Посмотри на Дюка с люка!

– Женечка, сейчас стало модно иметь одесский корень! Если твоя любознательная приятельница желает осмотреть местные красоты, пусть закажет франкоговорящего гида…

– Вечно ты обрываешь меня на полуслове! – возмутился мой друг, а по совместительству член Союза кинематографистов. – Спешу тебе сообщить, что мадам Айседора – кинопродюсер, сценарист и профессиональный фотограф. Кстати, она неплохо говорит по-русски! Ее последнее увлечение – докудрама…

Следует кратко объяснить непосвященному читателю термин «докудрама». Это некий симбиоз игрового и документального кино, родоначальником которого считается редактор Би-би-си Питер Уоткинс. Именно он в середине 60-х годов прошлого века придумал, как можно органично, порой причудливо соединить серьезный научно-популярный фильм с развлекательными постановочными, т. е. игровыми кадрами, в которых заняты профессиональные актеры. Это очень помогает реконструировать и наглядно иллюстрировать, к примеру, важные исторические события.

– Айседора приехала в Одессу в поисках новых сюжетов, – таинственным шепотом закончил свою речь Женька.

– Ты гений! – я подпрыгнула от восторга. – Моя благодарность не будет иметь границ…

– Благодарить будешь потом, если сможешь заинтересовать эту капризную тетку своей темой. Только будь с ней предельно деликатной. Можешь рассчитывать на мою поддержку!

В кафе, расположенном в уютном тенистом садике напротив Оперного театра, который с незапамятных времён одесситы называют «Пале-Рояль», сидела щуплая неопределённого возраста дама в кокетливой соломенной шляпке и узких льняных брючках. Она задумчиво курила, небрежно зажав тонкую коричневую сигарету в длинных унизанных кольцами пальцах. Когда церемония знакомства закончилась, Женька подозвал официанта и тоном дамского угодника поинтересовался:

– Что пить будете, милые дамы? Кофе, коньяк… а может, по бокалу шампанского за встречу?

– Бренди и газированное вино местного производства не употребляю, – сухо предупредила нас заморская гостья и, немного поколебавшись, изрекла: – Мне джин-тоник и маслины. Кофе закажу чуть позже. После парижских кафе заказывать этот напиток нужно…

Что нужно заказывать после парижских кафе, мы с Женей не знали, посему решили взять по чашке туземного капучино.

По-русски Айседора говорила действительно свободно, тем не менее начинать разговор с абсолютно незнакомым человеком всегда сложно. Я рискнула пойти на азартную импровизацию:

– Скажите, родители назвали вас в честь Айседоры Дункан?

Француженка сдержанно кивнула.

– Кстати, эта скандально известная танцовщица приезжала в Одессу два раза. Она выступала на этой сцене, – я помахала рукой в сторону нашего знаменитого Оперного театра. В ответ последовал очередной бесстрастный кивок. Разговор не клеился. Я растерялась. Тут мне на помощь пришел Женька.

– Знаете, во время последних одесских гастролей Дункан в 1924 году произошел курьезный случай…

Наша гостья вытащила из сумочки маленький диктофон в изящном кожаном футлярчике и нажала на кнопку.

– После официального выступления в театре Айседора согласилась дать вечером приватное представление для очень узкого круга поклонников в гостинице «Лондонская». При этом танцовщица поставила одно категорическое условие: среди приглашенных не должно быть ни одной женщины! В числе немногочисленных избранных оказались писатели Исаак Бабель и Борис Пильняк. Одесская знакомая Бабеля, страстная поклонница Дункан, слезно просила Исаака уломать капризную американку позволить ей прийти на спектакль. Находчивый Бабель придумал сказать Айседоре, что присутствующая женщина и не женщина вовсе, а… известный в городе гермафродит. Но самое примечательное, что нелепая пляска Дункан произвела на приятельницу Бабеля удручающее впечатление. Немолодая и довольно грузная балерина прыгала босая на столе, постепенно сбрасывая с себя какие-то разноцветные одежды…

Прибыл наш заказ. Пока официант хлопотал вокруг столика, я решила перехватить инициативу.

– История нашего замечательного города удивительна, – начала я издалека.

– Я много читала об Одессе, вот почему я здесь, – чопорно изрекла Айседора, – однако факты из жизни вашего города должны быть интересны не только его жителям, но иметь некую общеевропейскую ценность… – Многозначительно взглянув на нас, француженка выключила диктофон, изящным жестом подхватила свой бокал и веско добавила: – Они должны заинтересовать моих соотечественников…

– Вот именно! – радостно воскликнул Женька. – Мы абсолютно уверены: французы обязательно заинтересуются! У нас имеется потрясающая тема…

Как многоопытный конферансье, он махнул рукой в мою сторону, словно приглашая на невидимую сцену.

Боже мой, сколько же лет я ждала возможности рассказать о своем многолетнем увлечении одним замечательным человеком! Мною владеет возвышенное чувство сродни мистическому благоговению перед выдающейся, совершенно неординарной личностью. Итак, моего героя зовут Арман Эммануэль София-Септимани де Виньеро дю Плесси, граф де Шинон де Фронзак. Он был прапраправнучатым племянником знаменитого кардинала Ришелье, пятым герцогом и, увы, последним прямым отпрыском этого некогда могущественного рода. В наших краях Армана Эммануэля уважительно окрестили на русский манер Эммануилом Осиповичем. Но вот уже более двух столетий одесситы с фамильярной нежностью зовут его просто Дюк.

– Дюк… Дюк… – пробормотала Айседора. – …это ему памятник на Приморском бульваре?

– Да! Одиннадцать лет этот человек был градоначальником Одессы и военным губернатором огромного Новороссийского края. Но памятник установили уже после его смерти. И как же жаль, что о его жизни и деятельности не создали ни одного фильма!

– Разве он умер не здесь? – вежливо удивилась Айседора.

– Нет, он вернулся на родину, во Францию, чтобы принять из рук Людовика XVIII пост премьер-министра. Кстати, эту должность Ришелье занял после того, как король убрал из правительства известного политического интригана Шарля Талейрана. Дюк умер в Париже и похоронен в фамильном склепе на территории Сорбонны в капелле Святой Урсулы Сорбонской. Рядом покоится его знаменитый предок – кардинал Ришелье.

– Губернатор Новороссии, потом французский премьер-министр, – Айседора ловко проткнула маслину пластмассовой шпажкой. – Обычная по тем временам карьера дворянина из знатной семьи. Что в этом интересного?

– Карьера Дюка невероятно интересна и совершенно необычна!

– Допустим, – милостиво согласилась Айседора. – Скажите, о чем вы собираетесь делать кино? Если это история жизни губернатора по имени герцог Ришелье, то никто это смотреть не будет, и никто не даст серьезных денег. В основе вашего рассказа должен лежать мощный конфликт, ошеломляющая интрига, которая расшевелит даже самого нелюбопытного обывателя…

Видимо, почувствовав мое замешательство, француженка снизошла до разъяснения.

– Хорошо, давайте так. Полагаю, ваш герцог был женат. Но его супруга осталась во Франции и в Россию с ним не поехала. Я угадала? Осмелюсь предположить, что у герцогини были на то веские причины. Скорее всего, дама не пожелала покидать Париж, – Айседора насмешливо прищурилась. – Променять самый блестящий королевский двор Европы на дикую степь северного Причерноморья – уверена, на такое способна разве что городская сумасшедшая. Хотя не исключаю страстное увлечение каким-нибудь бравым мушкетером. Но, скорее всего, ваш герой, единственный наследник одной из самых богатых фамилий Франции, просто не соизволил позвать женушку за собой в «командировку», чтобы она не мельтешила у него перед глазами. Вот вам и конфликт! – с довольным видом Айседора откинулась на спинку кресла и закурила.

– Вы ошибаетесь, все было совершенно не так!

Господи, как рассказать этой самодовольной французской гусыне невероятно трагическую историю личной жизни моего героя? Увы, у Дюка не было семьи, хотя жена у него имелась. В пятнадцать лет его женили на тринадцатилетней девице Розалии, дочери герцога де Рошешуар. Невеста принадлежала к одной из самых родовитых и богатых семей Франции, но бедняжка была не просто уродлива, она была калекой! У несчастной имелось целых два горба: один – на спине, другой – на груди, из-за чего ее немощное тело имело устрашающую паукообразную форму. Впервые увидев свою будущую жену перед самой свадьбой, красавец Арман Эммануэль пришел в такой ужас, что заперся у себя в комнате и сутки оттуда не выходил. После венчания, выйдя из церкви, новобрачный спешно покинул Париж и целых два года путешествовал по Европе.

– Потрясающе! – радостно всплеснула руками Айседора и торопливо включила диктофон. – Отличная интрига, ее нужно только правильно развить!

– Нет! – воскликнул Женька. – Даже циничные и острые на язык современники Ришелье деликатно избегали разговоров о герцогине…

– Как знаете, – наша гостья не пыталась скрыть своего разочарования. – Тогда осталось зацепиться за служебную карьеру вашего Дюка…

– Тут тоже все очень непросто, – вздохнула я.

Принадлежность к высшей французской аристократии предлагала Ришелье небогатый ассортимент при выборе жизненной стези. Он мог вступить в гвардию или командовать армиями на полях сражений. Мог примкнуть к толпе интриганов и честолюбцев, окружавшей королевский трон, и сделать карьеру при дворе. Впрочем, ни военная служба, ни светская жизнь герцога не привлекали.

– Почему только армия или двор? – удивилась Айседора. – А быть просто беззаботным кутилой и ловеласом – разве это не занятие, достойное отпрыска такого знатного рода, как Ришелье?

– Исключено! У герцога было обостренное чувство чести, долга и справедливости…

– Помилуйте, – поморщилась француженка. – О честных, справедливых и добродетельных фильмы нынче не снимают. Такие герои скучны и маловыразительны. Современному зрителю подавай жизнеописания авантюристов, жуликов и бойких мошенников. Поверьте моему профессиональному чутью, лет через пятьдесят, а может и раньше, какой-нибудь проворный писака накропает шаловливой ручонкой биографию господина Мавроди, создателя знаменитой пирамиды МММ. И возникнет дивная легенда об умном, ловком и невероятно обаятельном предпринимателе, который ухитрился обмануть полстраны. Об этом точно снимут фильм!

Я поймала тревожный Женькин взгляд. За столом повисла неловкая пауза.

– Ладно, давайте вернемся к нашим баранам, – милостиво предложила Айседора.

– Гм, так вот, служебная карьера, – упавшим голосом промямлила я.

В свои тридцать семь лет, когда большинство сверстников уже подводили некоторые итоги своей бурной молодости и могли похвастаться неплохими результатами, Ришелье гордиться было абсолютно нечем. Выражаясь современным языком, он был типичным лузером. Однако главные неприятности у герцога были еще впереди. Грянула Великая французская революция, и обладатель крупнейшего состояния Франции превратился в нищего «гражданина Ришелье». У него отобрали и национализировали не только обширные земли и замки, но и знаменитую коллекцию картин, которую с такой любовью и тщательностью всю жизнь собирал прадедушка кардинал. Позже картины передали в Лувр, а перед Дюком навязчиво замаячила тень гильотины на Гревской площади.

– Жизненные трагедии обычно превращают людей в циников, – заметила Айседора.

– К Ришелье это не относилось, – сухо заметил Женя. – Тем более что на трон Российской империи взошел его старинный приятель Александр I. Самодержец предложил герцогу на выбор две должности: служить в гвардии Санкт-Петербурга или стать градоначальником в Одессу…

– Почему Одесса? Разве в огромной Российской империи не было перспективных городов, которые нуждались в толковом руководителе? – закуривая очередную сигарету, поинтересовалась Айседора.

Эх, не зря бабка Александра I вошла в мировую историю под именем Екатерины Великой. Эта дама имела выдающийся государственный ум! Императрица прекрасно понимала, что России позарез нужен современный торговый порт с удобной незамерзающей гаванью, чтобы помещики богатых черноземных губерний могли вывозить на экспорт пшеницу твердых сортов, из которой в Италии так любили делать макароны, а в соседней Франции выпекали знаменитые круассаны. Самым подходящим оказался черноморский залив с маленькой турецкой крепостью Хаджибей. Незадолго до этого ее отобрал у турок генерал-майор де Рибас.

Итак, 1803 год. Одесса. Не город, а скорее крошечное поселение, вся «промышленность» которого состояла из фабрики по производству пудры, одного макаронного цеха, трех кирпичных заводиков, двух винокурен и предприятия по изготовлению свечей. Это давало работу полутора сотням жителей. Остальные, кроме тех, кто числился по казенному ведомству, перебивались случайными заработками, нанимались сезонными рабочими, занимались мелочной торговлей, просто воровали. Одесситы первой волны – это в основном беглые крепостные крестьяне, бродяги, подозрительные иностранцы и откровенно криминальные личности. К тому же на много миль вокруг простиралась бескрайняя степь. Не было ни одного колодца с доброкачественной питьевой водой, полностью отсутствовали деревья как для строительства, так и для отопления. Горожане обитали в убогих глиняных мазанках, крытых соломой.

– Уважающий себя европейский дворянин с негодованием отказался бы от подобного назначения, не так ли? – Айседора залпом допила остатки джина.

– Вынуждена с вами согласиться, тем более что Одессу тогда называли не иначе как «пиратской колонией» и «помойной ямой Европы». Это был один из самых криминогенных городов Российской империи!

Экономисты и краеведы по сей день недоумевают, как Ришелье всего за неполные одиннадцать лет превратил «пиратскую колонию» в процветающий европейский город. Дюк сумел внедрить в Одессе совершенно новаторскую хозяйственную систему. При этом у него не было крепостных крестьян – основного трудового резерва тогдашней Российской империи, не было и пресловутых бюджетных средств, которые так привлекательны для чиновников-казнокрадов. Герцог создал в городе удивительный механизм созидательного духа, где не существовало привилегий для избранных и не было особых мер поддержки для нерадивых и ленивых. В Одессу потянулись богатые заморские купцы, которых называли тогда на французский манер негоциантами. Появились иностранные консульства, торговые дома, рестораны, банки, храмы, лицей по типу Царскосельского, публичная библиотека, отличный театр. И первый в Российской империи коммерческий суд! Герцог начал строить культовые здания для всех конфессий без исключения, утверждая тем самым равенство граждан Одессы, независимо от количества мусульман, иудеев или тех, кто исповедовал старообрядчество. Дюк, используя всё свое влияние на Александра I, сумел убедить российского самодержца даровать молодому городу статус порто-франко, тем самым обеспечив на долгие годы благосостояние не только Одессе, но и всему Новороссийскому краю. Когда Ришелье покинул город в 1814 году, годовой торговый оборот бывшей «пиратской колонии» составлял около 30 миллионов рублей – сумма по тем временам колоссальная!

Айседора ловко стряхнула столбик сигаретного пепла в блюдечко с косточками от маслин:

– Как я понимаю, Ришелье недурно выполнял свой профессиональный долг. Но об этом не обязательно снимать кино, достаточно написать статью в местной газете…

Ехидный тон француженки не на шутку рассердил меня.

– Статью в газете? Да вы хоть понимаете, что этот уникальный опыт необходимо тщательно изучать, популяризировать и попытаться воссоздать хотя бы частично! Ведь всё очень просто, когда знаешь как. Герцог, кстати, руководил городом по принципу личного примера…

С первых же дней своего пребывания в нашем пыльном степном крае герцог занялся его озеленением. Именно Дюку принадлежала идея высадить белую акацию, ставшую символом Одессы. Саженцы, семена, цветочную рассаду он выписывал из Франции и Италии и бесплатно раздавал всем жителям с одним условием – ухаживать за растениями как за малыми детьми. Градоначальник лично проверял насаждения. Обнаружив где-то вялые листочки, он не ругался и не штрафовал разгильдяев, а нес лейку с водой. И не было случая, чтобы смущенный хозяин не выскочил навстречу с извинениями и клятвами, что такое больше не повторится. Современники подчеркивали простоту и либерализм Ришелье. Он часто ходил по городу пешком в старенькой шинели, запросто заходил в купеческие лавки, беседовал с их владельцами о делах, с удовольствием принимал приглашения на греческие крестины и еврейские свадьбы, очень любил потанцевать. Но, как отмечали одесситы, при всей своей простоте, доступности и полном отсутствии высокомерия вид у Ришелье всегда был грансеньорский!

– Достаточно эксцентричное поведение, вы не находите? – хмыкнула Айседора.

– Это вы называете эксцентричным поведением? – удивленно переспросил Женька. – А знаете ли вы, что в 1812 году, когда случилась война с Наполеоном, в Одессе началась эпидемия чумы. Только представьте этот ужас: мертвая тишина на улицах, горящие костры, скрип телег, увозящих горы мертвых тел. Объятые страхом обыватели наотрез отказывались хоронить умерших. Тогда пятый герцог и потомок кардинала решительно взял в руки лопату. И горожане устыдились своего малодушия…

– Кстати, – перебила я своего приятеля, – Ришелье не только блестяще организовал всеобщий противочумный карантин. Он приказал бесплатно раздавать жителям хлеб и другую снедь из запасов одесского военного гарнизона, лишив возможности нечистых на руку торговцев нажиться на трагедии! Вот так Дюк завоевал любовь и уважение. Оказалось, что чиновник, обремененный почти неограниченной властью, может быть честным, бескорыстным и справедливым…

– Мне кажется, – веско добавил Женя, – рассказ о жизни и деяниях герцога Ришелье мог бы стать образцом для подражания для чиновников наших стран…

Неожиданно в «Пале-Рояль» въехал огромный черный джип, который остановился прямо под знаком «проезд запрещен». Из машины вылезли три бритоголовых братка в одинаковых черных костюмах. Эти субъекты были поразительно похожи на самцов сивучей: круглые маленькие головки, сонные маловыразительные глаза, жирные складки на загривках. Окинув посетителей тяжелым недобрым взглядом, троица шумно протопала в соседний ресторан.

– Не думаю, что наши и ваши чиновники нуждаются в каких-то особых примерах для подражания! – высокомерным тоном изрекла Айседора. Она демонстративно выключила диктофон и стала собираться, давая понять, что разговор окончен.

Я вдруг остро, до слез ощутила унизительную и совершенную смехотворную нелепость ситуации. Что ж, раз ничего не получилось и терять мне нечего, может, стоит поставить на место эту надменную дамочку? Я медленно встала, в упор посмотрела на француженку и, стараясь придать своему голосу добродушно-приветливый тон, изрекла:

– Перед отъездом обязательно сходите на Приморский бульвар. Рядом с памятником Ришелье люк такой имеется. Встаньте на этот люк и посмотрите на Дюка. Это особый ритуал. Прощайте, было… гм … приятно познакомиться!

Боковым зрением я увидела, как отвисла челюсть у члена Союза кинематографистов, как он засуетился, подзывая официанта…

Женька догнал меня у фонтана Оперного театра, подхватил под руку, тихо забормотал:

– Зря ты так, Айседора неплохая тетка, правда, гонору выше крыши…

– Скажи, почему меня все время пытаются убедить, что «герой нашего времени» – это обязательно ловкий и циничный мошенник или откровенный негодяй? Я не верю, что зрители хотят видеть таких персонажей. Хоть убей не верю!

– Ради бога, успокойся! Уверен, мы еще найдем продюсера, который заинтересуется твоим сценарием. Да не беги ты так! Я едва за тобой поспеваю…

– Прости, пожалуйста, я… не знаю, что со мной, не знаю, как объяснить, убедить, достучаться до тех, от которых так многое зависит! Ты, кстати, обратил внимание, что сегодняшняя жизнь как-то совершенно незаметно утратила некую духовную ноту. Ведь одним материальным долго сыт не будешь! Скажи, Женя, кто из твоих знакомых бизнесменов хоть раз поделился с тобой своей мечтой: разбить в городе новый парк, собрать коллекцию произведений искусства и подарить ее городу? Или просто найти талантливого маленького художника или нищего музыканта и оплатить из своего туго набитого кармана его обучение в консерватории?

Женя громко вздохнул и отвернулся. Мы молча шли по Приморскому бульвару и наконец дошли до памятника пятому герцогу Ришелье. Несколько веселых подростков, громко смеясь и толкая друг друга, пытались встать на знаменитый водопроводный люк. Рядом группа туристов сосредоточенно слушала лекцию молодой девушки-экскурсовода. Из-за шума до нас с Женей долетали лишь отдельные фразы:

«…памятник открыт в 1826 году… сама бронзовая скульптура и горельефы, символизирующие торговлю, земледелие и правосудие, отлиты в Санкт-Петербурге. … Герцог изображен в римской тоге со свитком в левой руке. … Знатоки утверждают, что в руке у Дюка не просто казенная бумага, а тот самый исторический указ Александра I о даровании нашему городу статуса порто-франко! – Тут девушка сделала эффектную паузу и тоном заговорщицы сообщила: – Одесситы всегда были остроумными оптимистами. В нашем городе не принято грубо посылать несимпатичного человека на пресловутые три буквы. Достаточно предложить этому нехорошему индивидууму подойти к памятнику и встать на люк. И тогда свиток в руке первого градоначальника и губернатора Новороссии недвусмысленно укажет ему то место, куда его только что отправил острый на язык горожанин!»

– Знаешь, – сказал Женька, задумчиво глядя на Дюка, – я искренне верю, что тот бесценный запас любви и радости, который герцог Ришелье подарил Одессе, еще не иссяк. Он обязательно поможет нашему замечательному городу возродиться из пепла, как птица феникс. Потому что добро всегда побеждает зло. Ради этого стоит жить!

Что ж, как говорят у нас в Одессе, что ещё по этому поводу можно добавить, кроме ничего?

Галина КОРОТКОВА