Процесс

Ни один из пунктов, которые позволяли бы мне избежать этого, мне не подходил. Один только раз мне удалось открутиться. Это было несколько лет назад. Когда проходил начальный отбор в зале суда и меня спросили:

– У вас есть уважительные причины, по которым вы не можете выполнять обязанности члена жюри?

Я ответил:

– Да, ваша честь.

– Я вас слушаю.

Указывая на прокурора, совершенно очаровательную девушку лет двадцати восьми, которая прекрасно смотрелась в темном деловом костюме, я сказал:

– Ваша честь, это из-за прокурора. Она мне очень нравится. Я не смогу объективно рассматривать данный судебный случай. Со всем, что она ни скажет, я заранее согласен. Обвиняемый виновен. Кто спорит?

Смеялся весь зал. Прокурор покраснела, улыбнулась и уткнулась в бумаги. Даже обвиняемый хмыкнул. Судья усмехнулся и потом:

– Да, за двадцать три года такого еще не слыхал. Оригинально, молодой человек. Можете быть свободны.

Больше мне так уже не везло. Пришлось пару раз побывать на этих юридических посиделках в качестве члена жюри. И вот опять. Из почти ста кандидатов я оказался в числе достойнейших.

Нас привели в зал, где уже находились судья, прокурор, обвиняемая и ее адвокат. С моей точки зрения, дело было пустяковое. Судя по сонному выражению лиц остальных членов жюри, они чувствовали то же самое.

Обвиняемой была загорелая подтянутая девица лет тридцати, в короткой юбке, но с опущенными долу глазами. Обвинялась в неподчинении полиции. А конкретно дело вообще не стоило выеденного яйца. На хайвее ее машина слегка виляла из стороны в сторону, но разделительных линий не пересекала. Бдительный гражданин, который ехал следом, позвонил в полицию, мол, опасность на дорогах. Да, и все это происходило где-то месяцев пять тому назад.

Вызвали свидетеля, этого бдительного гражданина. Оказался лысеющим брюнетом с мясистыми губами и носом пуговкой.

– Ваша профессия?

– Я президент компании по конструированию и производству устройств по защите слухового аппарата.

Вот так, не меньше. А почему просто не сказать: в гараже делаю затычки для ушей. Помогают теща и шурин.

– Вы позвонили в полицию прямо из машины?

– Да, ваша честь. Я посчитал, что едущая впереди машина представляет опасность для окружающих.

При этих словах обвиняемая внимательно посмотрела на свидетеля и снова опустила голову. Ее адвокат делал какие-то пометки. Жюри скучало. Ни крови, ни адюльтера, ни НЛО, ни брака двенадцатилетней девочки с сорокатрехлетним тренером по плаванию – ничего, о чем можно было бы после суда рассказывать.

А свидетель, все еще пылая праведным гневом, рассказал, как ехал днем на не забитом хайвее. Впереди машина виляла. Не сильно, так, чуть-чуть. Типа водитель слегка сонный.

– Машина впереди пересекла хотя бы раз разделительную линию?

– Нет.

– Вам раньше не приходилось встречать машины, которые слегка виляют на дороге?

– Приходилось.

А вот тут мне впервые стало интересно. Я понял, куда ведут вопросы.

– А почему, свидетель, вы выделили эту машину?

И сразу же второй вопрос, который я бы задал самым первым:

– Вы знакомы с обвиняемой?

Даже за пятнадцать шагов я услыхал, как свидетель проглотил слюну.

– Да. Одно время мы встречались.

– Вы узнали ее уникальную машину? У нее, – пауза, взгляд в бумаги, – Honda Civic. Итак, вы знали, что впереди вас едет ваша знакомая?

– Да.

– Свидетель, уточните, пожалуйста, почему вы были уверены, что это машина вашей знакомой и ведет ее ваша знакомая?

Пауза.

– Мой вопрос непонятен? Мне его переформулировать?

– Я видел, как она, обвиняемая, садилась в машину на парковке яхт-клуба.

– Вы состоите членом этого яхт-клуба?

– Нет.

– И это, судя по полицейскому рапорту, был обычный рабочий день. Где-то около двух часов дня. Ваша компания находится рядом с этим яхт-клубом?

– Нет.

Еще после нескольких вопросов праведного свидетеля отпустили. Обвиняемая снова подняла голову, внимательно посмотрела на свидетеля и снова уставилась в стол.

Жюри оживилось. Тривиальность кончилась. Появилась таинственность в виде романтических отношений, наверное, ревности, озлобления, желания мести – наконец-то в этом деле появился кислород.

Потом вызвали полицейского, который ее тормознул. Поскольку всё произошло почти пять месяцев тому назад, полицейский не отрывался от блокнота.

По его данным, обвиняемая не сразу вывела машину на обочину после полицейского сигнала. Долго искала права, а выйдя из машины, оперлась на нее рукой для равновесия, глаза были красные. Запах алкоголя не присутствовал. Объяснила, что была с друзьями на яхте, выпила два бокала белого вина часа два тому. Глаза красные, потому что по радио в машине услыхала, что умерла от рака любимая певица.

В нашем жюри было семеро женщин. Я видел, как, слушая ее, некоторые поджимали губы. Непохоже, что ее рассказ вызывал у них понимание. Рабочий день, а она на яхте глушит вино. А тут не знаешь, когда присесть и в какую сторону раньше повернуться. Мне почему-то вспомнился рассказ «Присяжный» Карела Чапека.

Обвиняемой предложили пройти тест на алкоголь и она отказалась. Дело ясное. Да, и, кстати, видеокамера в полицейской машине не работала, так что записи нет.

Мы все ожидали, что адвокат ее просто повторит то, что уже известно и апеллирует к милосердию и человеколюбию. Мы все ошиблись.

Адвокат начал с того, что камера в полицейской машине работала. Запись есть. И там все не так, как говорили оба свидетеля. А теперь пусть жюри разбирается. Это была пятница, вечером предстояла встреча гигантов баскетбола. Другими словами, был стимул работать очень эффективно. Мы так и поступили.

Эту видеозапись мы просмотрели раз десять. Там было видно, что машина обвиняемой выехала на обочину сразу же, как и было приказано. Что никто не рылся в поисках водительских прав, а сразу подал их через окно. Что, выйдя из машины, загорелая девушка тридцати лет сложила руки на груди и на машину для равновесия не опиралась. Дальше вообще стало интересно.

Она на хороших каблуках. Машина на обочине. Обочина покрыта гравием. Ей велят пройти десять шагов туда и обратно. Она снимает туфли и босиком идет сначала туда, потом, слегка покачнувшись, поворачивается и идет обратно. Начинается дискуссия с полицией, мол, чего покачнулась. Ее утверждение, что она босиком и наступила на острый камень, не воспринимается. Давай, говори алфавит с конца. Дошла до буквы «т», замешкалась (я бы и до «х» не дошел).

Все ясно. Дыши в трубку. Дышит. Мало дышишь, ничего не показывает. Все, поехали в участок, будешь сдавать кровь и мочу. А заодно и в прибор будешь дышать. Поехали, кто бы спорил. А там не оказалось женщины-полицейской, которая должна присутствовать при сдаче анализа мочи. Есть в тюрьме. Поехали. Не поеду. Все ясно, один из нужных тестов проходить не хочешь. Вот и вся история.

А теперь начинается кино.

Жюри все обсудило, все посмотрело, даже что-то на доске рисовало. В результате одиннадцать за то, что виновна. Один – против. Ну, как говорится, «а Баба-яга против!..» Это я. Нет смысла приводить мои доводы. Они в двух фразах: «Все это не повод лишать человека прав на вождение на полгода как минимум. И заодно она потеряет работу».

Меня убеждали сначала по-хорошему. Потом один из жюри поинтересовался, а есть ли у меня американское гражданство. Я сказал одним параграфом, без запятых, кто он. Но, оказывается, забылся и в запальчивости произнес это по-русски. Слова были непонятны, но музыка дошла. Нас развел по углам председатель жюри.

– В общем, так, поскольку мы вас переубедить не смогли, консенсуса мы не достигли. Вы не хотите присоединиться к большинству?

– Нет.

– Ваше право. Тогда, – он вздохнул, – придется делать retrial.

И тут в полной мере проявилась моя языковая безграмотность. Я считал, что retrial – это через какое-то время, в том же составе, соберемся и будем опять пережевывать те же самые факты. И может быть, уже тогда я соглашусь с большинством. Мало того, что я так думал. Я так и сказал.

– Ну какой же в этом смысл? Все те же и то же. Мы уже это пережевали столько раз. Факты те же самые. Ничего нового. И опять будет такой же результат. Короче, хотя я против, но, так как вас большинство, так и будет.

И ни один из одиннадцати меня не остановил, не объяснил, не сказал, что я не понимаю сути повторного суда. Ведь уже было полпятого. И сегодня вечером играли гиганты баскетбола.

Как и полагается, судья спросил каждого лично. Ответ единогласен: виновна.

Давно я не чувствовал себя так вшиво. Конечно, эта обвиняемая понятия не имела, кто и как голосовал. Я не мог на нее поднять глаз. Но уже все, поезд ушел.

На парковке у здания суда меня поджидали двое из жюри. Они сказали, что их впечатлила моя борьба за справедливость, но вот они не поняли, а какого же черта я был против retrial. И за десять минут они мне все объяснили. Уже после суда.

Я знал, что жизнь зависит от многих субъективных факторов. Но чтобы настолько, узнал только сегодня.

Alveg Spaug