поэтически-философское осмысление новых странных нерусских букв, которые так озадачивают публику до сих пор:

 

V – как вспышка, как выбор пути,

Как возврат к настоящему, к вере.

V – безжалостной мерой отмерить:

Умирать или дальше идти.

 

Z – как росчерк, как подпись судьбы,

Как движенье зрачка по прицелу

Между близким солдатским пределом

И бессилием пошлой толпы.

 

V и Z – это мой алфавит,

Две согласных из нового списка.

Что казалось потерянным – близко,

При дверях уж тихонько стоит.

(Д. Чугунов. «Согласные». 14.04.2022)

 

Мне особенно нравится «бессилие пошлой толпы» как контраст «солдатскому пределу» (?) – в этой строфе все согласования нарушены и так и не ясно, чего это самое Z означает, как не было ясно и ранее. Но поэт в восторге, это его алфавит; соскучился по «потерянному» (чему? миру?) – а вот оно и нашлось. Можно, наконец, пострелять.

Тот же мотив патернализма и «прощения блудной дочери» – в словах главного редактора «Молодой гвардии» В. Хатюшина:

 

Мы родную отстроим юдоль,

в нашем сердце родство встрепенется…

Через мрак, через кровь, через боль

Украина в Россию вернется

 

и, прорвав незалежности бред,

сможет стать и сильней, и красивей,

чтобы, выйдя из мрака на свет,

вновь, как прежде, назваться Россией.

13 марта 2022

 

Тут главное – «незалежности бред». Как ей в голову могло прийти такое? Какая такая незалежность? Нет уж, назад, в «родную юдоль» (классная оговорка или искреннее непонимание того, что «отстроить родную юдоль», да еще приглашать туда кого-то – это высшая форма садомазохизма).

А вот и прославленная Юнна Мориц в «Нижнем Новгороде» (почему не в московском каком-нибудь журнале? Ей по статусу вроде положено):

 

Россия – лежачая, в параличе?

Донбасс, уничтоженный – весь, вообще?

Нацисты, чья прет геноцидная власть?

Россия порвет геноцидную пасть

Нацизма, его гитлерячьей утробы, –

Чертовски равны гитлерью русофобы,

«Угробить Россию!» вопящие мне –

России, где Бог – на моей стороне.

 

Тут уже поэтическая выделка получше будет, но текст сводится к настоящему кликушеству, которое просто невозможно анализировать (например, кто когда-то вопил Юнне «Угробить Россию»?).

В таком же стиле советских передовиц, как приведенные выше и другие стихи, изображают происходящее в «Русском поле», только в прозе: «С замиранием сердца жители ЛНР следят за освобождением оккупированных киевскими войсками районов. Каждый день все новые и новые населенные пункты Луганщины освобождаются от гнета украинских оккупантов» (А. Чернов. «Освобождение»). Да уж, с замиранием сердца следим мы за уборочной кампанией; долго ждали, и вот опять.

Наиболее капитально к делу подошли на далеких «Берегах» Калининграда – наверное, имя красного героя обязывает. Тут уже излагается высокими устами официальная позиция. Куда уж выше, сам Президент сказал:

 

Я лакец, аварец, чеченец, лезгин…

Я русский солдат, я – непобедим!

От нас не отнимут грядущих побед,

Об этом России сказал Президент!

(И. Изборцев. «Я русский солдат!» из сборника «ПоZыVной – Русский»)

 

Провоенная позиция в журнале была заявлена безапелляционно и развернуто. Начал Николай Иванов, председатель Союза писателей России: «Русские писатели никогда не хвалили войны. Они поклонялись солдату на войне. Но русские писатели никогда и не позволяли топтать наши родовые символы… Уже сейчас приоткрываются тайны. Первая – о деятельности 15 военных американских биолабораторий, уже работавших в/на Украине, подальше от США и поближе к России».

Родовые символы, говорите… Лаборатории… Так-так…

Продолжил «соловей генштаба» Александр Проханов. «Там, на переднем крае, сражаются лучшие люди России. Их закопченные лица прекрасны. Их забинтованные головы окружены нимбами. Их позывные звучат как «Отче наш»». Лучшие люди России, говорите… Так-так… Ну, лучшие люди вообще-то совершают тысячи военных преступлений, так оно ж не по злобе.

Теоретическую основу подвел знаменитый евроазиатец Александр Дугин:

«1. Патриоты опасаются, что мы можем при каких-то условиях (например, после зачистки территорий ДНР и ЛНР) остановиться. Напрасное опасение. Такую масштабную операцию Москва могла начать только с ясными и не обсуждающимися целями, не зависящими практически ни от чего – вплоть до ядерного шантажа. Поэтому все будет доведено до финальной цели. Любой ценой и в любом формате…

5. Украинцы были, остаются и всегда будут нашими братьями и сестрами. Пусть говорят что угодно. Мы православные восточные славяне с общими корнями, разными поворотами истории и единым будущим. И никто ничего с этим поделать не может. Мы неоднократно расходились, а потом соединялись заново. В разных обстоятельствах и разным образом. Украинцы не враги, они наши. Мы, великороссы, тоже не сахар. И они не сахар. Но их и нас надо уважать. Нам с ними скоро жить в одном государстве. И от этого они только выиграют. И мы должны сделать так, чтобы они и выиграли. Но только от единства, не от братоубийства».

«Украинцы… всегда будут нашими братьями и сестрами». А у них спросили? А то сейчас они почему-то называют оккупантов орками, могут и забыть, что они братья и сестры. «Вплоть до ядерного шантажа», говорите? Так-так, вполне по-братски.

После некоторых колебаний я решил включить в список издание «Топос», называющее себя «литературно-философским журналом» и выходящее без определенной периодизации онлайн. «Задача журнала – отслеживать таинственные процессы образования новой русской культуры». В процессе отслеживания таинственных процессов в марте была опубликована статья с такими, например, словами: «Оказавшись на развилке исторической жизни перед выбором между полноценным, устойчивым развитием, ориентированным на собственные национальные интересы и задачи, и медленным угасанием в составе чуждой нам экономической и политической системы, Россия безоговорочно выбрала первый путь, следование по которому станет началом подлинного национального Возрождения… Военная операция на Украине – кратковременная, хотя и очень яркая фаза значительно более глобального процесса. Самое важное в исторической перспективе – это то, что будет после этой операции. Сегодня, когда конкретные детали будущего еще не ясны, можно сказать лишь об общих очертаниях такого процесса. Модернизация страны будет органично связана с процессами внутреннего развития. Конфликтные отношения с Западом окажутся, вопреки расчетам западных политиков, мощным стимулом для такого развития». (С. Иванников. «Против информационного хаоса», 08/03/2022)

Таблица 2. Журналы, осудившие или как-то упомянувшие войну

	Название	Количество выпусков за год	Журнальный зал	Номер, в котором было заявление	Номер проверенного выпуска	Город издания
1	Волга	7	1	3	5	Саратов
2	Зинзивер	6	1	3	3	Санкт-Петербург
3	Интерпоэзия	4	1	2	2	США
4	Неприкосновенный запас	6	1	2	2	Москва
5	Новое литературное обозрение	6	1	2	2	Москва
6	Новый журнал	4	1	2	2	Нью-Йорк
7	Транслит	2		25	26	Санкт-Петербург
8	ЛитTERRAтура	12		4	5	Москва (Интернет)
9	Литературный европеец	12		6	6	Франкфурт
10	Мосты	4			6	Франкфурт
11	Портал «Заметки по еврейской истории»	365				Ганновер (Интернет)
12	Эмигрантская лира	4	1	2	2	Бельгия
13	Времена	4	1		3	Бостон
14	Южное сияние	2	1		1	Одесса
15	Артикль	2	1		1	Тель-Авив

Как видно, автор (между прочим, профессиональный философ, преподающий в МПГУ, главном педагогическом (!) институте России, публикующий весьма изысканные эссе, например о современных художниках и пр.) рассматривает «спецоперацию» лишь как отдельный эпизод давно назревшего процесса отъединения России от западной цивилизации. Ни слова о пролитой (в т. ч. русской) крови, о разрушении мирных городов и так далее. Лишь «очень яркая фаза». Философия, однако. То есть Дугин и Проханов, которые уже много лет позиционируются как воспеватели русского шовинизма, совсем не одиноки – есть множество философов (без иронии), глубоко убежденных в чем-то подобном, которые нашли наконец «эмпирическое подтверждение» своим теориям об особом пути России и несут эти знания в студенческие массы. Это не просто слепая поддержка действий власти – это куда более серьезное убеждение в правильности выбранного пути, в котором власть, вполне по Гегелю и Марксу, «материализует» высокую идею мыслителей.

Крайне интересно «самоопределение» журнала «Невский проспект», которое достойно того, чтобы привести его целиком:

«Самоопределение «Невского проспекта» в моменте истины – 2022:

Журнал «Невский проспект» занимает сторону России в конфликте между Россией и антироссийской коалицией во главе с США и сторону русской армии как исторической силы, исполняющей волю истории на Украине. Основание: на стороне России историческая правота, сама история и чистая моральная истина.

Указанное основание самоопределения с вероятностью логической ошибки, стремящейся к нулю, доказуемо разумом, мыслящим здраво и без сословно-кастовой ангажированности, ясно видя то вполне логически очевидное обстоятельство, что Pax Americana – это политически сделанная вразрез с волей истории пародия на Pax Romana, которая, уже единственно ввиду колониальной и расистской сущности Pax Americana, не считая прочих превышающих всякую интеллигентную меру пороков его, таких как абсолютный цинизм и тотальная ложь в скрижалях Weltpolitik, может быть терпима историей только до определенного момента, и похоже на то, что этот момент настал, а если и нет, то настанет».

Заковыристо пишет журнал, аж за душу хватает; рассчитано явно не на доярок и пастухов. Иногда, правда, не вполне ясно, о чем это он. «Вероятность логической ошибки, стремящейся к нулю»! Это вроде в статистике ошибки куда-то еще иногда стремятся, а в логике стоят себе на месте, пока их не найдут. «Чистая моральная истина»! Круто. Убили более трехсот детей – но моральная истина за нами. А потому что Россия «исполняет волю истории», а против истории с ее волей не попрешь. Ну, попрешь, конечно, если Президент прикажет, а так – нет.

Вообще-то шутки шутками, но когда я читал эти и другие подобные тексты, готовя материал, я чувствовал, что погружаюсь в какую-то неизвестную бездну. Как может быть, что в «самой литературоцентричной» стране мира, как многие любили и любят называть Россию, печатают такие убогие по форме стихи, как будто взятые из подборки типичной советской поэзии «Уткоречь» Дмитрия Галковского? И такие убогие по содержанию тексты? Особенно поражает это назойливое опровержение народной пословицы: «Насильно мил будешь» – утверждают и поэты, и «философы», не спросив заинтересованную сторону и не чувствуя в этом никакой проблемы. Расписываться в любви к украинцам (!), убивая их и разрушая их страну – это нечто неслыханное. Обычно врага ненавидят, а тут убивают с любовью, по крайней мере, на устах.

В этой бездне открываются какие-то тайные щели, о которых никогда не думал, какие-то безумные теории, где Россия есть единственный свет в окошке в безобразном мире вокруг нее, в которых наукообразные и культурообразные термины используются для оправдания самых зверских бесчинств. В ней возникают какие-то сложные отношения между разными издательствами и их собственностью (взгляните на наименования вебсайтов, в которых то название издания, то фамилия, видимо, хозяина, то незнамо что). Вылезают какие-то странные факты: например, председатель Союза писателей России (что это такое? Он один, Союз, или они еще есть? А в него входит, например, Виктор Ерофеев или Дмитрий Глуховский?) Николай Иванов (который выше «не позволял топтать родовые символы»), оказывается, лауреат и премии имени М. Булгакова (?), и премии «Золотое перо границы» (??). Как это совмещается? Что такое вообще «золотое перо границы»? Премия ФСБ, которой он тоже лауреат, – понятно, но «границы»? Словом, мне очень далеко до того, чтобы разобраться в сложнейшей сети современной российской литературы и постичь ее реальные тайны. Вот и стригу вершки.

В таблице 2 собраны журналы, которые так или эдак войну осудили. Как видно, из 15 осудивших только шесть издаются в России, но тем ценнее их поведение.

«Волга» немедленно откликнулась следующим заявлением от редакции:

«Настоящий номер готовился на протяжении более двух месяцев. Большинство текстов, принятых к печати, писалось до печально известных событий; тексты эти из мирного времени и ориентированы на читателя, которого больше нет. Возможно, работы авторов этого номера будут простым напоминанием о более счастливых временах и станут частью литературной истории, а возможно, обретут новый смысл, новое прочтение – если читатели останутся. Что бы ни случилось – так писали, так виделось; а сохранить это – наша задача». Здесь, как видно, нет прямого осуждения войны, но оно легко прочитывается.

Что-то подобное заявила редакция поэтического журнала «Зинзивер»:

«Уважаемые читатели и коллеги! Бумага подорожала в три раза. Цены, как вы хорошо знаете, растут на все. Мы все находимся в очень непростой ситуации. Главное – чтобы скорее наступил мир. Мы все этого хотим». Пусть оно начинается с упоминания о ценах, но все же есть и упоминание о мире, хотя комбинация этих двух вещей в коротком тексте как-то не очень впечатляет. Хлебников, однако. O, озари!

Таблица 3. Журналы, никак не отреагировавшие на начало войны

	Название	Количество выпусков за год	Журнальный зал	Номер проверенного выпуска	Город издания
1	Дети Ра	12	1	3	Москва
2	Дружба Народов	12	1	6	Москва
3	Звезда	12	1	6	Санкт-Петербург
4	Знамя	12	1	6	Москва
5	Иностранная литература	12	1	6	Москва
6	Нева	12	1	7	Санкт-Петербург
7	Новая Юность	6	1	3	Москва
8	Новый мир	12	1	6	Москва
9	Урал	12	1	6	Екатеринбург
10	Юность	12	1	3	Москва
11	Москва	12		6	Москва
12	Наш современник	12		3	Москва
13	Вопросы литературы	6		3	Москва
14	Аврора	6		2	Санкт-Петербург
15	Волга – ХХI век	6		3	Саратов
16	Дальний восток	12		3	Хабаровск
17	Дарьял	6		1	Владикавказ
18	Север	12		8	Петрозаводск
19	Дрон	2	1	1	Белгород
20	Литкультпривет!	12	1	8	Ингаш, Красноярский край
21	Этажи	4	1	2	Москва
22	Отчий край	4	1	2	Волгоград
23	Литра	3	1	3	Санкт-Петербург

 

«Интерпоэзия» была куда более определенной. Представляя подборку «Поэты Украины. Сквозь толщу огня», редакция заявила: «Представленные в этом номере стихи поэтов Украины – постоянных авторов «Интерпоэзии» – написаны преимущественно в последние месяцы. Некоторые – до начала трагических событий, некоторые – уже во время. Но и те, что написаны до 24 февраля, проникнуты предчувствием беды… Сегодня, всего лишь три месяца спустя после начала конфликта, тем, кто оказался по другую сторону линии фронта, уже трудно воспринимать опубликованные здесь тексты только как факт искусства. Поэзия плохо вписывается в черно-белую картину мира, порожденную ненавистью. И хотелось бы, чтобы эти наполненные болью и горечью голоса прозвучали и были услышаны. Чтобы выросшая между народами и культурами стена не полностью утратила проницаемость». Далее, среди прочих, был помещен такой стих, самая ранняя реакция на происшедший кошмар с украинской стороны:

 

Дошли вы до рек и кордонов,

и сердце мое в кулаке.

Черны стали ваши иконы,

не отбелить в молоке.

 

Боже, как там у Тычины:

про Киев – мессию – и высь.

Что ж мы тех стихов не учили?

Теки – мое сердце – сочись.

(В. Махно, пер. А. Штыпель. «Война», 24.2.2020)

 

Редакция «Неприкосновенного запаса», одного из наиболее, наверное, элитарных литературных изданий, сделала следующее заявление:

«Сейчас перед нами, служителями рефлективных, исследовательских, концептуализирующих муз Каллиопы и Клио, встала тяжелая дилемма. Какие могут быть отвлеченные разговоры в рамках разнообразных социальных наук и гуманитарного знания, когда льется кровь, гибнут тысячи людей, разрушается все то, что еще недавно было (относительно) мирной жизнью? Соблазн замолчать – или обратиться к прямому действию, отказавшись от рефлексии, – велик. Психологически он понятен.

Однако такой выбор, будучи в каком-то смысле легким и даже ожидаемым, ставит под вопрос саму профессию социолога, историка, политолога, философа, экономиста. Нельзя быть, скажем, философом до 24 февраля 2022 года, затем перестать, а потом снова сделаться им после окончания военных действий.

Редакция и авторы «Неприкосновенного запаса» сделали другой выбор. Журнал продолжает работу, по крайней мере до тех пор, пока оружие не заставит окончательно замолчать законы, пусть даже стремительно, на наших глазах превращающиеся в условность, ширму. Попробуем с этой точки зрения посмотреть на 142-й выпуск «НЗ». Этот номер задумывался еще в мирное время, что сегодня накладывает на него отпечаток, почти ностальгический. Из сегодняшнего дня все это может показаться утратившим непосредственную актуальность, так как в повестке одно – война. Потому этот выпуск журнала кажется своего рода «посланием в бутылке», которая приплыла к нам из еще недавних мирных времен».

Примерно в этом же смысле высказалась редакция «Нового литературного обозрения»:

«Дорогие читатели!

Мы делали этот номер в другое, сложное и рискованное, но тогда еще мирное время. Сегодня все изменилось, и хотя затронутые нами темы остаются актуальными, они все же представляют собой отпечаток того прежнего и уже недоступного нам мира, в котором чтение, дружба, соприкосновение с Другим через текст еще имели значение. Выражая сочувствие и поддержку всем, кто утратил сегодня опоры мирной жизни, оказался вытесненным за пределы своих национальных сообществ, мы не оставляем надежды, что когда-нибудь этот хрупкий мир значимого Другого восстановится и сообщества разрушенных границ и связей – географические, национальные, дискурсивные – снова обретут общий смысл, язык, пространство сопричастности. Татьяна Вайзер»

Замечу, что оба текста выглядят очень выверенными и продуманными: в них нет прямого осуждения России как агрессора, но, по крайней мере, слово «война» в первом из них произнесено. Учитывая, что оба журнала входят в состав очень влиятельной группы Ирины Прохоровой «Новое литературное обозрение», схожесть их позиций – апелляция к миру, который когда-либо восстановится, – объяснима.

Намного резче выступил «Транслит», литературно-критический журнал, издающийся с 2005 года в Санкт-Петербурге.

«Зловещий глитч двадцатых чисел второго месяца двадцать второго года очень быстро привел нас к пониманию, что слов у нас, причем сразу в нескольких смыслах, больше не осталось. В наиболее расхожем – их не осталось цензурных. Далее, некоторые журналисты заметили, что выведенными из строя оказались прежние, казавшиеся проверенными годами отдельные лексемы и их сочетания. Практически сразу их не осталось в гражданском смысле – любые протестные высказывания потеряли если не значение, то всякую эффективность, сталкиваясь с грубой и хорошо оплаченной (цифрами) силой и все более абсурдными законами, менявшими смысл слов на противоположный (как это уже было предсказано в романе, названном, опять же, числом «1984»)».

В конце концов, литература – способ работы со словом, и здесь подчеркнуто именно то, что привычный способ грубой силой отнят. Там же вышел текст:

«Игорь Гулин. O войне, насилии, власти и русской культуре.

Моя жизнь крепко связана с русской и советской культурой, у меня мало что есть кроме этого. Разговоры о ее конце цепляют глаз. От них хочется отмахнуться, потому что ну какая культура – это настолько неважно на фоне смертей. Но отмахнуться не получается: они слишком настойчивы и переходят во внутренний монолог. Все основные позиции здесь выглядят глупо: и (1) русской культуры больше не существует, и (2) великая культура переживет неурядицы, искусство и государство – вещи принципиально раздельные, (3) русской культуре требуется ревизия, нужно отделить в ней эмансипаторное от властного, деколониальное от имперского. Первая позиция мне понятнее и эмоционально ближе всего».

Утверждение для российского журнала сильное: русской культуры больше не существует (так же чувствуют многие другие авторы, но обычно живущие за рубежом).

Реакция «ЛиTERRAтуры» не была прямой (заявлений я не нашел), но позиция обозначена через публикации украинских поэтов (правда, довоенные) или, например, в таком стихе «иностранного агента»:

 

То же от плиты тепло,

То же розовое мыло –

Только тонкое стекло

«До» и «после» разделило.

(Т. Вольтская. «На маленькой кухне»)

 

Аналогично, я не нашел ясной артикуляции в «Новом журнале», но объявления о благотворительном антивоенном концерте в знаменитом русском ресторане в Нью-Йорке «Самовар» говорят о его ориентации.

«Литературный европеец» в мартовском номере поместил гневный репортаж Ю. Рябинина о его задержании в Москве в связи с началом войны, а позднее устами своего издателя и главного редактора Владимира Батшева заявил следующее.

«Русские и советские (российские).

Опять старая тема, старый вопрос, навязший в зубах, – в чем разница.

Да очень простой ответ: мы – русские, живем в Европе, они – российские (советские) выродки, оккупанты, убийцы идут ордой из своей Азиопы.

Но когда в Украине или в Европе не видят разницы, и станцию метро «Площадь Льва Толстого» (и саму площадь тоже, наверно) в Киеве переименовывают, то я перестаю верить в победу добра над злом. Ибо подобное переименование – победа зла».

То есть здесь не просто безусловное осуждение войны, но и полное несогласие с культурной политикой Украины – темы, безусловно, острой, но которую я не планирую здесь обсуждать.

В журнале «Мосты», выходящем тоже под редакцией В. Батшева, я не нашел официальных деклараций, но, учитывая, что журнал, как и «Литературный европеец», полностью доступен только в печатном виде, ничего нельзя утверждать. Однако можно не сомневаться, что позиция обоих журналов ясна.

Портал «Заметки по еврейской истории» имеет сложную структуру – в нем четыре крупных подраздела, каждый из которых может рассматриваться как отдельное издание, будь оно не в портале (а журнал «7 искусств» находится в портале «Журнального зала»). Там печатаются иногда взаимно противоречивые тексты и идут ожесточенные дебаты. Но если, по аналогии с «Литературным европейцем» и «Мостами», рассматривать общую позицию издания, она выглядит как однозначно антивоенная. Первые соответствующие публикации появились уже в феврале, 25-го (С. Баймухаметов) и 28-го (Э. Грайфер). Резко антивоенные статьи публикуются с тех пор постоянно (не удержусь от ссылок на свои собственные https://club.berkovich-zametki.com/?p=72213 или на яркую, хоть и спорную, работу М. Франк-Каменецкого https://club.berkovich-zametki.com/?p=69539).

«Эмигрантская лира» выступила со следующим заявлением от главного редактора:

«Не скрою, что решение о продолжении издания журнала «Эмигрантская лира» в условиях продолжающейся «специальной военной операции» в Украине далось нам непросто… Казалось бы, нелепо говорить о каком-то единении творческих людей в условиях небывалого разброда и раздрая в умах после начала «спецоперации». Но это только на первый взгляд.

Ничто не объединяет нас сейчас так сильно, как общий язык. Можно сказать и более сильно – русский язык, это единственное, что у всех нас, поэтов и читателей диаспоры и метрополии, осталось общим и незамутненным. Поэтому даже скомпрометированная людьми, далекими от поэзии, идея единства остается нашей конечной целью. Пусть даже не целью, а мечтой. Пускай на каких-то новых принципах, которые предстоит еще определить. Но, так или иначе, мы не должны сдаваться и просто обязаны продолжать нашу работу над журналом».

Как и некоторые другие, эта позиция весьма осторожная и скорее пацифистская, чем отражающая явную поддержку Украине, но все же какое-то слово сказано, за что журнал и попал в категорию «протестантов».

Куда более внятно позиционирует себя журнал «Времена», на обложке которого написано: «Украина! Мы с тобой в твоей борьбе!»

Журнал «Южное сияние», издающийся в Одессе, конечно, не мог занимать провоенную позицию. Но поскольку выходит он редко, редакция заявила, что «оставаться в стороне от событий, происходящих в нашей стране, в нашем городе, «ЮС», до этого момента подчеркнуто внесистемный, разумеется, не может, и в настоящее время идет работа над спецвыпуском журнала, в котором будут опубликованы стихи, проза, публицистика, посвященные войне».

А израильский журнал «Артикль», наоборот, не стремится к немедленной реакции: «Этот номер начал готовиться совместно с одесским литературным объединением «Зеленая лампа» задолго до трагических событий февраля 2022. Литература плохо пишется под вой сирен, поэтому военные материалы в него почти не попали. И не скоро попадут. Понадобилось около пятидесяти лет осмысления, чтобы Лев Толстой смог написать «Войну и мир». Быстро реагирует только журналистика, для настоящей литературы нужно время. Писатель носит опыт не на плечах, а в желудке – он успел его переварить». Хочется спросить: а поэт где носит? Может, где-то выше? По крайней мере, множество искренних стихов о войне было написано немедленно после ее начала.

В таблице 3 приведены журналы, в которых никакой реакции на войну не наблюдалось. Как видно, эта группа – самая многочисленная, 23 наименования. Надо заметить, что в четырех изданиях («Просодия», «Вестник Европы», «Зеркало» и «Крещатик») я не уверен, что последний доступный номер был сверстан после 24 февраля (я проверил 9 августа – новые номера не появились), так что в таблицу они не включены.

Некоторые журналы было затруднительно классифицировать. Например, «Литкультпросвет!» – нетипичное издание районного центра в Красноярском крае; прямой поддержки войны в нем не было, хотя по косвенным признакам журнал находится, скорее всего, в рамках господствующей государственной политики: например, районная администрация, которая не может не быть провоенной, преподносит главному редактору его портрет. Но оставлю сомнения в пользу журнала и считаю его «воздержавшимся».

Аналогична ситуация с журналом «Отчий край». В нем тоже не было прямых провоенных заявлений, но так как в журнале печатается А. Проханов, он выдает премию З. Прилепину – скорее всего, журнал носит вполне себе «патриотический» характер. Однако прямых призывов к «убийству через любовь» в духе приведенных выше цитат в нем не наблюдалось, так что попадает в нейтральную категорию.

Нечто подобное, но с другой стороны спектра наблюдается в журнале «Этажи». Он несравненно более интеллектуален и интернационален; в нем печатались А. Цветков, Б. Кенжеев, В. Гандельсман и другие авторы вполне определенной репутации, но в заявлении редакции – ни слова о войне. В самих материалах мне удалось обнаружить единственный стих, который можно интерпретировать как антивоенный:

 

Синее небо горит в огне,

Желтое – стало ратным,

Не «на войне» говорю, «во мне»

Рушится безвозвратно –

 

Поле, ромашки, свист щеглов

В самом начале лета.

Господи, дай немного слов,

Чтобы как-то все это…

(М. Кабашилова)

 

Но как-то мне не показалось, что это достаточно убедительно отражает позицию журнала в целом, и я поместил его в нейтральную категорию.

А с другими и таких колебаний не было. Издания, некогда составлявшие славу «русского толстого литературного журнала» как уникального феномена, – «Новый мир», «Знамя», «Нева», «Юность», «Звезда» и т. д. – как в рот воды набрали. Войны нет; даже специальной операции, о коей можно было бы хотя бы стыдливо упомянуть, тоже нет. Есть «чистая литература», коей мы и кадим. Выглядит символично появившееся в мартовском номере «Москвы» стихотворение со следующими строками:

 

Есть высшая правда, есть высшая честь

Не знать жутких тайн мирозданья,

И мы рождены, чтоб за стол этот сесть

Для выпивки и блекокотанья.

(М. Попов)

 

Вот они и не хотят знать жутких тайн, лежащих перед их носом, «блекокочут» взамен.

Теперь можно свести основные факты в таблицу 4 (четыре названных выше журнала с неопределенной позицией в нее не попали). Наиболее интересен в ней последний столбец: 22 % российских журналов войну явно поддержали, а еще 60 % о ней умолчали. Эти две группы составляют 84 % против тех 16 %, которые войну осудили. Если, опять-таки, объединить два журнала («Новое литературное обозрение» и «Неприкосновенный запас») в один в силу их общего издателя, то доля «протестантов» сократится до 13,5 %.

Таблица 4. Распределение русскоязычных журналов
по их отношению к войне

	Всего	%	В т. ч. российские издания	%
Поддержка войны	8	17	8	22
Осуждение войны	15	33	6	16
Умолчание	23	50	23	62
Всего	46	100	37	100

 

Печальная статистика. Аргумент о том, что вот, люди боятся и не высовываются, ибо посыплются на них жуткие кары, не вполне срабатывает: как видно, боятся не все, журналы никто (пока, во всяком случае) не закрывает. Конечно, если бы они активно печатали антивоенные материалы – ситуация была бы другой. Но даже разовый сигнал о том, что журнал стоит на ясной моральной позиции, мне кажется, многое значит для читателей. Это дает какой-то шанс, что в том далеком будущем, когда жизнь в стране «нормализуется» (мне не верится, что в России это возможно в какое-то обозримое время, если не случится чего-то исключительного, с 24 февраля Россия во мгле), журнал сможет без большого стыда заявлять о своей миссии.

Но как быть с теми 23 журналами, которые просто промолчали? Как оценить молчание? Что за ним стоит: страх или сознательный выбор именно в целях «сохранения лица» перед будущими поколениями? Заметьте, что молчат не только «либеральные» «Новый мир», «Звезда», «Знамя», «Дружба народов», но и «почвенники» «Наш современник» и «Москва» (я, впрочем, сужу об их репутации, за редким исключением, по очень устаревшим данным 90-х годов, когда журналы резко размежевались и когда все ясно понимали, кто есть кто).

Жалкая позиция. Это как пройти мимо хулигана, избивающего женщину, и сделать вид, что ничего не замечаешь. Высшая форма трусости и конформизма. Высшая форма моральной индифферентности – ведь никто не поверит, что журнал «не заметил» войны и ему нечего сказать по этому поводу. Как после такого читать лирику, прозу, публицистику и прочее в этом журнале? Если солгали в главном – почему не солгут во всем прочем?

Или читатель и не хочет, чтобы ему напоминали о войне (см. начало статьи), а литераторы, как наиболее продвинутые члены общества, именно это и имели в виду, поняв такое нежелание раньше других? Вряд ли – первый шок был огромным; усталость и отмежевание пришли позже. Значит, массовая трусость. Конечно, можно их судить по принципу «но ведь и не поддержали войну», как некоторые другие, хотя политически это было наиболее выгодно. Да, это примерно как в сталинские времена сказать «воздержался», когда в зале все голосуют «за». Можно. Но не уверен, что нужно. По сути, я не знаю точно, что именно стоит за решением промолчать в каждом конкретном случае (это Галич знал хорошо). Представляю себе заседания редколлегий; мудрые речи, аргументы за и против – и, в подавляющем большинстве случаев, решение премудрого пескаря – «войны нет», и сказать нам по этому поводу нечего; business as usual.

И пока кто-то не может не о войне – они, высшая каста вершителей литературных судеб огромной страны, могут.

 

Попробуй-ка теперь не о войне.

Играет солнце в выбитом окне.

Бездомные зовут на допомогу.

Идет война, с ней ужас, боль и стыд.

Ребенок плачет, значит, не убит.

Весна идет, солдат, весне дорогу!

(Р. Маркова, 23.03.22)

 

И пока кому-то «нет тяжелей вины, чем быть прохожим» – они лишь отводят глаза в сторону и проходят.

 

Жизнь порвана надвое – до войны и теперь.

Что дальше, не знаем.

Видишь кадры: орки выбили дверь,

расстреляли людей за сараем.

 

Мы, живущие вне войны,

тоже страх ощущаем кожей.

Потому что нет тяжелей вины,

чем быть прохожим.

(Р. Маркова, 20.04.22)

 

И пока для кого-то слова умерли, они продолжают их нанизывать, думая, что слова все еще подлинные.

 

Какой хроматографией разъять,

расставить пятна слов; как перестать,

в глухой ночи всемирного психоза,

гармонии подспудного гипноза

наклеивать на разума стекло?

Что есть, то есть. Что было, то прошло,

и масса наших слов мертва отныне.

Нет времени на сорок лет в пустыне.

(В. Фет. «Нет времени», 1 мая 2022)

 

Хорошая литература, к огромному сожалению, не воспитывает нацию, как не воспитывала ее и религия. Первое грандиозное разочарование на этот счет пришло в 1914 году, когда главные европейские державы, сразу после создания своих собственных великих литератур XIX века, принялись с остервенением уничтожать друг друга. Реакцией на это, в частности, стал модернизм, горькое фальшивое лекарство от невылеченной болезни бездумного убийственного конформизма. То, что и он не помог, стало ясно в тридцатые-сороковые, когда ни изгнание «дегенеративного искусства» из стран тоталитаризма, ни его расцвет в странах демократии не уберегли человечество ни от Освенцима, ни от Дрездена. Быть может, мельница и мелет, но очень-очень медленно. В целом за тысячи лет нравы смягчаются, если верить убедительной статистике С. Пинкера. Но какой процент в этом смягчении приходится на изящную словесность – не знает никто; может быть – совсем мизерный.

Однако, как бы то ни было, литература задает какие-то моральные ориентиры для тех, кто хочет на них равняться. Авторы платили за свои тексты огромную цену, часто – самую большую из возможных (сегодняшнее нападение на Салмана Рушди тому последнее напоминание). И поведение писателей и издателей отражает состояние той части общества, которая должна посылать сигнал нуждающимся. Если сигнал не подается – это чрезвычайно много говорит об обществе. «Цену» почти никто платить не хочет – значит, не за что.

Недавние события в Америке, связанные со смертью Д. Флойда, показали, насколько конформистски и беспринципно общество (в частности, научное) может вести себя при малейшем на него давлении – я писал об этом тут:

https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3866287

и тут:

https://club.berkovich-zametki.com/?p=65262.

Нынешние события в России показывают, по сути, то же самое, только по куда более важному поводу – по вопросу о жизни и смерти тысяч людей. В этом аспекте русская литература в ее отечественном изводе свое наиболее серьезное за последние три четверти века испытание проиграла с треском. Литературная же русская диаспора, насколько я могу судить, уцелела и продолжает нести «зажженные светы в катакомбы, в пустыни, в пещеры» бескрайнего цифрового мира. Война, как она обычно и делает, обнажила и этот немаловажный факт.

Якобы самостоятельный характер российской литературы заменился, за малым исключением, плоским сервилизмом. Свобода личности в который раз скукожилась под давлением государства. Открытость миру в течение последних тридцати лет ни к чему существенному не привела. Народ поддерживает войну. Директор Эрмитажа поддерживает войну. Литературные журналы или молчат, или поддерживают войну. Мне трудно представить, какой именно жалкий лепет оправданья будет литературой позднее предъявлен, чтобы замять отвращение обманутого сына пред промотавшимся отцом. Если сын вообще почувствует себя обманутым, под влиянием той новой литературы, которой его уже начинают потчевать в школе и далее…

Я представляю себе, что этот текст читает какой-либо украинец и думает: о чем это он? Какое мне дело до тонких отличий между литературными журналами в стране, солдаты которой каждый день убивают мирных жителей Украины и разрушают ее города? Да пропади они пропадом с их журналами вместе! И мне легко понять такую позицию. Но все же… Проходят годы, десятилетия. Из массы «немцев», «поляков», «украинцев» выделяются отдельные лица, попадающие в Аллею праведников; картинка из черно-белой становится мозаичной и разноцветной, каковой жизнь всегда была и будет. И становится ясно, что старина Бёрк был прав.

Игорь МАНДЕЛЬ