Память и имя
Сергей ВОСКОВСКИЙ Почему-то считается, что лишь круглые даты достойны того, чтобы их отмечали широко. На мой взгляд, есть такие события, о которых следует помнить всегда. По крайней мере, не забывать о них. И хотя бы раз в год напоминать о них миру. Одно из них произошло в августе 1942 года, когда в Треблинке были уничтожены […]
Сергей ВОСКОВСКИЙ
Почему-то считается, что лишь круглые даты достойны того, чтобы их отмечали широко. На мой взгляд, есть такие события, о которых следует помнить всегда. По крайней мере, не забывать о них. И хотя бы раз в год напоминать о них миру. Одно из них произошло в августе 1942 года, когда в Треблинке были уничтожены воспитанники варшавского детского приюта вместе со своими воспитателями. Погиб и основатель приюта, Генрик Гольдшмит. Врач, педагог, журналист и писатель, он к началу Второй мировой войны был известен во всем мире под именем Януша Корчака, которым он подписывал свои статьи и книги. Под этим именем он и вошел в историю.
Корчак прожил свою жизнь достойно. Участвуя в двух войнах, русско-японской и германской, как называли в России Первую мировую войну, в качестве военного врача, он вернул к жизни множество раненых. Начав работу в детских клиниках, он ощутил больных детей как самый «обездоленный и распятый класс». Вся его дальнейшая медицинская, педагогическая и литературная деятельность была посвящена борьбе за исцеление душ и тел детей, этой единственной в своем роде «классовой борьбе».
Смерть Януша Корчака стала естественным продолжением его жизни. После нападения Германии на Польшу он просится в армию, но события развиваются слишком стремительно, и Корчак остается в оккупированной Варшаве со своими подопечными. В 1940 его арестовывают, но бывшие ученики выкупают его и предлагают покинуть оккупированную Польшу. Корчак возвращается в приют, который уже находится на территории Варшавского гетто. Все то время, что приют продолжает функционировать, он пытается сделать так, чтобы его дети как можно меньше ощущали предопределенность событий. И, когда стало известно, что пятого августа 1942 года воспитанников приюта вывезут в Треблинку, Януш Корчак принимает решение быть с ними до конца, хотя к тому времени его друзья сделали для него пропуск для выхода из гетто.
Вот, собственно говоря, и все о том, что сделал в своей жизни Януш Корчак. А теперь – о значении того, что он сделал.
Педагогический опыт Гольдшмита нашел отклик среди учителей всего мира. Не нам судить, насколько он соответствует нашему времени. В свое время это был прорыв. Может быть, он и поныне востребован. Дело не в этом.
Попробуйте поставить себя на место руководителя детского приюта, расположенного в гетто, перед выбором: спастись для того, чтобы, может быть, в будущем, воспитывать новых детей, или умереть с нынешними воспитанниками. Человек слаб, и, наверное, многие выбрали бы первое, оправдывая себя именно тем, что смогут принести намного больше пользы в будущем. Мне кажется, что, пойдя на это, любой человек подписал бы себе приговор. Его до конца дней преследовали бы образы тех, кого он покинул. И ничего больше в жизни этот человек никогда не смог бы сделать.
Почему я так думаю? Читая в интернете материалы о Корчаке, я наткнулся на форум, посвященный ему. На этом форуме высказывались, в основном, два мнения. Первое – о бессмысленности поступка Корчака. Ему следовало, писал один из участников дискуссии, либо бежать из Польши для того, чтобы, как уже упоминалось, воспитывать других детей, так как этих уже нельзя было спасти, либо пойти на открытое противостояние с нацистами. Наряду с этим мнением, звучали высказывания, и их было большинство, о том, что поступок Януша Корчака был единственно адекватным не только его мировоззрению, но и моральным нормам человека. Именно человека, безотносительно к его национальной принадлежности.
Я не случайно упомянул о национальной принадлежности: оппоненты Корчака на этом форуме объявляли его символом бессильного галутного еврейства, безропотно шедшего на заклание. И этот тезис я считаю неверным.
Совершенно неважно, что Януш Корчак был евреем. Неважно также, что все дети, содержавшиеся в приюте, были еврейскими детьми. Поступок еврея Гольдшмита был простым человеческим поступком, который мог бы совершить человек любой национальности, будь он столь же человечным, как он. Не случайно вместе с детьми в гетто перешел и один из работников приюта, поляк, который просто сказал: «Там я им пригожусь». Этого человека не повезли в Треблинку, его расстреляли во дворе приюта.
К сожалению, ныне многим не под силу понять мотивы поступка Корчака, ведь даже люди, уже имеющие собственных детей, не всегда относятся к ним так, как должны относиться. Но у Корчака никогда не было собственных детей, и, тем не менее, он сделал то, что сделал.
Двести детей… Это лишь капля в том море жизней, которые унес нацизм. И еще более незаметная часть жизней, ежегодно угасающих из-за того, что те, кто становятся взрослыми, не понимают ценности самого понятия «жизнь». Хотя бы раз в год, в тот день, когда Корчак со своими детьми уходил навсегда, надо вспоминать об этом.
В Израиле практически нет памятников с изображениями людей. И, тем не менее, в городе Бат-Яме стоит памятник Янушу Корчаку и его детям. Они навсегда вместе, как были вместе до последнего.
«Яд ва Шем» – так называется музей Катастрофы европейского еврейства, расположенный в Иерусалиме – «Память и Имя». Имя Януша Корчака было прославлено еще при его жизни. Что же касается памяти о нем, то, пока на Земле будут рождаться дети, Генрика Гольдшмита будут помнить.