Переговоры огнем

Пару недель назад в Иране разгорелся скандал, оставшийся почти не замеченным в мире: профессор политологии Тегеранского университета Садыг Зибакалам в своем посте в соцсетях саркастически поставил под сомнение разумность антиизраильской паранойи аятолл. «В случае, не дай бог, войны с Израилем нам придется объяснять будущим поколениям, зачем надо было воевать со страной, расположенной в сотнях километрах от нас и никогда нам не угрожавшей, – написал он. – Придется объяснять, кому нужны были огромные потери и выброшенные на ветер миллиарды долларов».

Профессор (в молодости – один из активистов революционного студенческого движения) был подвергнут остракизму, однако его пост получил тысячи комментариев и распространился в социальных сетях подобно пожару в степи. Он совпал с событиями в Газе, и это не было случайностью. Напротив, это было очевидным предупреждением режиму, идущим из глубины самого режима.

…События в Газе заставили многих в самом Израиле задаться справедливыми вопросами. Требовалась ли столь жесткая демонстрация силы? Можно ли было использовать не столь кардинальные меры, повлекшие массовые жертвы? Следовало ли привлекать такое восприимчивое и предосудительное западное общественное сознание к Газе, о которой почти забыли на фоне событий в Сирии?

Ответы следует искать в недавней истории страны.

На протяжении последних десятилетий Израиль выбрал в качестве основной доктрины политику пассивного сдерживания. Переломным пунктом стало решение (и вполне разумное на тот момент) Ицхака Шамира не отвечать на ракетные обстрелы Ирака во время войны в Персидском заливе. Однако в дальнейшем эта концепция стала тотальной, и все военные кампании против «Хизбаллы» и ХАМАСа несли на себе отпечаток данного порочного курса. Во время операции «Литой свинец» в Газе в 2008–2009 годах, например, ЦАХАЛ был близок к тому, чтобы уничтожить режим ХАМАСа, и Джордж Буш – младший дал Израилю карт-бланш, однако Ольмерт и Барак, в то время министр обороны, свернули военные действия. Последующие операции в Газе были незавершенными, половинчатыми, неумелыми и нерешительными. Израиль утратил сдерживающую мощь и из «сумасшедшего государства», коим его считали арабы в 1950–1960-х годах, превратился в неуклюжего и нерасторопного увальня, неумело отбивающегося от наседающей шпаны. И это не могло остаться незамеченным для его врагов, прежде всего Ирана, вплотную выдвинувшегося к границам еврейского государства на севере и создавшего свой оплот в Газе.

Конфликт между Ираном и Израилем – классические переговоры посредством оружия, к которому прибегали враждующие стороны во все века. У каждого тут свои задачи. Иран хочет зажать Израиль в тиски, выйдя на его северные границы и третируя посредством своих марионеток «Хизбаллы» и ХАМАСа. Задача Израиля – отодвинуть иранцев как можно дальше от своей северной границы и обуздать его марионеток.

Иран проверяет границы допустимого, и Израиль должен прочертить их как можно четче. Любое проявление слабости толкуется как шанс затянуть петлю, наброшенную на «сионистское государство». Любое проявление ответной решительности – как предупреждение. В этом отношении точечные операции по ликвидации иранских объектов в Сирии и использование жесткой силы в Газе – факторы одного порядка, призванные сдержать иранский натиск. И этот курс активного сдерживания, столь отличный от безвольной и нерешительной политики прошлых десятилетий, приносит успех. Он позволяет Израилю существовать в мире и безопасности, избегая при этом масштабного конфликта.

Эхо противостояния отдается по всему региону, влияя на наш имидж и, следовательно, стратегическую безопасность. Для своих негласных арабских союзников, Саудовской Аравии и Египта, Израиль ценен, исключительно если он – региональная сверхдержава, не только оснащенная технологически, но и способная решительно использовать свою силу в случае необходимости. За последние десятилетия вера в решимость Израиля защищать себя была неоднократно поколеблена, но сегодня возрождается. Второй аспект: арабы боятся не только Ирана и исламского экстремизма, но и беспорядков, способных взорвать хрупкую региональную стабильность. Действуя жестко, Израиль заставляет их активно вмешиваться в ход событий и обуздывать главарей ХАМАСа, как это сделал ас-Сиси, вызвав на ковер и публично унизив Исмаила Ханию.

И, наконец, третье: демонстрируя готовность применять силу даже на грани фола (выверенность каждого шага – несомненная заслуга наших лидеров), мы заставляем самих граждан Ирана задуматься над последствиями безрассудной экспансии. Они, иранцы, и массовые волнения в начале года показали это, не хотят разбазаривать средства на Газу, «Хизбаллу» и базы в Сирии. Они хотят дешевого хлеба, работы и перспективы для себя и своих детей. Им не нужна война за сотни километров от своих границ, что и озвучил профессор Тегеранского университета. Жесткость и неуступчивость становится фактором, подталкивающим иранский народ, от рядовых граждан до представителей элиты, выступать против одержимости своих вождей, и это – несомненная, если не главная победа.

Уинстон Черчилль писал, что любой конфликт имеет несколько фаз развития. Первая предусматривает решительное активное сдерживание, и только если оно не приводит к желаемому результату, следует переходить к превентивному удару. Самый худший, болезненный и смертельно опасный – третий вариант: слабость и пассивность, позволяющие противнику навязывать свою волю и парализовать нацию. Некоторое время мы следовали третьему, наихудшему сценарию, и то, что Израиль сумел выйти из этого порочного круга, – несомненная заслуга руководства страны и прежде всего министра обороны. К сожалению, это изменение подхода на концептуальном уровне пока не оценили по достоинству отечественные комментаторы.

Газета «Новости недели»,
Тель-Авив, информационный партнер газеты «Кстати»

Александр МАЙСТРОВОЙ