Рисковое дело

Но зато в нашем полушпанистом дворе Эпикура знали и относились к нему с пиететом. Обычно это оговаривалось так:

– С горла будешь?

– Чево?

– Да не чево, а Эпикур сказал, что надо!

Кто такой Эпикур, я не знал. Но как такое может быть, что дворовое хулиганье знает, а я, сын одной из немногих интеллигентных семей в нашей четырёхэтажке, нет?.. Начал узнавать.

Оказалось, что Эпикур – это не кличка и что его уже нет в живых. Всего-навсего двадцать четыре века. И его теория, что жить надо для удовольствия, вполне совпадала с моим мировоззрением. Это на тот момент. И вплоть до женитьбы.

Спустя какое-то очень недолгое время, стоя в очереди за детским питанием (не для себя, естественно), я пришёл к выводу, что Эпикур явно не был женат. Ну, древний грек, чего от него ждать? Они, все древние, были неженаты. Гетеры-то для чего?

Кто видел женатого мужчину, который целый день пишет комедии, как Аристофан? Или ходит и рассуждает вслух, как Платон? А может, играется с параллельными линиями, как Эвклид? Женатый человек может создать семью. Может создать даже несколько. Но не ожидайте, что он напишет трактат о медицине или, скажем, «Апрельские тезисы».

Цивилизации создаются неженатыми. Ну, скажем, такими, как Леонардо, Микеланджело, Руссо, Коперник, Галуа, Ньютон, Генри Кавендиш, Ван Гог…

И создаётся это все для женатых. У женатых нет времени на цивилизацию. Их удел обозначен в Торе: «Плодитесь и размножайтесь». А таблицу логарифмов пусть кто-нибудь другой изобретает.

Исключения среди женатых, которые чего-то сделали для цивилизации, конечно, существуют. Ну, скажем, Моцарт, Генрих Восьмой, Бернард Шоу, Эйнштейн, Максим Галкин, Никита Михалков, Хью Хефнер. Их вклад известен.

Ни один нормальный человек не может представить, что из окна раздаётся крик:

– Евклид, мусор я тоже должна выносить?

А он как раз работает над пятой аксиомой.

То есть, другими словами, я пришёл еще к одному выводу (это в той же очереди), что Эпикур не прав. Смысл жизни – не в удовольствиях. Это ничего не приносит, кроме диабета, раздутой алкоголем печени и неприличных заболеваний.

Смысл жизни – в риске. Всё, что мы делаем, абсолютно всё, – это риск. Ну, так, для примера. Рождение – огромный риск. Во-первых, вы без понятия, кто ваши родители. Когда вы, наконец, это узнаете, уже ничего не сделаешь.

Во-вторых, вас никто не спрашивает, хотите вы родиться или нет. Если начнёте упираться, вам же хуже: вытащат хоть за ноги, хоть за голову.

Каждая минута жизни – это игра в шансы. Ну откуда вы можете знать, что на столе стоит банка с томатным соком? Из-под стола вам же этого не видно. Чтобы было видно, вы тянете за скатерть. Результат? Вы лежите на полу под скатертью. По всей скатерти – томатный сок. С порога комнаты вашей маме все это видится как детское тельце в саване и в крови. Риск, что отныне вы будете большую часть времени сидеть на цепи, резко возрастает.

Про детский сад вообще можно не говорить. Любой скажет, что вы вряд ли донесёте свой восторг до горшка после выпитых подряд трех стаканов компота из чернослива. Риск налицо!

Школа. Вы научитесь здесь всему, чему в школе обычно не учат. Ну, например, играть в «коробок», плеваться через ноздрю, свистеть в согнутый палец. А также шевелить ушами и мазать школьную доску остатком колбасы из бутерброда.

Сюда же относится и искусство мочиться из положения «мостик» (это в туалете, естественно), и, скажем, есть кусковой мел прямо на глазах у всех. Жевать смолу, из которой делали оболочки для батареек, тоже за час не выучишься.

Конечно, я говорю о школах, которых уже нет и в помине.

Тот, кто не учился плевать через ноздрю, никогда не поймёт, с каким риском связано это умение. Достаточно сказать, что на первом этапе ходишь в соплях и слюнях. Это буквально.

Говорить же о риске, связанном с умением мочиться в туалете из положения «мостик», – трата времени. Достаточно умозрительно себе это представить. Это умение дано очень немногим. Как и лазать по гимнастическому канату вверх ногами.

Взросление же в дворовой атмосфере многоквартирного жилого дома не имеет ничего общего с жизнью придворных, скажем, при Екатерине Второй.

Про обучение куртуазным понятиям я умолчу, ибо эта тема очень специфическая. Как и используемая терминология.

А вот такие милые забавы, как дымовухи¹, бутылки с карбидом или капсюли на трамвайные рельсы, – это как курс молодого бойца. Здесь понятие риск – главная составляющая. Дымовуха может нырнуть тебе за пазуху. Или упасть на голову. Бутылка с карбидом – рвануть у тебя в руках.

А про игры с термитом – это даже не риск, а тройной риск. Таких малых, как я, к этому не подпускали. И не потому, что переживали за наше здоровье. А потому что мы своими лапками могли все испоганить и свести эффект к нулю.

Но уже в институте подходишь к высшей степени риска. И это не восхождение на Чогори или месяц в джунглях Белиза. Это – анекдоты. Нигде, ни в одной стране мира к анекдотам не относились так трепетно, как в бывшей стране молочных рек в кисельных берегах.

Прощалось почти все, но не политические анекдоты. Конечно, можно было травить безнаказанно анекдоты о Вовочке, об армянском радио, о тёщах, о Василии Ивановиче. Да пожалуйста! Но упаси бог упомянуть небожителей Политбюро.

Родители неустанно напоминали о недопустимости, во-первых, рассказывать политические анекдоты, а во-вторых, слушать их. Эти наставления не были теоретическими. Знаменитая фраза Сергея Довлатова о четырёх миллионах доносов – не проба пера.

Но кто слушает родителей, если компания подыхает со смеху, когда ты имитируешь выступление Главного на очередном съезде? Никто не сидит с серьёзным лицом и не делает заметки на манжетах. Хохочут все.

Но как потом все это становится известно? А чего тут хитрого? Это же не секретное общество, все открыто, никто не прячется. И, как круги на воде, пошло-поехало. И конечно, случайно попало в нужную ушную раковину.

И всё! На поездку из города Сумы на отдых в город Плоешть (это в Румынии) можно не рассчитывать. Даже больше! Какой там к черту Плоешть! Даже на задрипанный лыжный курорт Теллурид, что в штате Колорадо (это в Америке), можно не замахиваться.

А на месяц в колхоз – никаких ограничений. Даже упрашивать будут.

Можно запретить всё, но не анекдот. Риск, связанный с рассказыванием анекдота, большой. Ибо не дано тебе знать, какой дебил его слушает. Потому что дебил может быть отличным математиком, классной девчонкой, но с анекдотами – пониженная проходимость. Я спустя годы узнал, что в моей студенческой группе из двенадцати человек был один, который доносил. Вернее, это была она. Симпатяга, не дура, в жизни бы не подумал.

А я перед ней козлёночком прыгал, упивался своим красноречием, её неподдельным вниманием. Раздалбывал в пыль сенильное Политбюро, делился тем, чего наслушался через «Немецкую волну», Би-би-си и «Голос Америки» (80% выдумал, чтобы было интереснее). Другими словами, вёл себя как хрестоматийный деревенский дебил с прущими наружу гормонами.

Я даже дошёл до того, что начал перед ней классифицировать анекдоты (это уже клиническое состояние). Где-то это выглядело так:

– Анекдот – это короткая смешная история. Но это абсолютно беззубое и пресное определение. Это как сравнить куклу Барби с 20-летней Элли Макферсон.

Это не исследование истории анекдота, и я не собираюсь приводить примеры анекдотов XVII–XVIII веков. Те анекдоты были длиннее воскресной проповеди в методистской церкви. И где-то такие же серьёзные.

У нас же анекдоты были, может быть, единственным способом сохранить ментальную ясность.

Анекдот – это живое существо. И, как все живые существа, он бывает разных категорий. Ну, я б сказал, что анекдоты делятся на младшие, взрослые, продвинутые и сенильные.

Ну, например, типичный анекдот из младшей категории:

Пациент в госпитале. Умирает. Доктор старается как-то его поддержать:

– Ваш пульс нормальный. Ваши сердце и лёгкие в полном порядке. Никакой горячки.

– Спасибо, доктор. Рад слышать это. Вы знаете, это так приятно, когда знаешь, что умираешь совершенно здоровым.

 

Взрослая категория

Звонит телефон.

-Алло? Слушай, старик. Ты читал сегодняшнюю «Правду?» Ты не поверишь, что в ней напечатали!

-Что? Скажи, наконец!

-Ты чего, мозгами ударился? Я не могу это рассказать по телефону!

 

Более старшая категория

Только что закончилось всесоюзное соревнование на лучший анекдот. Первая премия – 25 лет лагерей без права переписки. Вторая премия – 20 лет в Севлаг, две третьи премии – 10 лет в колонии общего режима.

 

Продвинутая категория

Японский турист приехал в СССР. Ему показывают все, что только можно.

– Вам понравился наш машиностроительный завод?

– Очень каласо!

– А как вам наша автоматизированная линия по сборке автомобилей?

– Очень каласо!

– А ваше мнение насчёт нашего общественного транспорта?

– Очень каласо!

– Ну а как общее впечатление?

– Ужасное!

Сенильная категория

Москва. Всесоюзная партийная конференция.

– Дорогие товарищи! Очень скоро мы не только догоним, но и перегоним Америку!

– Здорово! Но давайте ее только догоним. Не надо перегонять.

– Но почему?

– Потому что если мы их перегоним, то они увидят наш голый зад!

 

А вообще взаимоотношения между анекдотами, рассказчиками и слушателями прекрасно иллюстрируется следующим:

Судья выходит из зала заседаний, весь трясётся от хохота, вытирает слезящиеся глаза, трясёт головой. И хохочет не переставая. Его коллега удивлён:

– Что случилось? Чего ты так заливаешься?

– Да только что услыхал потрясающий анекдот. О Господи, лопнуть можно! Это что-то неописуемое!

– Ну расскажи!

– Ты чего, с ума сдвинулся? Я только что присудил этого парня к 15 годам!

Вот почему я и утверждаю, что анекдоты – это не поход на Эверест или нырок в Марианскую впадину. Это таки рисковое дело. Особенно если очень внимательно слушают.

1 Кусок фотоплёнки заворачивается в фольгу. Один конец нагревается спичкой. В результате получается маленькая ракетка. Но летит с выкрутасами. Непредсказуема.

Alveg Spaug©2023