После лекции вспомнилось многое…

В минувшее воскресенье мы с женой были в Сан-Франциско, в клубе «Литературный огонек» им. Р. Богомольной, на лекции Лены Вчерашней, посвященной жизни и творчеству Анны Ахматовой, Марины Цветаевой и Арсения Тарковского. Мы слушали затаив дыхание, так было интересно. Речь шла о судьбах любимых нами поэтов, об их переживаниях по утраченным близким. В 1923 году Ахматова написала строки о новогоднем свидании с призраками умерших:

 

И месяц, скучая в облачной мгле,

Бросил в горницу тусклый взор.

Там шесть приборов стоят на столе,

И один только пуст прибор.

 

Это муж мой и я, и друзья мои

Встречаем Новый год.

Отчего мои пальцы словно в крови

И вино, как отрава, жжет?

 

Арсений Тарковский в 1940 году, вспоминая умерших близких, повторил мотив:

 

Стол накрыт на шестерых –

Розы да хрусталь…

А среди гостей моих –

Горе да печаль…

 

Цветаева откликнулась в 1941 году своим последним стихотворением-упреком:

 

Всe повторяю первый стих

И всe переправляю слово:

– Я стол накрыл на шестерых…

Ты одного забыл – седьмого.

 

Невесело вам вшестером.

На лицах – дождевые струи…

Как мог ты за таким столом

Седьмого позабыть – седьмую?

 

Тарковский был последним, к кому Марина Ивановна испытывала сильное чувство, поэтому прозвучал этот упрек. (К адресату он попал только в 1982 году.)

На лекции Лены Вчерашней я узнал также много новых имен, записал их для памяти. Выступление сопровождалось замечательной игрой на фортепиано, звучали мелодии Шуберта, Листа, Прокофьева.

После лекции вспомнилось многое. Арсения Тарковского мне довелось слушать в конце 60-х, мало кто его знал тогда из моих знакомых. Он выступал в институте, где я учился, в зале было человек сорок. После выхода фильма «Зеркало» о поэте заговорили.

У Ахматовой запомнилось стихотворение «Сероглазый король», его с молодости любила моя мама. Я же люблю «Лотову жену»:

 

И праведник шел за посланником Бога,

Огромный и светлый, по черной горе.

Но громко жене говорила тревога:

Не поздно, ты можешь еще посмотреть

На красные башни родного Содома,

На площадь, где пела, на двор, где пряла,

На окна пустые высокого дома,

Где милому мужу детей родила.

Взглянула, и, скованы смертною болью,

Глаза ее больше смотреть не могли;

И сделалось тело прозрачною солью,

И быстрые ноги к земле приросли.

 

Кто женщину эту оплакивать будет,

Не меньшей ли мнится она из утрат?

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный

взгляд.

 

Мне видится тут перекличка со строчками 1939 года:

 

Жить – так на воле,

Умирать – так дома.

Волково поле,

Желтая солома.

 

Цветаева часто влюблялась, что отражалось в стихах о несчастной любви. Когда-то я был на лекции, где рассказывалось об адресате стихотворения «Волк», приведенного в эпиграфе, но память меня подводит. Вспоминается только фотография человека с волчьим взглядом и с седоватой шевелюрой.

В спектакль Театра на Таганке «Добрый человек из Сезуана» была вставлена песня Александра Дулова на стихи Цветаевой «Мой милый, что тебе я сделала?!» в исполнении Бориса Хмельницкого:

 

Вчера ещё в глаза глядел,

А нынче – всё косится в сторону!

Вчера еще до птиц сидел –

Всё жаворонки нынче – вороны!

 

Я глупая, а ты умен,

Живой, а я остолбенелая.

О, вопль женщин всех времен:

«Мой милый, что тебе я сделала?!»

 

И слезы ей – вода, и кровь –

Вода, – в крови, в слезах умылася!

Не мать, а мачеха – Любовь:

Не ждите ни суда, ни милости.

 

Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая…

И стон стоит вдоль всей земли:

«Мой милый, что тебе я сделала?»

 

Вчера еще – в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал –

Жизнь выпала – копейкой ржавою!

 

Это стихотворение – обращение к Осипу Мандельштаму после разрыва с ним в 1920 году. Напомню строки 1916 года, обращенные к Мандельштаму:

 

…Я знаю, наш дар – неравен,

Мой голос впервые – тих.

Что вам, молодой Державин,

Мой невоспитанный стих!..

 

В 80-е была модная тема для обсуждения – любовный треугольник и роман в письмах Бориса Пастернака, Марины Цветаевой и австрийского поэта-символиста Рильке (1875–1926). Я в эту историю никогда не углублялся.

Хочу завершить заметку стихотворением Марины Цветаевой 1916 года, которое мне очень нравится:

 

Всюду бегут дороги,

По лесу, по пустыне,

В ранний и поздний час.

 

Люди по ним ходят,

Ходят по ним дроги,

В ранний и поздний час.

 

Топчут песок и глину

Страннические ноги,

Топчут кремень и грязь…

 

Кто на ветру – убогий?

Всяк на большой дороге –

Переодетый князь!

 

Треплются их отрепья

Всюду, где небо – сине,

Всюду, где Бог – судья.

 

Сталкивает их цепи,

Смешивает отрепья

Парная колея.

 

Так по земной пустыне,

Кинув земную пажить

И сторонясь жилья,

 

Нищенствуют и княжат –

Каторжные княгини,

Каторжные князья.

 

Вот и сошлись дороги,

Вот мы и сшиблись клином.

Темен, ох, темен час.

 

Это не я с тобою, –

Это беда с бедою

Каторжная – сошлась.

 

Что же! Целуй в губы,

Коли тебя, любый,

Бог от меня не спас.

 

Всех по одной дороге

Поволокут дроги –

В ранний ли, поздний час.

 

Иван СЕРБИНОВ

Саннивейл