Политика или история?
Мы живем сиюминутной злобой дня, особенно сейчас ввиду российско-украинского напряга, далеко не заглядывая, что день грядущий нам готовит. Паче политики, а тем более самодержцы, которые не видят дальше собственной могилы, – не я сказал.
Неучтенный фактор: страх
Мог ли представить фюрер, что его тысячелетний Рейх продлится всего 12 лет? А вот дневниковая запись Людовика Шестнадцатого от 14 июля 1789 года: «Ничего». Это был день взятия Бастилии – начало конца монархии и лично монарха: он был гильотинирован вместе с королевой через три с половиной года после этого «ничего».
Или русскую историю прошлого века взять. Празднуя 300-летие дома Романовых в 1913 году, предчувствовал ли царь Николай II, что четыре года спустя именно на нем закончится не только династия, но и монархия, а его самого вместе со всем его несчастным семейством ждет мученический конец? Мог ли Ленин предсказать, что Сталин уничтожит его соратников, которых называл умниками, но переумничал всех до одного? А мог ли Сталин, без малого 30 лет тиранивший матушку Русь, предвидеть, что через три года его культ личности будет разоблачен Хрущевым, одним из самых ничтожных его клевретов, которым он помыкал и заставлял на пирах Вальтасара танцевать гопака? Могли ли, наконец, постсталинские вожди от Хрущева до Андропова предвидеть конец социализма в отдельно взятой стране и распад СССР?
Политики, как им и должно, близоруки и живут политикой, не замечая, что существуют одновременно в истории, с которой «мы обвенчались волей и неволею, и нет развода. История – половина наша во всей тяжести этого слова». Спасибо за чудную, пусть и укороченную мною цитату писателю-декабристу Бестужеву-Марлинскому. А теперь слово его современнику, поэту и князю Петру Вяземскому. В своей «Старой записной книжке» он оставил такую вот запись, помеченную 14 сентября 1831 года во время антирусского восстания в Польше: «Польшу нельзя расстрелять, нельзя повесить, следовательно, силою ничего прочного, ничего окончательного сделать нельзя. При первой войне, при первом движении в России Польша восстанет на нас, или должно будет иметь русского часового при каждом поляке».
А теперь гипотетически подменим Польшу на Украину: русский часовой при каждом украинце? Гипербола, конечно, автор этой статьи и так уже прослыл пацифистом за то, что по мере своих возможностей из кожи вон лезет, чтобы предотвратить безумную, бездумную, бессмысленную войну между славянами, пусть семейные ссоры самые громкие. Тем более в мировом, включая российский, ковидном контексте. Сошлюсь на недавний стих русского поэта Евгения Лесина:
Я лежу, боюсь ковида,
В телевизоре толпой
Все кричат про Украину:
Нападем? Не нападем?
Иностранные агенты
Отравили Чистый пруд.
Снова плитка встала дыбом,
А я маленький такой.
Ну да, прямой отсыл не только к песне Вилли Токарева, но и к тому «маленькому человеку», которого вывели в люди, то бишь на историческую авансцену, Пушкин и Гоголь, а потом пошло-поехало – вплоть до Чехова и Кафки. Вот кто главный страдалец мировой (а не только русской) истории, вот кого надобно беречь и защищать от политики и от политиков любых мастей.
По сути политика – часть истории, а не наоборот. Взять ту же Польшу, которая больше чем на столетие, с 1795-го по 1918-й, утратила государственность и исчезла с политической карты мира, считай, с лица земли, поделенная между Россией, Пруссией и Австрией. Да и в XX веке ей пришлось не солоно: раздел между Германией и Советским Союзом во время Второй мировой, а после нее – зависимое существование в Восточном блоке – Варшавском пакте. Однако же правы оказались польские патриоты с их оптимистическим лозунгом: «Еще Польска не сгинела». Но даже они вряд ли могли предсказать нынешние польские амбиции. Так ли уж безосновательны тамошние националистические мечты о восстановлении Речи Посполитой, которая больше двухсот лет регионально доминировала в Восточной Европе, включая в свой состав в том числе русские и украинские земли? Пусть утопия, но по самым скромным политическим и экономическим прогнозам Польше предстоит уже к концу этого десятилетия выдвинуться в ведущие европейские страны, потеснив прежних вожаков.
Что Польша! Вот и президент соседней страны Володимир Зеленский ничтоже сумняшеся назвал Украину державой. Почему нет? Пусть преждевременно, но в каком-то и не так чтобы очень отдаленном будущем. К тому же население Украины – 44 миллиона, в то время как Польши – 38 миллионов. Что тоже немаловажно. С этим количественным фактором позарез необходимо считаться украинским соседям. И не только соседям. Не в этом ли одна из причин озабоченности Запада, включая США, украинскими делами? Никакого сравнения, скажем, с 9-миллионой Беларусью. А берут ли это в расчет в Кремле? Иметь Украину во врагах России нельзя ни в коем разе.
Конечно, есть политики близорукие, а есть – куда реже – дальнозоркие. Из дальновидцев впереди планеты всей Китай, без разницы, кто его возглавляет: высоко сидит, далеко глядит. Его экономические депозиты в азиатские, африканские и латиноамериканские страны свидетельствуют о прозорливости и долготерпении Поднебесной. Геополитическая заинтересованность перенаселенного Китая в малонаселенных пространствах Дальнего Востока и Сибири вплоть до Байкала самоочевидна. Пора ли говорить о мирной экспансии – не знаю, не синолог. Само собой, России необходимо поддерживать с Китаем добрососедские отношения, но не рассчитывать на него в конфликтных ситуациях типа нынешней – по принципу «дружить не с кем, а против кого». Союзник из Китая никакой. Вот он даже Крым наш не признал, хотя сам захватил Тибет – с тех пор далай-лама в изгнании. Верный конфуцианской доктрине – его идеологии навсегда поверх внешних окрасов, – Китай сам за себя. Точка.
Нет, я не настроен апокалиптически, хотя какой контраст между истеричными американскими, европейскими, да и российскими грозными заявлениями с одной стороны, а с другой – мирными призывами украинских лидеров к своим гражданам не паниковать, спички и гречу не закупать, прямой угрозы пока что нет, нечего сильно заморачиваться насчет войны. Или это типа того, о чем писал Тютчев: «И на бунтующее море льет примирительный елей»? Не мне через океан судить, кто прав: алармисты или пофигисты. Ну ладно, стабилизаторы, амортизаторы, чтобы никому не в обиду. В любом случае сравнение нынешнего конфликта с Карибским кризисом, когда мир повис на волоске, считаю легкомысленным и безответственным, а потому решительно отвергаю. Передвигать стрелку на часах Судного дня, думаю, рановато.
Помимо перечисленных причин, есть еще один неучтенный фактор: страх. Страх российско-украинского военного конфликта обуял целые страны, но в первую очередь политиков. Страх обоюдный. Точнее трех-, четырех-, пяти- и более сторонний. Все как с ума посходили, ощущение, что угодил в дурку. Политики боятся войны, которой никто не хочет, разве что какой псих с суицидальными наклонностями, страх коего становится агрессивным. Потому и ввожу психоаналитический термин для страха: Angst. Страх альтруистический или страх эгоистический – без разницы.
Страх за свою страну.
Страх за свой народ.
Страх за свою власть.
Страх за свою жизнь наконец.
Вот этот мощный фактор и позволяет автору надеяться, что на этот раз войны не только нужно, но и можно избежать.
А коли так, пусть этот нависший над нами дамоклов меч так и не опустится на наши головы. И тогда весь этот напряг войдет в будущие учебники истории сноской мелким шрифтом. Большего он и не заслуживает.
Повторяю: мы живем не только в сегодняшнем дне, но и в истории.
Владимир СОЛОВЬЕВ
Нью-Йорк