По рецепту Остапа Бендера (и «Литературной газеты»)

« – Пишете? – вяло спросил Ухудшанский.

– Специально для вас, – ответил великий комбинатор. – Вы, я замечаю, всё время терзаетесь муками творчества. Писать, конечно, очень трудно. Я, как старый передовик и ваш собрат по перу, могу это засвидетельствовать. Но я изобрёл такую штуку, которая избавляет от необходимости ждать, покуда вас охватит потный вал вдохновения. Вот. Извольте посмотреть.

И Остап протянул Ухудшанскому лист, на котором было написано:

«Торжественный комплект. Незаменимое пособие для сочинения юбилейных статей, табельных фельетонов, а также парадных стихотворений, од и тропарей».

«Торжественный комплект» состоял из двух разделов: первый предлагал небольшой словарик из трёх десятков слов, второй – примеры сочинений, составленных исключительно из слов первого раздела. В примечании сообщалось, что при помощи материалов 1-го раздела по методу раздела 2-го создаются также романы, повести, поэмы в прозе, бытовые зарисовки, художественный репортаж, хроника, эпопеи и пьесы.

Перед Ухудшанским «внезапно открылись сверкающие стилистические высоты». Пафос восхищения (или пафос праведного гнева) плюс горсточка правильных слов – и можно добиться успеха в любом литературном жанре.

За прошедшие с тех пор 80 с лишним лет некоторые изменения претерпел словарь, однако метод Бендера, продолжает оставаться весьма привлекательным.

Вот, скажем, вы хотите сочинить статью о любимом поэте. Для этого совсем не обязательно анализировать его стихи. Подберите правильные слова, и половина дела сделана. Конечно, вы не утаите от читателей, что в нынешние «смутные времена» «невозможно определиться с тем, кого назначить главным русским поэтом современности». Вы-то, разумеется, так не считаете, вы знаете, что назначение уже состоялось, но для вящей объективности предлагаете читателям включиться в эту игру.

Итак, ваш поэт: бескорыстный патриот, открытый, доверчивый, бесшабашный русский, отличный экземпляр советского человека, откровенный человек и примерный семьянин.

Портрет хорош, но что, если кто-то скажет, мол, не только ваш любимец, а и какой-нибудь другой литератор может обладать такими же замечательными качествами?

Нет, не может, отвечаете вы. Ибо тот другой – а есть ещё один, претендующий на «назначение» в «главные русские поэта современности», – он исчадье ада: лицемер, бескорыстной дружбы не признаёт, изображает из себя профессора, а лекции читать не умеет, устная речь не развита, словарный запас ограничен, матерщинник в жизни и в стихах, высокомерен и неблагодарен, сочиняет доносы и к тому же ставленник ЦРУ.

Неплохой портретик, да?

Предложите читателям два таких портрета. Можно ли сомневаться, кого из них «назначить» «главным русским поэтом современности»?

Первого зовут Евгений Евтушенко, второго – Иосиф Бродский. Узнаёте? Сомневаюсь, потому что герои, которых изображает Лилия Зыбель в статье «Евтушенко и Бродский» – нарисованные в точном соответствии с рецептом великого комбинатора – не существуют в реальности. Я только не знаю, заблуждается ли автор по малому знанию предмета или сознательно подтасовывает факты.

Например, Лилия Зыбель рекомендует фильм «Соломон Волков. Диалоги с Евтушенко», в котором Евтушенко рассказывает о том, как он любил своих жен – и первую, и вторую, и третью – и всем им беспрерывно изменял. А когда Волков спрашивает – «Почему?» Евтушенко отвечает: «Я не знаю. Наверное, не набегался ещё». В том же фильме упоминается, что он ударил свою третью жену, ирландку Джан, во время беременности в живот.

Что же пишет госпожа Зыбель? «Евгений Евтушенко честен не только в отношении работы, но и в своей личной жизни».

Или вот госпожа Зыбель упоминает публикацию беседы американского слависта Джона Глэда и российского историка Дмитрия Спорова, где Джон Глэд говорит, что ЦРУ финансировало нью-йоркское издательство имени Чехова. В этом издательстве вышла вторая книга Бродского «Остановка в пустыне». Однако при этом Лилия Зыбель забывает сообщить читателям, что оба собеседника соглашаются: издательство делало полезное дело. Кто может быть против этого! – восклицает Глэд. Издать Бунина, Клюева, Георгия Фёдорова.

Или она сообщает, ссылаясь на Людмилу Штерн, что старые ленинградские друзья Бродскому в Америке перестали быть нужны, а появились новые, полезные, вроде Геннадия Шмакова, который “щедро делился своим интеллектуальным багажом”. Бродский же, по словам Зыбель, этим багажом воспользовался, но после смерти Шмакова его имени никогда больше не упоминал.

На самом деле в своей мемуарной книге Людмила Штерн рассказывает о дружбе с Бродским, начавшейся в Ленинграде и, как всякая дружба, знавшей периоды большей теплоты и некоторого охлаждения, но сохранившей доверительность до самой смерти поэта. Что же касается Геннадия Шмакова, то, во-первых, он был не новым, а старым лениградским другом, а во-вторых, Бродский неоднократно говорил о Шмакове в разных интервью и, в частности, в интервью с Соломоном Волковым. Более того, если вы откроете любое современное издание Бродского, вы обнаружите там замечательное стихотворение “Памяти Геннадия Шмакова”, написанное в 1989 году.

Ещё пример. Бродский, сообщает госпожа Зыбель, написал “письмо руководителям Квинс-колледжа с предупреждением: не брать Евтушенко на работу, потому что он настроен антиамерикански и является агентом КГБ”. “Это был самый обыкновенный донос”, – восклицает она.

Бродский, однако, никакого такого «предупреждения» руководителям Квинс-колледжа не писал. Он писал президенту Квинс-колледжа вовсе не о Евтушенко, а о переводчике Барри Рубине, профессоре колледжа, которого собираются уволить по сокращению штатов. «Трудно представить больший гротеск. Вы готовы вышвырнуть человека, который свыше трех десятилетий изо всех сил старался внедрить в американцев лучшее понимание русской культуры, а берёте типа, который в течение того же периода систематически брызжет ядом в советской прессе». Бродский цитирует тут стихотворение Евтушенко «Свобода убивать», но мог бы процитировать и поэму «Мама и нейтронная бомба», и немало других политически правильных стихов.

Евтушенко посвящено в этом письме всего 7 строчек. И ни одного слова про КГБ*.

Или вот госпожа Зыбель сообщает нам, ссылаясь на Льва Лосева, что университетские лекции Бродского были не лекциями вовсе, а «уроками медленного чтения поэтического текста». «Медленное чтение» – это филологический термин, получивший распространение после работ Михаила Гершензона о Пушкине, термин, прочно вошедший в науку. И у Лосева здесь стоит, так сказать, знак «плюс». Что же делает госпожа Зыбель? «Очевидно этот стиль преподавания помогал скрыть косноязычность речи, – пишет она – Его устная речь не была развита, словарный запас ограничен». Откуда она взяла, что устная речь Бродского не была развита и запас слов ограничен? Лосев был человеком вменяемым, ничего такого не говорил и говорить не мог. Однако, скользя глазами по строчкам, читатель, не знакомый с предметом, может подумать: ну вот, и Лосев, друг Бродского, с этим согласен.

Да, о друзьях. Где почерпнула госпожа Зыбель информацию о том, что Евгений Рейн «дружески редактировал каждое стихотворение начинающего автора»? Интересно, могла бы она для примера назвать хотя бы одно такое стихотворение?

А вот совершенно анекдотическое утверждение. Мол, поскольку сформулировать свою мысль Бродский толком не мог – слов не хватало, – то он «в свои стихи нередко вставлял мат…»

Двухтомник Бродского в большой серии  «Библиотеки поэта» включает в себя 560 поэтических текстов. Спросим госпожу Зыбель: нередко – это как: в каждом десятом стихотворении? В каждом двадцатом? В каждом пятидесятом? Перелистайте этот двухтомник и посчитайте, сколько раз вы встретили в его текстах всем известные два существительных и один глагол. Ни разу. Похоже, что госпожа Зыбель сняла с полки не ту книжку. Может быть, она перепутала Бродского с Барковым?

Практически каждый выпад госпожи Зыбель разит не Бродского, а какую-то ею придуманную фигуру. Я мог бы привести ещё десяток примеров, но ограничусь двумя. Госпожа Зыбель хочет уверить читателей, будто англоязычная критика пренебрежительно отзывалась о творчестве Бродского, и в подтверждение этого цитирует пару авторов, Бродскому не симпатизирующих. Я думаю, к этой паре можно приискать и немало других критических отзывов. Так и должно быть. Можете вы себе представить единодушное восхищение? Ведь мы не в Советском Союзе: кому-то нравится проза Бродского (по большей части написанная на английском), кому-то нет. Кому-то нравятся стихи Бродского (переведённые на английский с русского), а кому-то нет. И это нормально. И всё же мы помним, что книга его эссе Less Than One была удостоена Национальной премии американских критиков, что Бродский стал лауреатом Макартуровской премии (так называемой «премии гениев»), что в 1991 году он был назван Поэтом-лауреатом США.

Но Лилию Зыбель не впечатляют всякие там Макартуровские премии. Она-то знает, откуда всё это взялось. Сначала она сообщает о том, что две первые книжки Бродского вышли в издательствах, получавших деньги от ЦРУ, а потом, как о само собой разумеющемся, говорит: «Надо заметить, что успех Бродского на Западе ввёл в заблуждение многих одарённых авторов в Союзе. Не понимая роли ЦРУ в этом взлёте, они устремились в благодатные края, где с горечью обнаружили, что их умение и таланты никому не нужны. Разочарование порой приводило к трагедиям».

Вот, оказывается, что. Бродский был не просто ставленником ЦРУ, но и подсадной уткой. Видимо, с его помощью ЦРУ планировало разгромить русскую литературу, так, что ли?
Лилия Зыбель даже намекает, что и Нобелевская премия Бродского того же происхождения. Мол, она, Зыбель, пыталась выяснить, кто же выдвинул Бродского на Нобелевскую премию, но не смогла. Страшная тайна. Но, если госпожа Зыбель действительно проявила к этому предмету самый минимальный интерес, она не может не знать, что Нобелевский комитет никогда не разглашал и не разглашает ни имён кандидатов на премию, ни имён тех, кто их выдвинул. Никакой официальной информации на эту тему получить нельзя. Не только о том, кто выдвинул Бродского, но и о том, кто выдвинул Шолохова и Обаму, Солженицына и Сахарова, Бунина, Пастернака, Габриэля Гарсию Маркеса или Сола Белоу.

Похоже, что, исчерпав возможности рецепта, предложенного великим комбинатором, госпожа Зыбель обратилась за вдохновением к нашим славным традициям. В своё время сочинения, как две капли воды похожие на статью «Евтушенко и Бродский», регулярно появлялись в «Литературной газете».

Но в те времена не стояло вопроса – зачем они написаны и верит ли сам автор в то, что он написал. Там было всё понятно. Это была работа, которая обеспечивала место под солнцем. Под советским солнцем. Но для чего сегодня Лилия Зыбель написала свою статью, я понять не могу.

Портрет Иосифа Бродского работы Михаила Лемхина

 

*Об отношениях Евтушенко с КГБ я уже дважды писал – “Конец этики?” («Кстати», 18 ноября 2013 г.) и “О значении слова “Консультант” («Кстати», 5 марта 2014 г.) – и не буду повторяться. Моя точка зрения: КГБ использовало путешествующего по миру Евтушенко как агента влияния. Лилия Зыбель, не упоминая эти мои публикации, утверждает, что агентами влияния были все советские люди, выезжавшие на Запад, например, Давид Ойстрах и Михаил Ботвинник. Чтобы не спорить с госпожой Зыбель о значении термина “агент влияния”, приведу определение из словаря:

“Должностное лицо либо лицо, пользующееся общественным доверием и авторитетом, осуществляющее систематическую деятельность по реализации целей политики иностранного государства”.  (Социологический энциклопедический словарь / Ред.-координатор Г.В. Осипов.-М., 1998).

Очевидно, это никак не относится к Ойстраху или Ботвиннику, а к Евтушенко – впрямую.

Михаил ЛЕМХИН