«Птица Неумру»

Есть люди, своим  появлением  в  судьбе  круто меняющие вектор и качество твоего пребывания на земле. Таким человеком для меня стал Николай Сундеев, – известный поэт, публицист, общественный деятель, редактор, издатель  самой первой в Молдавии  независимой  литературной газеты  «Строка».

Не знаю, как сложилась бы моя  жизнь, хватило ли бы сил пережить испытания, что последовали за  обрушением  любимой страны, если бы однажды  не отдала мои стихи на суд Сундееву коллега по телевидению, писатель и журналист Светлана Мосова. Опубликованное Николаем на страницах «Вечернего Кишинёва» горькое стихотворение памяти недавно погибшего брата  явилось неким магическим  ключом, отворившим тяжкую дверь  из  безнадёжного горестного  одиночества  в  мир  литературного братства и вдумчивого самопознания.

Это было тяжелейшее и, тем не менее, очень светлое, благодаря Николаю Сундееву, время. Все, кто причастен  к Ассоциации  русских писателей тех лет, созданной  Николаем и его друзьями и соратниками в 1990 году, до конца дней  пронесут  память об этом  редком  творческом союзе. Сообществе, где  царили  рыцарское служение  литературе,  дружеское понимание, взаимная  поддержка, тёплый юмор  в отношениях людей и строгая  требовательность  в  оценках произведений, прежде всего, – собственных. Зрелые,  состоявшиеся поэты – Николай Сундеев, Валентин Ткачёв, Олег Максимов, Виктор Голков,  отменяя действующие на территории Союза писателей «китайские церемонии», – не кичась своим опытом,  известностью, выпущенными книгами, не выстраивая никаких дистанций, не требуя подобострастия  и  не  внушая комплекса неполноценности, терпеливо,  честно  и  совершенно бескорыстно  работали  с молодыми  авторами, готовили к публикациям их рукописи  и  помогали довести до ума  дебютные  книжки.

Валентина Костишар, Инна Нестеровская, Игорь Ситалов, Ирина Найдёнова, Александр Кожухарь, Жан Кривой, автор этого материала, – наши первые сборники стихов  вышли при самом тёплом  участии  и  поддержке Николая. Шок от  исчезновения  страны, слепую жестокую ярость площадей, скандирующих «Чемодан-вокзал-Россия!», разрушение семей, отъезд друзей, – всё  это возможно было пережить, только погрузившись  в  ставшее  единственной   надёжной   средой обитания  творчество. Мы встречались на втором этаже в зале Союза писателей  каждый первый четверг месяца. Как же важен был для нас этот день! Глоток живительного чистого воздуха в исполненных едкой гарью страха буднях. С каким нетерпением он ожидался, как, в предвкушении его, вдохновенно писались новые стихи!

А потом, после «официальной части»: выступлений  поэтов и прозаиков, после коллективного обсуждения,  были дружеские посиделки – чаепития (именно чаепития!) поэтов в мастерской Иры Найдёновой, где читались запоем стихи, где не смолкали литературные споры, где друг друга слышали  и слушали, – не перебивая  горшки, какими бы горячими эти споры ни были. И всегда центром  притяжения  был спокойный и сильный  Сундеев. Он умел аргументированно и веско доказывать свою точку зрения, и  даже  самые жёсткие критические замечания в его устах звучали корректно.

И вот ещё что  делало Колину фигуру совершено замечательной: Жанна! Его невероятная, небывалая любовь к жене, полные неодолимой нежности и глубокой сдерживаемой страстности стихи.

…Когда  Коля с семьёй  уезжал, мне казалось, небо рухнуло!  Помню  железнодорожный  вокзал, пёструю толпу знакомых, провожающую всеми любимых Сундеевых, своё  плохо скрываемое отчаяние,  ощущение полного бессилия  и  состоявшейся катастрофы…

 

Разговор был тих и зыбок

средь застольной мишуры.

О печальном —

без улыбок —

говорили две сестры.

 

Многим меж собой несхожи,

хоть и кровь у них одна.

Старшая —

серьезней, строже,

кожею смуглей она.

 

В младшей —

детское начало,

своеволия родник.

Ну, а общая, пожалуй,

лишь печаль в глазах у них.

 

И на их прекрасных ликах

останавливали взор,

но никто не слышал тихих

слов, слетавших с губ сестер

 

Ведь вокруг

был смех и гомон,

были все чуть-чуть пьяны.

…Говорили о решенном :

об отъезде из страны.

 

Обо всем,

что так тревожно

души метило и жгло :

оставаться — невозможно,

отрываться — тяжело.

 

Говорили,

от застолья

как стеной отделены,

с прорывающейся болью —

об отъезде из страны…

 

И вот  Николай и Жанна Сундеевы здесь, в Кишинёве! В библиотеке русской культуры и литературы им. М.В.Ломоносова перед началом творческого вечера, названного в честь  сундеевского стихотворения «Птица Неумру», царит необычайное оживление. В читальном зале, где обычно проводятся  поэтические встречи, рассаживаются   почитатели поэзии, бывшие коллеги Коли и ученики Жанны, поэты и прозаики нынешней Ассоциации русских писателей, филологи, читатели библиотеки, члены Клуба книголюбов, Клуба авторской песни «Товарищ гитара», давние друзья и  знакомые.

Как же волнуюсь я, открывая сегодняшнюю встречу! Волнуюсь, потому что стихи 90-х годов Николая Сундеева стали фактом и моей биографии, и, по большому счёту,   биографии Молдавии. Я часто повторяю, что  самое честное свидетельство об эпохе оставляют поэты. Журналисты подчас  ангажированы и предвзяты, если не умышленно цинично лживы; прозаикам для осмысления происходящего требуется  значительное  время. Но поэт – всегда  летописец, оставляющий горячие зарубки в памяти поколений. Голос его сегодня слышат немногие, однако, то, что фиксирует поэт, остаётся  слепком времени. Так и со стихами Николая Сундеева. В них – неподкупный голос правды, голос потрясённых несправедливостью, оцепеневших в ожидании погромов, униженных и оскорблённых «русскоязычных», изгнанных  с  родной земли; голос левого берега Днестра, растерзанного нежданной, небывалой прежде здесь никогда братоубийственной сечей, история распада великой Страны.

 

Пятый месяц под огнем

дом родительский, а в нем –

папа с мамой… Ночь за ночью

бьют орудия, и с крыш

черепицу сносят –

в клочья

разорвав ночную тишь.

 

…Пережив одну войну,

на которой так досталось,

разве думали – под старость

угодить в еще одну?

Неожиданна и зла

и бессмысленна вторая –

на окраине, у края

Дубоссар, где жизнь прошла…

 

Прорываются сквозь мглу

вести из недальней дали:

в коридоре на полу

спят в одежде. Исхудали.

Ночь за ночью, день за днем

не могу ничем помочь я.

День за днем

и ночь за ночью

папа с мамой – под огнем.

 

Коля сетует, что книги и газеты, новые стихи, которые он привёз для представления, остались  в  исчезнувших по пути в Молдову  трёх  чемоданах  багажа. Но, наверное, так было задумано свыше, – встреча приобретает совершенно   нетрадиционный  формат, изменив изначальной домашней «продуманности». Заветные, главные  горючие  строчки, навсегда запавшие в душу, которые, быть может, Николай и не стал бы при других обстоятельствах читать, создают упругий стержень этого необыкновенного вечера.  Из зала раздаются  просьбы вспомнить то или иное, давно полюбившееся читателям, стихотворение. Так мы и путешествуем – «по волнам моей памяти», – верней, по волнам Колиного творчества. Своим неподражаемым голосом – спокойным и глубоким – Коля умеет «захватить» слушателя, завладеть его вниманием. Ему совсем не нужно напрягать голосовые связки или артистично декламировать, чтобы быть услышанным. Потому что выверенные и отточенные строки его доходят до каждого неравнодушного сердца.  Стихи  о  смутном  времени   и   – неведомой за пределами Молдовы –  короткой  и  лютой   приднестровской  войне, стихи  об утратах  и надеждах, об обретении внутренней свободы  и  бесстрашии, о смысле человеческого бытия. Стихи о новых горизонтах и берегах, о невероятном, нежданном счастье,  о «гриновском» городе Сан-Франциско…

 

Лифт поднимался не спеша,

и мне открылись с высоты

тридцать второго этажа

залив, и шпили, и мосты…

 

Стеклом от бездны огражден,

в прозрачном лифте, как в кино,

я видел город.

Был мне он

уже знаком немного, но

 

явил он множество миров,

соединенных без труда.

Я этих башен и дворов

еще не видел никогда.

 

Явил он улиц крутизну,

и деревянные дома –

игрушечные терема –

и парусники, и волну…

 

Был город предо мною весь –

трамвайчик, храмы и мосты…

И принял я его, как весть

раскрепощенной красоты.

 

А из зала просят почитать стихи о любви. И Коля читает много раз положеннoe на музыку стихотворение:

 

То отталкивая, то маня,

то клонясь предо мной, словно ветка,

эта женщина – только моя

до скончания века…

 

Наверное, высшая награда поэту, если его сокровенные стихи  вплетаются в канву ещё чьей-нибудь судьбы. Если читатель  несёт их по жизни, как одну из самых драгоценных реликвий. Приведённые выше строчки – из таких. Они многих заставили вслушаться в собственные чувства, они превратились в песни, они  навсегда стали эпиграфом  к  моей  нежданной  встрече с будущим мужем. В 1993 году Николай Сундеев придумал передачу о творческих людях и предложил Алле Шалимовой – редактору недавно созданного телецикла «Русский дом» провести и отснять в мастерской художника Сергея  Сулина  «посиделки поэтов». Инна Нестеровская, Александр Кожухарь, Валентина Костишар, Олег Булгак, Володя Самойленко, Ирина Найдёнова… мы все пришли  в старый  домик  в самом   сердце  города, где радушный кареглазый хозяин, художник, ликвидатор-чернобылец,  кормил  нас  ранней, крупной и сладкой  вишней с собственного дерева.

Через несколько лет эту щедрую вишню угробят соседи–ресторанщики, в неуёмном желании расширить свои владения подрубив ей корни. Совсем скоро не станет Инны Нестеровской. Вот-вот от Ассоциации русских писателей «первого созыва» в Кишинёве останутся только четверо. На рубеже веков новое руководство молдавского ТВ устроит конкурс, дабы изгнать последних неугодных, и вышвырнет Аллу Шалимову из телекомпании. Не умея жить без любимой работы, она, в отчаянии, очень скоро попадёт под машину  и скончается. Но останутся стихи Николая Сундеева об этой, и сегодня стучащей пеплом в сердце, эпохе. Но сохранится  плёнка со свидетельствами времени – жуткого времени «перемен», где, на фоне полного социального раздрая и нищеты, на фоне  дымящих  самопальных  дворовых печек, в длительный  период перекрытия Россией газа  заменивших горожанам  домашние  плиты, – словно в каком-то заоблачном подполье, читают стихи поэты, поют барды, вдохновенно  рисует   художник …

Я не отвлеклась, не отвлеклась, читатель! В библиотеке имени Ломоносова публика долго не  отпускает  Николая. Вопросы сыплются самые разные: о  вере в Бога, об Америке, о  тамошнем литературном поцессе, литобъединениях, публикациях, книгоиздании, о молодых  русскоязычных  авторах, о газете «Кстати»  и  вообще явлении русской прессы  в США,  о  приоритетах  четы Сундеевых  на новых берегах.

Эти же, или подобные,  вопросы звучат  через несколько дней и в арт-кафе «Винтаж», что уютно обосновалось рядом с бывшим кинотеатром «Шипка». Лидер  молодого литературного объединения «Белый арап» Олег Краснов вот уже год организует там по вечерам понедельников литературные встречи. Почти все «белоараповцы» и  члены Ассоциации русских писателей провели там свои «творческие отчёты». Но земляк, обретший твёрдую почву под ногами за океаном, создавший там собственное дело, выступает здесь впервые. Николай читает новые стихи (пропавшие чемоданы возвращены!) – такие необычно свежие, ветреные, солнечные, ароматные, что, кажется, всё пространство вечернего кафе  исполнено света.  «Каким вам видится Кишинёв?» – спрашивают из публики. Ответить на этот вопрос Коля доверяет своей жене. Её возмущение  положением интеллигенции, простых людей в Молдове, её гнев в отношении власть предержащих, её память  о разгуле нацизма в Молдове, вероятно,  некоторых коробят. Кто-то назидательно предлагает «забыть старые обиды и больше обращать внимание на позитивные моменты». Но мне холодная ярость Жанны понятна! Слишком хорошо мы знаем, что, скрытый  суетой обыденности, огонь  пещерного национализма  в любую минуту может снова полыхнуть во всей своей беспощадности и слепоте. И тогда разорёнными и сожжёнными зданиями Парламента и Президентуры, как 7 апреля 2009 года, не обойдётся…

Осень вступает в свои  права и  по  утрам старательно дышит холодом, хотя  дни ещё совершенно  летние, жаркие,  все  в солнечных медовых  бликах  на не торопящейся желтеть листве. Какой красивый Кишинёв, дорогой читатель,  какой красивый  «мой белый город»! Занимается рассвет. Если бы я курила, было бы, наверное, сладко выйти сейчас за дверь, присесть на порожек, покурить, послушать тишину. И сиамский   верный старенький Тиль пришёл бы  греть мои колени. И мы дождались бы  вздоха пробуждения  первой  птицы. Птицы Неумру …

 

На верхушке тополиной –

солнце поутру.

Пролетала над долиной

птица Неумру.

 

Просветленно и озонно

пела – и в ответ

откликалась в роще сонной

птица Смертинет.

 

Непростого дня начало,

майских красок смесь.

И озерная кричала

птица Светснебес.

 

Я долго писала этот материал. И работа, и болячки, и бесконечная череда обязательных дел… Но и ещё что-то мешало. Наверное, масштаб этой встречи для меня. Наверное, глубочайшее чувство благодарности поэту и Учителю Николаю Сундееву,  и острое осознание невозможности разорвать и ослабить  – ни расстояниям, ни времени –  те самые сильные, самые важные  человеческие  узы, которые,  до скончания времён, будут единственно  настоящим  человеческим  богатством.

 

Олеся  РУДЯГИНА,

поэт, председатель Ассоциации русских писателей Молдовы

 

Кишинёв     

 

Фото Татьяны СУНДЕЕВОЙ