Потомок «красного рыцаря»

Как всегда, идеи всех уравнять и все поделить очень нравились тем, у кого ничего не было, и совсем не нравились тем, у кого что-то было. Вот и с краснознаменными альбигойцами та же история. Поскольку власть и деньги были у церкви, альбигойцев объявили еретиками, и папа натравил на них инквизицию. Их кидали в тюрьмы, жарили на кострах, и через несколько веков дело закончилось Варфоломеевской ночью, когда резали не только гугенотов, но и всех прочих еретиков. Вернее, не закончилось, так как идею убить нельзя, как говаривал киношный анархист Лева Задов. Когда началась резня, альбигойцы поняли, что дело плохо, выбрали четырех рыцарей, чтобы они спаслись из Парижа и тем сохранили идею всеобщего равенства и братства для будущих поколений. Из четырех «красных рыцарей» выжил лишь один – по имени Theremin. От него и пошла долгая родословная, где появилось множество мыслителей, включая утописта Сен-Симона. Были там еще ученые, поэты, врачи, ремесленники, музыканты: что и говорить, талантливые гены шли от этого рыцаря. Ветви рода росли, множились, и одна веточка протянулась в Российскую империю, где в Санкт-Петербурге в 1896 году родился мальчик Лева, фамилия которого на русский лад писалась Термен. О нем и пойдет здесь рассказ.

В нем смешались разные гены: французы и немцы – по линии отца, поляки и русские – по матери. Такой коктейль, как часто бывает, выдал неординарную личность. С юного возраста потомка альбигойского рыцаря потянуло к музыке: стал играть на виолончели. А еще проявился у него недюжинный научный интерес. Увлекся электричеством, запоем читал работы Фарадея и Теслы. Особенно привлекали его высокие частоты и большие напряжения. Он придумывал и ставил электрические опыты в своей домашней физической лаборатории. Там же у него была маленькая обсерватория, где через свой телескоп Лева открыл новую не то комету, не то астероид. Когда ему было 14 лет, он собрал соучеников в зале гимназии для показа своих электрических опытов. У них над головами на высоте 3 м протянул провода с напряжением в 300 тысяч вольт от трансформатора Теслы. Потом взял в руку металлический стержень и стал подносить его к проводам. Возникали электрический разряд и гудящий звук, тон которого менялся в зависимости от расстояния до провода. Манипулируя стержнем, Лев, как на виолончели, сыграл мелодию «Эй, ухнем!» и понял: электричество может превращаться в звук. Про него заговорили, появились хвалебные статьи в петербургской печати.

Окончив гимназию, Лев поступил в консерваторию по классу виолончели и одновременно в Петербургский университет сразу на два факультета: физики и астрономии. Когда началась Первая мировая война, из университета перешел он в Военно-инженерное училище и параллельно еще учился в Электротехнической военной школе. Так, еще до большевистской революции, Термен получил три диплома о высшем образовании.

Играла в нем кровь его предков-альбигойцев: революцию он принял с восторгом и до последних дней своей долгой жизни оставался верующим коммунистом. Именно верующим, а не думающим. Много лет спустя меня с Терменом познакомил цветомузыкант из Казани Булат Галеев, который впоследствии написал о нем книгу «Советский Фауст», имея в виду, что тот продал душу дьяволу. Я слышал от Булата о встречах Термена с Эйнштейном и попросил Льва Сергеевича рассказать об этом. Но он лишь отмахнулся: «Да что вы все заладили: Эйнштейн да Эйнштейн! Мне куда интереснее было разговаривать с Лениным». Нам трудно понять, почему этот дворянин, великий изобретатель, всесторонне образованный человек всю жизнь верил в утопию своих предков. Может, причина в том, что у него была натура новатора, который хочет отвергать старое, чтобы создавать новое? Возможно, видел он в революции не зло, а механизм прогресса? Впрочем, это слишком поверхностное объяснение, поэтому вернемся к нашей истории: может, потом станет яснее.

После революции он вплотную занялся радио: служил в радиотехническом батальоне, преподавал электротехнику, строил военную радиостанцию, какое-то время был начальником самой мощной в России радиостанции в Детском (Царском) Селе. А в 1920 году поступил на работу в Петроградский рентгенологический и радиологический институт к крупнейшему в то время российскому физику, профессору А.Ф. Иоффе. Абрам Федорович давал Льву самые сложные проекты, на которых ломали зубы другие инженеры. Казалось, Термен справится со всем.

Одно задание было придумать прибор для измерения диэлектрической постоянной газов. В те времена электроника было в зачаточной стадии. Лишь за 14 лет до того американец Ли де Форест изобрел вакуумный триод – усилитель слабых сигналов. Как им пользоваться, еще только учились, и потому для таких сложных задач требовались невероятные изобретательность и интуиция. Опыт у Термена с высокими частотами был уже большой, и он довольно быстро построил прибор с двумя пластинами, меж которых пропускался газ. Пластины были частью электрического генератора высокой частоты на триоде. Однажды вместо вольтметра Лев подключил к выходным клеммам прибора наушники и услышал звук, тон которого менялся от свойств газа. Но тут возникла проблема: когда его рука приближалась к пластинам, тон менялся, и точность замеров падала. Другой инженер с этой помехой стал бы бороться, но Термен был настоящий изобретатель, который в каждом недостатке видит преимущество. Он понял, что движением руки можно менять тон звука. Стал делать опыты, подбирать мелодию и совсем скоро смог исполнить на этом лабораторном приборе «Элегию» Массне – все же был он выпускником консерватории.  В институте это произвело фурор, все говорили: Термен играет музыку на вольтметре!

Так зародился первый в мире электронный музыкальный инструмент, и Лев получил российский патент номер 780. Ему пришла в голову идея использовать тот же принцип для охранной сигнализации: если пластины реагируют на руку, значит, будут реагировать и на всего человека. Надо их встроить, например, в стену, и они будут чувствовать любого проходящего около этой стены. Так появилось его второе изобретение.

Первую демонстрацию нового музыкального инструмента устроили осенью 1920 года в Политехническом институте. Там Лев исполнил на нем «Элегию» Масне, «Лебедя» Сен-Санса и соло для виолончели из балета Минкуса. Звук напоминал человеческий голос и немного виолончель, хотя и без красивых обертонов, свойственных деревянным инструментам. В октябре 1921 года Лев выступил с докладом и демонстрацией в Москве на электротехническом съезде в Политехническом музее. Кто-то из зала подсказал название: терменвокс, то есть по-латыни «голос Термена». Это название и закрепилось. Стал выступать с концертами, а весной 1922 г. его разыскал председатель Радиосовета Николаев и сказал, что он про радиомузыку рассказал Ленину, тот очень заинтересовался и хочет познакомиться. Поехал Лев в Кремль и взял с собой оба изобретения: терменвокс и охранную сигнализацию.

В одном из кабинетов Кремля был рояль, а ленинская секретарша Л. Фотиева даже когда-то училась в консерватории, так что у Льва оказался аккомпанемент. В кабинет набилось человек 15–20. Народ был весьма кондовый, революционный, и потому в основном их интересовала охранная сигнализация, а не музыка. В технике никто из них не разбирался, и датчик, который чувствовал людей на расстоянии, казался чудом. Лев, с Фотиевой в качестве аккомпаниатора, все же на терменвоксе для них исполнил несколько произведений. А самоуверенный Ильич даже сам пытался на нем сыграть «Жаворонка» Глинки, без особого, впрочем, успеха. Но сказал фразу, которую Термен потом всю жизнь с любовью повторял: «Надо это повсеместно пропагандировать». Однако больше всего Ленина очаровала бесконтактная сигнализация, и он написал Троцкому: «Обсудить, нельзя ли уменьшить караулы кремлевских курсантов посредством введения в Кремле электрической сигнализации (один инженер, Термен, показывал в Кремле свои опыты: такая сигнализация, что звонок получается при одном приближении к проволоке, до прикосновения к ней…)?” Одну из первых охранных систем Термена установили в Гохране, куда свозили реквизированные (награбленные) ценности. Ленин распорядился, чтобы Термену выдали мандат для беспрепятственного и бесплатного проезда по всем железным дорогам с лекциями и концертами радиомузыки. Так он и делал с позволения Иоффе – ездил по городам России с концертами. Как прелестно писала одна газета: «Изобретение Термена – музыкальный трактор, идущий на смену сохе…» Соха – это, наверное, виолончель.

Трех дореволюционных дипломов Термену было мало, и в 1923 году он пишет еще одну дипломную работу в Петроградском политехническом институте. Казалось, невыполнимую тему предложил его руководитель А.Ф. Иоффе: «Электрическое дальновидение», то есть телевидение. Эту сложнейшую задачу Термен с блеском решил и построил камеру и проекционный телевизор с экраном 1 на 1,5 м. Качество изображения сначала было низкое: 16 строк, но в следующей модели уже 64. Устроил он демонстрацию своего дальновидения в наркомате обороны. В зале сидели Орджоникидзе, Ворошилов, Буденный и другие в то время молодые рубаки – тот еще «интеллектуальный» сброд! Объектив телекамеры Термен выставил в окно на улицу, и вдруг на экране все увидели, как по двору идет Сталин. Это рубакам очень понравилось, выдали Термену похвальную грамоту, большую премию и пропуск в «кормушку» – спецмагазин, а дальновидение тут же засекретили и положили на полку. Лев Сергеевич пытался проект оживить, но Ленин в то время уже сам был живой труп, поддержать не мог, и все попытки развернуть работы по телевидению в СССР провалились. Так это и умерло, пока ТВ не изобрели в Америке.

В 1924 году он женился на двадцатилетней Кате Константиновой, и молодые поселились у его родителей на улице Марата. Вскоре после смерти его кумира Ленина Термен попадает в поле зрения советской секретной службы. Им заинтересовывается лично Ян Берзин, начальник Разведупра (разведывательного управления, позднее ГРУ) Красной армии, и предлагает Термену подумать о работе на Западе. Как первый шаг он советует Льву запатентовать терменвокс в Америке, и заявка подается в 1925 г. Тут приближается Международная электротехническая конференция и выставка во Франкфурте. Музыка Термена оказывается единственным, чем Советы могли удивить Европу. Его доклад и концерт на конференции стали настоящим триумфом.

Л.С. Термена отправляют на гастроли по крупнейшим городам Европы. Везде аншлаг: на его доклады и концерты невозможно достать билеты. Радиомузыкой восторгались Б. Шоу, М. Равель, О. Рeспиги, Б. Вальтер. Обычно концерт проходил так: выносили на сцену терменвокс, Лев играл стоя, иногда с аккомпанементом – пианистом или даже симфоническим оркестром. Он двигал обеими руками около двух антенн: стержень менял высоту звука и управлялся приближением правой руки, а левая рука управляла громкостью через кольцевую антенну слева.

Его научный руководитель А.Ф. Иоффе писал в газете «Правда»: «Совершенно исключительный успех имели везде за границей выступления сотрудника Физико-технического института Л.С. Термена с радиомузыкой. В парижской Большой опере за 35 лет не было такого наплыва и такого успеха». Одна берлинская газета в то время писала: «За три месяца гастролей Лев Термен превзошел самого Льва Троцкого: он совершил  мировую революцию в музыке!»

Продолжение тут

Яков ФРЕЙДИН