Подарок

Н. Ж-ч

Я, стараясь не дать угаснуть разговору:

– Чего не работаешь?

– Давали б работу – работал бы. Диспетчер не дает…

– А вот китайцы…

– Я шо – китаец?

– От вас, евреев, всего можно ожидать!

– А ты шо, уже не еврей?

Он должен был сказать это. Последние 6000 раз его ответ был именно таким. А вместо этого:

– Так, кончай фигню нести! Лучше на свадьбу приезжай!

То, что свадьба лучше фигни, – ясно. Поскольку он был женат, его жена еще в одной свадьбе не нуждалась. Значит, его дите. Дите было умное и симпатичное. Ко мне дите относилось хорошо. Значит – еду. Это было решено, пока он еще выговаривал последний слог в слове «приезжай».

– А где?

– Шо – где? Не дома же! В русском ресторане.

– В русском?..

– Ну не в американском же. Еда там омерзительная. Да и порции маленькие. А вот в русск…

– Народа много?

– Тебе-то не все равно? Место найдется. Ну, человек на 120.

– 120?

– Та это еще мало. Ты бы видел, как сын шамеса из бруклинск…

– Да, кстати, а чья свадьба?

– Издеваешься? Это же…

– Тебе шо, одного медового дня мало, еще захотел?

– Идиот! Это ж не моя! Это моей доче…

– Та понял…

И после небольшой паузы:

– А вот чё ей дарить? При таком отце ей бы антибио… А подарю ей книгу!

– Здравствуй, дедушка склероз! Ты подарок нам принес? Кто на свадьбу дарит книгу? Ты бы еще кастрюлю принес…

– Так а шо ж дарить? Для тебя было легко – одеяло с электроподогревом. Но ей…

– Ты шо, на свадьбе никогда не был? Деньги дают!

– Деньги? Дают? Че, как на панели?..

– Дурак, в конверте!

– На свадьбу – деньги… А где духовное? Где возвышенное и чистое? Какой прекрасный подарок – партитура оперы Вагнера «Кольцо Нибелунгов». Или Тора. С комментариями Любавичского ребе. Деньги…

– Ну, приедешь?

– А сколько в конверт?

– А сколько не жалко!

– Ну-у-у… не хочу выделяться, как богатенький Буратино, но для тебя… (Глубокий вздох.) Ладно уж. 50 долларов. Одной банкнотой. Но зато 50.

– Идиот! Люди дают по нескольку тысяч! 500 долларов – минимум!

– 500?! Та я себе таких подарков не делаю!

– Приезжай без подарка. Ты сам подарок. А если еще будешь молчать…

Конечно, я не собирался давать деньги. Еще чего?! Надо что-то оригинальное. Необычное. Чтобы до смерти не забыли. Но что? В поисках «что» я забрел в антикварный магазин. Хотя он и назывался антикварным, в нем лежало и стояло то, что оставляют, когда переезжают. Под покровом тьмы обычно. Пара предметов привлекли мое внимание: бумажные цветы с подвенечной фаты Мэри Пикфорд и слегка надкусанный водолазный шлем.

Подошел продавец. Объяснил ему, что дочь приятеля выходит замуж. Впервые. Хотелось бы что-то нетрадиционное, памятное и чтобы… Продавец кивнул и подвел меня к углу, в котором я еще не был. Да, это было нечто! Анаконда! Метров шесть в длину. Полусвернувшаяся, упитанная, загадочная… Неживая. Хотя когда я глянул на цену… За такую и я бы так полежал. Жаль, не хватало денег! Экзотический, дорогой, заформалиненный подарок. Слегка мистический, как женское начало. И на всю жизнь! Представил это над кроватью молодых. Так оно еще и сексуально!

Продавец согласился сбросить таксу и еще 10%. Упаковка вообще бесплатно. Не хватило мне несчастных 1380 долларов. Уходил расстроенный… До свадьбы оставалась пара недель. Я побывал еще в нескольких магазинах. Долго я стоял перед парадной шинелью Маршала Советского Союза. Это бы украсило любую спальню. Хотя… с другой стороны… приходишь с работы, а на вешалке – маршальская шинель. Парадная.

Ну что же ей подарить? Опираться на опыт не хотелось бы. Пару лет назад мой коллега женился. Я был приглашен. Подарок для его невесты заказал во Флориде. Пакет бабочек. Буклет так здорово расписал, как из открытого в банкетном зале пакета выпархивают тропические бабочки. Как живые цветы, они кружат по залу и неслышно садятся на свадебное платье. Звучит «Эпиталама» из оперы Рубинштейна «Нерон». Родители жениха и невесты…

Короче, я с пакетом явился на свадьбу. Это происходило в небольшом городке на северо-востоке страны. Мне сложно описать реакцию гостей, когда из открытого пакета на паркет вывалились груды полузамерзших бабочек. Некоторые еще могли ползать, но летать… Не буду о реакции невесты. И вот теперь, два года спустя, та же проблема: что дарить, если не деньги…

Я прилетел за день до свадьбы. Стараясь быть максимум полезным, я ни во что не вмешивался. Помогало, что ничего не просили. Кто сказал, что перед свадьбой плохо спится? Я спал хорошо. И не представлял, как это здорово, когда свадьба не твоя. В квартире – везде понемногу еды. Это от нервов. То конфеты, то тортик, то пастилки, в холодильнике – шербет и клубника со сметаной. Пьешь чай с тортиком. Потом пару кусочков сервелата и сала, чтобы не так приторно. Зашел в прихожую, а там – кастрюля моченых яблок! Не каких-то разлезлых ошметков, а тверденьких, крепеньких… Чего? Уже ехать? Все готовы? Я? В туалет? Еще в самолете… вчера!

Гремела музыка. Я, уже не извиняясь, подбегал к столу за очередным куском колбасы или селедки и снова шел в круг, где «Танцуют все!».

Понимая, что отсутствие спроса рождает унос, я вернулся к столу, чтобы успеть подъесть, пока официанты не заберут. Обежав глазами зал, я взглянул на музыкантов. Их было четверо. И певичка. Я уткнулся в форшмак, зажмурил глаза, хлебнул из стакана, закусил капустой, обежал глазами зал и снова взглянул на музыкантов. Их было четверо. И певичка. Я прикрыл глаза и понял, что алкоголь ни при чем. Музыка прекратилась, объявили перерыв, и музыкантов пригласили к накрытому для них столу.

 

Их столик был наискосок, в самом конце. Я не боялся повернуть голову в их сторону. Я боялся ошибиться. Этого просто не могло быть. Но это было… 20 лет назад. По ту сторону океана. Не в банкетном зале русского ресторана, а на пустой танцплощадке маленького поселка прямо на берегу великой реки. И неподалеку от великого города…

Танцующие начали возвращаться на свои места. А я сидел один у высокой проволочной стенки открытой танцплощадки. Уже было под вечер. Сегодня был день без танцев, и никто мне не мешал. А я ничего и не делал. Просто сидел и смотрел, как качается на ветру фонарь у входа. Мне предстояло быть в этом поселке на монтаже энергоблока еще месяцев семь. Идти обратно в Дом специалистов – так называлось наше общежитие – мне не хотелось. Было холодно и ветрено. Но когда я представлял теплую вонючесть нашего двухкомнатного блока, осточертевшую кильку в томате, бесконечное цоканье доминошных костей, хриплое «рыба!», пять 200-ваттных ламп без абажура…

Послышались голоса, скрипнула калитка – и темная масса вдвинулась на танцплощадку. Это оказалась группа студентов из находившегося неподалеку спортлагеря. Мальчики и девочки. Человек восемь. Я понял, что тишины не будет, и собрался уходить. Но притормозил, услыхав разговор о Джоне Чивере. Я снова сел на лавку. Молчать было сложно. Не потому, что я чиверовед, а потому что просто захотелось общения. Почувствовав, что тема иссыхает, я ввернул, что «Чиверу не хватает жизненной мудрости и остроумия Корнейчука». Это сработало. Меня даже осветили фонариком.

Могу сказать, что общение состоялось. Мы ушли вместе с танцплощадки часа через три. Последние два часа вещал я. Уже давно был забыт и Чивер, и Корнейчук. Говорил я о том, что знал лучше всего. То есть ни о чем. Но меня слушали, как на съезде. И тут это случилось. Это было настолько незначительно в тот момент, что никто даже не обратил внимания. Одна из девчонок:

– Господи, как я замерзла!

Я, снимая с себя рубашку, оставаясь голым по пояс под холодным ветром и накидывая рубашку на ее плечи:

– …и при этом монголы не мылись неделями, и жители российских городов заранее узнавали о приближении татаро-монгольской орды по невыносимой вони. Вонь опережала татар дня на три. Кстати, украинский путешественник Василий Григорович-Барский…

У моего дома мы все мило распрощались, я получил свою рубашку обратно, даже не рассмотрев ту, которая ее носила. Отогрелся я к утру. Как хорошо было в теплой комнате под приветливым светом пяти 200-ваттных ламп без абажура!

Еще несколько раз я встречал эту группу – а они так и ходили везде группой – в книжном магазине и на пляже. Я отдыхал душой, а они, судя, по всему, и телом тоже. Иногда они заходили ко мне. Я жарил пару килограммов картошки, мелко рубил в нее сало, засыпал все луком и занимал в близлежащем кафе еще восемь вилок. Все остальное и второй стакан они приносили с собой. А потом начал подходить к концу монтаж энергоблока, и наши встречи прекратились.

Где-то спустя пару месяцев я получил от одного из них приглашение на день рождения. Аж в город. День рождения прошел хорошо. Родители именинника были слегка удивлены, узнав, что я инженер. Вероятно, их смутила ветровка, надетая прямо на футболку. Ну не мог же я прийти в защитной каске! И уже на стоянке такси вдруг:

– Вот хорошо, так я и к бабушке смогу поехать! Она в 16-этажке, всего за пару домов от вашего!

– Слышь, ты куда? Ночь уже… а как же…

– Я тебе от бабушки позвоню… (Чмокнув парня в губы.) …и приезжай скорее, лады?

– Так а как же ты?..

– Эй, хозяин, будем ехать или будем прощаться? Дело, в общем, твое – счетчик я уже включил.

Приехали мы в поселок около часа ночи. Всю дорогу я старался не думать о том, о чем не думать было невозможно.

– Так… ну, какой номер дома?

– 14Б. А сколько времени?

– Двадцать минут второго.

– Да… поздно…. Можно мне у вас переночевать?

Надо жить в поселке монтажников хотя бы год, чтобы правильно понять этот вопрос. И еще правильнее на него ответить. Не говоря уже о наличии бабушки за три дома.

– Вообще – нельзя. Ну куда с тобой денешься?

У входа в квартиру:

– Давай, иди, там, умывайся, или что тебе надо еще… Твоя постель слева. Другая комната закрыта на ремонт – там приезжие слегка «отдохнули». Я погуляю и приду минут через пятнадцать.

– Закрыта на ремонт? Так, а я думала…

– Так, пошли…

– К-к-куда?

– К бабушке! Давай, пошли быстрее…

– Вы знаете, ну, пожалуйста… она ругаться будет. Потом папе позвонит. Ну, пожалуйста…

Когда я вошел в комнату минут через двадцать, она уже лежала, завернувшись в одеяло с головой и уткнувшись в стенку. Утром, а это около шести, злой и не выспавшийся, я растолкал ее, напомнил, чтобы закрыла квартиру, а ключ сунула при входе под мусорный бак. Потом глянул в нераскрывшиеся со сна глаза, вздохнул и пошел на работу.

Мало сказать, что я был удивлен, застав ее дома вечером. Речь у меня ненадолго отнялась.

– Вот хорошо! Вы пришли, а я уже яичницу с помидорами вам сготовила. Правда, соли у вас нет – пришлось у соседей занять.

– Яичницу… Соседи…

Я почувствовал, что пульс у меня участился.

– Так, а почему же ты к бабушке не пошла?..

– А я проспала.

– Это же не школа! Как можно проспать бабушку? Так, собирайся… а, черт… сейчас нельзя – все на улицах! Ну кто же так делает?!

– Чего вы на меня кричите? Я вам яичницу, с помидорами… (Надувшись.) А вы меня – на мороз. Как Зою Космодемьянскую.

– Ладно… Черт со всем! Давай яичницу… Хоть какой-то толк… Я даже не помню, как тебя зовут…

– Валерия Андреевна, для вас – Лера!

– Так… Андреевна, чтобы завтра была у бабушки. Или я сам к ней пойду. Ты понимаешь, если ей позвонили из города, а ты не доехала… пропала по дороге… А в такси села со мной… И сегодня у соседей соль занимала… Надеюсь, ты со своей бабушкой в магазине не столкнулась?

– Та вы шо, меня за дебилку считаете? Мне 17 полгода назад стукнуло!

– Хорош обижаться! Давай, рубай яичницу, пока не остыла…

Удивительная ситуация: выйти нельзя, телевизора нет, соседи знают, полпоселка уже видели. А, да! И аж 17 лет. Забравшись на кровать с ногами, я сделал умное лицо и погрузился в изучение брошюры «Правила проживания в домах гостиничного типа». На украинском.

– Вот здорово! Вы умеете читать вверх ногами?

– Нет, это я так держу, чтобы ты могла прочесть.

– Хорошо, телевизора у вас нет. И радио тоже. Расскажите мне что-нибудь.

Поняв, что деваться некуда:

– Чего рассказать?

– Расскажите мне про лемуров.

– Лемуров?

– Ну да, так похоже на мое имя…

Потом, почти по «Вождю краснокожих» О. Генри, я рассказывал ей о Шерлоке Холмсе, Гаргантюа, монтаже турбин, Кареле Чапеке и Тото. Конечно, я не знал и половины того, о чем говорил, но внимание аудитории было идеальным. Она пила чай вприкуску. И из блюдечка. В качестве блюдечка служила единственная тарелка. Потом она начала зевать и задремала прямо за столом. Я отношу это к недостатку кислорода, а не к качествам рассказчика.

Когда я слегка потормошил ее, чтобы разбудить, она испуганно вскинула голову, несколько секунд с откровенным страхом и непониманием вглядывалась в меня, потом слегка улыбнулась, зевнула, как кошка, и мгновенно перебралась на кровать.

Я вышел на улицу. Слегка моросило. Я стоял под козырьком подъезда и мрачно напевал про себя: «Что день грядущий мне готовит?». Я знал, что пел. На следующий день, выйдя за временную проходную нашей стройки, я почувствовал, что у меня в коленках стало слабеть. Рядом с пустой будкой охранника стояла Лера. Удивительно цветастая юбка пальца на четыре выше колен, нейлоновая куртка с откинутым капюшоном (хотя слегка моросило) и на платформах. Что делало ее еще выше меня. При виде меня:

– Все в порядке. Бабушка не ругалась. И не обзывалась. Никто не звонил. А своему я уже позвонила. Он в курсе.

В переполненные монтажниками автобусы мы не толкались и все пять километров до поселка шли пешком. Дома я нашел записку на обрывке чертежа фундаментной плиты. Я ее хранил много лет. Так написать можно только раз в жизни. Только раз. И когда тебе 17 лет.

Сейчас она, точно она, сидела за столиком наискосок. Она. Спустя 20 лет. Девочка с пустой танцплощадки. Это было больше, чем я мог выдержать. Улучив момент, я подошел и выдал пару вежливых комплиментов музыкантам. Это было воспринято благосклонно, поскольку еда была хорошая.

– Извините, Лера?..

– Я вас тоже узнала. Вы изменились.

– И вы.

– Да знаю. (С улыбкой.) 17 лет давно как стукнуло.

У меня перехватило дыхание. Все помнит.

– А как ты… вы… здесь?..

Улыбка.

– Да… извините… надо идти отрабатывать отбивные…

И, уже подходя к маленькому пятачку сцены:

– И спасибо за рубашку. Это мне вы тогда ее дали…

Совсем забыл сказать, что подарок новобрачным я дал деньгами. В конверте. Как и все.

Alveg SPAUG