Особенности национального кризиса
(глазами российского производственника) – Мало платят, денег ни на что не хватает, – говорит Иваныч. Ему уже семьдесят три года, но он продолжает работать. Хороший, мастеровитый мужичок и безобидный выпивоха. – Двадцать второго заканчивается страховка на машину. Опять нужны деньги. А двадцать седьмого у жены день рождения, – в разговор вступает Петрович. Он ровесник Иваныча. […]
(глазами российского производственника)
– Мало платят, денег ни на что не хватает, – говорит Иваныч. Ему уже семьдесят три года, но он продолжает работать. Хороший, мастеровитый мужичок и безобидный выпивоха.
– Двадцать второго заканчивается страховка на машину. Опять нужны деньги. А двадцать седьмого у жены день рождения, – в разговор вступает Петрович. Он ровесник Иваныча. Больше двадцати лет на пенсии и тоже продолжает работать. «Помогает» детям и внукам.
– А мне край как надо полтора миллиона, – безнадежно говорит Варфоломей. – Сын собрался строиться, даже участок есть. А материалы купить не на что.
Варфоломей самый молодой среди присутствующих, но и ему за 50. Одна женщина как-то спросила про него: «А кто этот симпатичный, интересный мужчина?»
– Мне надо внучке дать на учебу 17 тысяч, – продолжает Иваныч.
– А что ж родители не обеспечивают? – вступил в разговор Александр Васильевич.
Александр Васильевич, или просто Саша, – личность примечательная. Он чужой среди этой группы людей – сотрудников лаборатории рентгенографического контроля. Полтора года назад Саша специально пришел в лабораторию, чтобы доработать «вредный стаж» и на пять лет раньше уйти на пенсию. Он работал начальником конструкторского сектора. Толковый мужчина, о котором можно сказать, что в детстве он был «умненьким заморышем». А сегодня на него вполне распространяется клеймо из социалистического прошлого: «Если у человека интеллигентная внешность – значит, негодяй».
Александр Васильевич работал и в советское время, и в нынешнее, демократическое. Производственная деятельность, как сейчас говорят, «достала». В одночасье он принял решение, написал заявление, перешел на вредные условия труда, и вот уже полгода он пенсионер. Правда, сначала Саша хотел вернуться на конструкторскую работу, но услышал от своего бывшего начальника: «Коллектив не хочет. С тобой тяжело работать». И у него сразу отлегло от сердца. Саша прекрасно знает, что коллектив не при чем. Просто как личность, как конструктор он на порядок выше своего бывшего начальника. А какой начальник потерпит рядом с собой более талантливого, чем он сам, подчиненного? Нет таких, это закон природы. Можно было бы, конечно, поискать другое место, но Саша решил быть честным с самим собою: он никогда не считал конструкторскую работу своим призванием. Да, обидно, когда тебя принижают. Эмоционально хочется доказать свою правоту, состоятельность. Но рассудок говорит: «А перед кем метать бисер?»
В рентгенлаборатории он зарабатывал больше, чем на конструкторской работе, а теперь еще и пенсия прибавилась. А главное, психологически чувствовал себя значительно комфортнее. Теперь он мог в любой момент бросить работу. Исчезли зависимость и давление со стороны начальников. В любом случае он получит пенсию – смешные деньги, на которые ни жить, ни умереть невозможно. Саша навсегда отстранился от производства. Он приучил себя забывать о производственных проблемах сразу за проходной завода. Как пенсионер Саша полностью посвятил себя реализации детской мечты – своими руками построить парусную яхту и уйти далеко-далеко…
– Да у них денег нет, я самый богатый. Я даже пенсию не трогаю. Она «капает» на счет,- продолжает Иваныч. – Я один, порой, зарабатываю больше, чем дети и внуки вместе взятые.
Александр Васильевич закинул ногу на ногу, подпер голову рукой, прикрывая пальцами глаза. Пытается думать о чем-нибудь отвлеченном, но разговор коллег снова и снова вклинивается в течение мыслей… Как он ненавидит эти бесконечные разговоры! Каждый день одно и то же: не хватает денег, тяжело жить. Охи и ахи, похожие то ли на критику начальства, то ли на бессмысленную болтовню на тему «кому на Руси жить хорошо». А тут еще мировой финансовый кризис, говорят, добрался до России – кончились деньги.
По заводу поползли слухи: заказов нет, ожидается сокращение штатов, уменьшится зарплата. Еще в октябре, казалось, работы было невпроворот, сотрудники постоянно оставались на сверхурочные работы (от этого работа быстрее не двигалась, но деньги «набегали»). Работали и в выходные дни. И вдруг все разом остановилось. Директор решил экономить на зарплате, будет сокращать рабочее время, чтобы меньше платить. Сегодня как раз ожидается сообщение начальника лаборатории.
А вот и он. Видно – волнуется, в дрожащих руках несколько бумажек. Начинает говорить.
– Ну, вы же знаете, в стране наступил кризис, цена на нефть упала в три раза, заказчики отказываются от готовой продукции, банки кредитов не дают… Директор вынужден издать приказ о переходе на четырехдневную рабочую неделю. По закону, приказ вступит в силу только через два месяца, поэтому директор просит всех добровольно подать заявление на предоставление административного (неоплачиваемого) отпуска на все пятницы в течение этих двух месяцев.
Народ молча слушает, опустив глаза. Начальник положил на стол уже отпечатанные бланки заявлений. Осталось только поставить свою подпись. Иваныч, Петрович, Варфоломей молча расписываются.
– А вы, Александр Васильевич?
– А мне не нужен отпуск. Я хочу работать. Мне деньги нужны.
Немая сцена. Начальник уже сталкивался с Александром Васильевичем. Уговаривать, давить на совесть, взывать к гражданской ответственности, запугивать – бесполезно.
– Будет приказ – подчинюсь, а собственными руками урезать свою зарплату – извините.
– Ну, ладно,.. Что я скажу директору? – начальник уходит.
– Саша, а ты не боишься?
– Чего?
– Уволят.
– С какой стати?
– Будет сокращение, ты первый кандидат: характер несговорчивый.
– Мужики, я знаю об этом уже лет тридцать, – отвечает Саша. – Меня увольняли. Я через суд восстанавливался. По закону я прав. А жертвовать своими интересами, чтобы угодить директору? Нет ни материального, ни морального смысла. Уволят по сокращению штатов? Пусть увольняют. Это только подстегнет меня. В моей жизни были сложные ситуации, но то, что для других становилось трагедией, мне всегда шло на пользу.
Работать Александр Васильевич начал еще в школьные годы, на каникулах. С тех пор у него появилась трудовая книжка. Любопытный документ. Прошло сорок лет. Какие только записи ни встретишь. Работа, учеба, служба в армии, снова учеба, работа, занятия наукой, и снова производство. Он вычерчивал машины и организовывал их производство. Стоял у станка и занимался стропальными работами. «Кидал топоры» в кузнечном цехе и читал лекции по теоретической механике в институте. Был учеником слесаря и начальником цеха. Ударником коммунистического труда и победителем социалистического соревнования. Как председатель профкома распределял простыни и подушки в пору повального дефицита. Получал предложения на высокие комсомольские должности…
Однажды начальник «предложил» поработать в субботу. Начал оформлять соответствующий приказ. У мужиков были другие планы.
– Давайте все скажем, что мы не можем выйти в субботу, – предложил Иваныч.
– А мне действительно надо на дачу. Жена там живет, и у нее кончились продукты. – Это уже говорит Петрович.
– А я, наконец, поменяю крыльцо в бане, – поделился планами Варфоломей.
Начали приводить еще убедительные доводы, согласно которым в субботу они не будут работать ни при каких обстоятельствах. Особенно распалился Варфаломей. Говорит громко, подтверждает свою решимость взмахами рук. Еще секунда и, кажется, он распахнет знамя и первым кинется на баррикады…
Саша сидел молча, и лишь движение желваков выдавало кипение мысли.
Приходит начальник. «Ну, что ребятушки, решили, – надо поработать в субботу. Меня же директор повесит. Всех писать в приказ?»
«Ребятушки» опустили глаза. Молчат. Как школьники, косятся на Сашу в ожидании подсказки. Александр Васильевич держит голову прямо, взгляд направлен в угол комнаты. Начальник умоляюще обращается к Александру Васильевичу: «Ну что, записывать?» В такие минуты Саша ненавидит своих коллег. «Ну что вы молчите? Где ваша храбрость? Да вы, по сути своей, и униженные, и оскорбленные!»
– Да! – звучит, как выстрел, как приговор. Начальник облегченно вздыхает.
– Ну, и вас я тоже записываю, – уже без вопроса в голосе говорит начальник и уходит.
В пятницу, как всегда, Александр Васильевич пришел на работу. Его не пустили за проходную, а тут же в кабинете отдела кадров выписали простойный лист – документ, подтверждающий простой (отсутствие работы) по вине работодателя. Такой простой оплачивается в размере 2/3 среднего заработка. «Ну, что ж, – подумал Саша – с паршивой овцы хоть шерсти клок».
Таких же, как он, отказников набралось человек десять. Пока ожидали оформления документов, произошел обмен мнениями.
– Ну, правильно. Сам-то директор получил дивидендов несколько миллионов. А мы получаем жалкие гроши, – говорит один.
– Все бы решали свои проблемы за счет трудящихся, – это уже слова другого.
Начальница отдела кадров, выписывающая простойные листы, не удержалась и начала защищать директора завода.
– Во всем мире экономический кризис. Директор и так крутится, как белка в колесе. Сказали бы спасибо, что деньги регулярно выдает…
Александр Васильевич прекрасно понимал бессмысленность дискуссии, но не удержался и вставил: «Ну, если ему так тяжело или не умеет руководить – пусть уходит».
– Опять вы конфликтуете, Александр Васильевич! Вечно с вами проблемы. Снова не такой, как все. Правильно, что с вами никто работать не хочет, – парирует кадровичка.
Начальница отдела кадров – замечательная женщина. Олицетворяет собой определенный срез общества. Преданная своему делу. Ей все равно, кому служить, кого предавать (да простит мне читатель игру слов). Еще года два назад она защищала интересы начальника СКБ (специального конструкторского бюро) – организации, которая располагалась в том же здании, что и управление завода. Так уж сложилось еще с советских времен. Занимая должность то ли профсоюзного лидера, то ли «старшего, куда пошлют», она, буквально, как Матросов, грудью ложилась на проходную, пикетируя действия директора завода – своего нынешнего хозяина. Повод был убедительный: директор отключил свет и отопление в помещениях СКБ. За интересы трудящихся (а злые языки называли их интересами начальника СКБ) она была готова пожертвовать собой. Личная преданность – великая сила. Со временем директор завода «проглотил» СКБ. Конструкторов перевели на завод. А принципиальная верность профсоюзного деятеля была оценена директором завода, и теперь она рьяно защищала уже его интересы в роли начальника отдела кадров.
Александр Васильевич получил копию простойного листа и пошел домой. Ступая по мокрому асфальту, прикрытому опавшей осенней листвой, Саша почему-то твердил про себя:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
По итогам месяца у Саши получилась самая высокая зарплата. Ему заплатили за вынужденный простой. Коллеги охают и ахают. Сожалеют о том, что потеряли деньги. Клянутся всеми святыми, что ни за что больше не «подпишутся».
– Надеюсь, никто на меня не в обиде. Как человеку с рецидивами коммунистического воспитания мне не совсем удобно получать деньги просто так, но если директор позволяет себе покрывать издержки своего бездарного руководства за счет трудящихся, то и я, трудящийся, имею полное моральное право получать деньги ни за что, – сказал Александр Васильевич.
Впервые работать на «Сиб…» Саша устроился в 1987 году. «Перестройка» еще только набирает темпы, а он чуть старше Христа. Вся жизнь впереди. Предприятие солидное – единственное в Союзе такого профиля.
Саша с трепетом и уважением относился к старшим товарищам – ведущим и главным конструкторам, начальникам отделов и руководителям СКБ. Они были лет на 15-20 старше его. По утрам возле проходной, да и в рабочее время стихийно собирались эти солидные люди, чтобы обменяться мнениями по очередным задачам «перестройки». Критика текла рекой. Саша восхищался, с какой смелостью ведущие специалисты обличали недостатки социалистической системы. А они сокрушались об отставании отечественного машиностроения от передовых стран. Называли и 10, и даже 20 лет. Саша ждал, что не сегодня-завтра эти специалисты засучат рукава и начнут вытягивать страну из застоя. Сам стремился принимать активное участие. Но время шло, а вместо семимильных шагов вперед страна просто остановилась и развалилась в прах. Развалилось и машиностроение. Поколение, к которому принадлежал Саша, правдами и неправдами добывало хлеб насущный. Большинство людей ушло с предприятия: не было ни работы, ни денег. Разбежались по городу, по стране, а то и за рубеж в поисках лучшей доли. Солидные старшие товарищи, которые еще при советской власти получили и квартиры, и заслуги, и должности с окладами, отсиделись в своих кабинетах.
Наконец, закончилась вакханалия всеобщего дележа социалистической собственности, и начала оживать промышленность.
Александр Васильевич вернулся на завод. Картина удручающая. Казалось, кроме надежды, ничего не осталось. Однако нет – остались те же специалисты, старшие товарищи. Они так же по утрам собирались у проходной подышать свежим воздухом, посмаковать новости. Александр Васильевич не без иронии начал называть их «пикейными жилетами», воспетыми Ильфом и Петровым. Теперь Саша смотрел на них без уважения. «Пикейные жилеты», двадцать лет назад говорившие об отставании страны, продолжают вести все те же разговоры. Они и в молодые годы не отличались прытью, а теперь и подавно. Но продолжают занимать высокие должности. Они давно не помышляют о техническом прогрессе, их главная задача – удержаться на должностях (и соответствующих окладах). Для этого они не овладевают ни новыми знаниями, ни передовым опытом. Но их личное мнение по техническим вопросам почему-то всегда совпадает с мнением любого дилетанта, назначенного на директорскую должность. А удерживаются на своих должностях только потому, что никого не подпускают к ним. Если появляется человек с новыми идеями, желанием создать что-то передовое – его «задвигают»: не только не дают работать, но и просто выживают с предприятия.
– Чем хуже мы работаем, тем больше получаем, – начал рассказывать Петрович. – Когда я впервые сказал об этом внуку, он удивился: как так? А действительно, наше задание мы могли бы давно выполнить. Даже втроем вместо четверых. А зачем? Нам за это не платят. А так мы тянем время, а оплата у нас почасовая. И ничего руководство со мной не сделает. На мое место, на мою зарплату нормальный человек не пойдет. Только такой же, как я – пенсионер, которому любая копейка – прибавление к пенсии. А формально я свою норму выполняю. Придраться не к чему. Чтобы получать больше денег, приходится, правда, сидеть на работе сверхурочные часы. Именно сидеть, а не работать. Можно сделать что-то. Но только для вида. Единственное неудобство – жертвуешь своим личным временем. А с другой стороны, когда нет денег, то и личное время ни к чему. Вот и пошла известная еще с советских времен пословица: «Они делают вид, что платят, а мы – что работаем…»
Саша смотрел на Петровича и понимал, насколько прав этот старик. Все академические выкладки, все заслуги нобелевских лауреатов в области экономики рассыпаются в российской системе.
Как-то поставили заказчику электропечь. В одном из механизмов установлены три двигателя. Заказчик жалуется на их работу. Требует обеспечить работоспособность механизма. Послали разбираться Александра Васильевича. Вернулся, докладывает: «В расчете мощности электродвигателей допущена ошибка – не учтен динамический фактор. Заказчик на аналогичных печах использует двигатели мощностью 3, 15 киловатта, а не наши 1,5». После такой информации, по экономической науке, должна следовать проверка расчета, учет практического опыта и принятие решения. А в России в порядок действий «вкрадывается» человеческий фактор. Руководитель долго возмущается – как так! Он же утвердил конструкторскую документацию! Он, пуп земли! Не может быть, чтобы он ошибся! Он же главный! И никак на жалобу не реагирует. Но проходит время. Заказчик требует решения, грозит штрафными санкциями.
– Ну, ладно. Поставим двигатели мощностью 1, 85 киловатт.
Далее следует покупка двигателей, командирование людей на переделки к заказчику. Хлопоты, расходы. Через полгода заказчик опять предъявляет претензии по тому же механизму. Саша уже по собственной инициативе в свободное время сделал проверочный расчет и показал его руководителю. Руководитель верит не математическим выкладкам, а универсальной формуле: «Я начальник – ты дурак». Наконец, после четвертой переделки, все же были установлены электродвигатели мощностью 3,15 киловатта. Прошло больше года. Денег на переделки ушло больше, чем получили в качестве зарплаты и Саша, и его руководитель, вместе взятые за два года. Чем объяснить ситуацию? Экономическими законами или человеческой глупостью? А Саша, понятно, попал в разряд неудобных.
Время четырехдневной работы по приказу пролетело быстро. Надежды на то, что кризис пройдет, не оправдались. Директор опять «просит» народ пойти в неоплачиваемые отпуска. Опять появляются заранее подготовленные заявления.
Четыре месяца народ получал значительно меньшую зарплату. Четыре месяца люди перекраивали семейный бюджет. Но… Снова не поднимают глаз. Снова подписываются. Александр Васильевич верен себе. Народ безмолвствует… Похоже, им, по Чехову, еще «выдавливать и выдавливать из себя рабов».
Трогательно смотреть на самопожертвование родителей, а теперь все чаще бабушек и дедушек. Саше пришлось как-то услышать такое рассуждение: «В этом году ухожу на пенсию. А потом надо будет работать еще 6 лет, пока внучка выучится в университете. А мою квартиру унаследуют дети – сами-то они никогда не смогут купить».
«Человек – это звучит гордо». Не знаю. Еще вчера коллеги Александра Васильевича божились, что никогда не станут подписываться… А сегодня отводят глаза. Что заставляет вас добровольно ущемлять свои права? Что это? Генетическое рабство, сохранившееся со времен крепостного права? Или результат селекции сталинского режима, закрепленного годами застоя?
В воздухе чувствуется напряжение. Кто-то решит, что еще секунда – и народ разорвет в клочья ненавистные заявления. Но нет. Народ скорее кинется на Александра Васильевича. Растоптать, уничтожить – за то, что он сильнее их… Как человек, возмещающий зло за свою слабость на невиноватой собаке или на беззащитном ребенке.
Александр Васильевич ни у кого ничего не отбирал, не присваивал чужого. Так за что же таких людей не любят? Да за то, что они просто существуют. За то, что являются живым укором тем, кого господь наделил психологией раба. За то, что он невольно стал свидетелем их слабости. А что вас заставляет быть рабами? Не вы ли писали «мы не рабы, рабы не мы»? Откуда это преклонение перед системой?
«Все это было. Путь один
У черни нынешней и прежней…»
В принципе, ребята хорошие. Есть желание работать. Что-то умеют. Но они не хозяева своей судьбы. Могут приспособиться и выжить в любой системе, но всегда останутся рабами. До какой же нищеты, до какой степени унижения надо довести народ, чтобы в один ужасный день разъяренная толпа вытащила своих вчерашних господ на эшафот, гильотину, расстрел?
Опять ждем «русский бунт, бессмысленный и беспощадный»?..
Что заставляет разумных, взрослых людей ненавидеть других? Что-то на уровне инстинкта? Саше запомнился инцидент в троллейбусе. Было прекрасное летнее утро. Пассажиров немного. На одной из остановок заходит женщина средних лет с двумя большими сумками. Социальный статус… раньше ее могли бы назвать «колхозницей». Из тех простых трудяг, которые всеми силами, несмотря ни на какие эксперименты над обществом, продолжают жить, растить детей, бороться за свое маленькое счастье. Саше импонируют такие люди. У женщины небольшая одышка – сумки тяжелые. Зашла и заполнила собой, кажется, весь троллейбус. Умеют же некоторые люди так встать в общественном месте, что их, что называется, ни обойти, ни объехать. Приближается следующая остановка. К дверям направляется одна из пассажирок, женщина старшего возраста, интеллигентного вида.
– Будьте добры, вы не могли бы встать на это место, вам будет удобнее и проход освободится.
– Ты еще будешь указывать, где мне стоять!.. (следуют некоторые крепкие слова)… Езди на такси!
Господи! Вся обида, унижение, грязь, нищета, – всё, что «колхозница» годами носила в себе, выплеснулось на интеллигентку. Впервые за многие годы колхозница может высказаться, не опасаясь, что на неё цыкнет начальник-хозяин.
Пару дней назад по телевизору Саша услышал, что в стране вновь, в связи с кризисом, наблюдается всплеск интереса к социологии. Он прекрасно помнил «первое пришествие». Еще в советские времена по стране прокатилось модное течение с внедрением социологии на производстве. На предприятиях появились штатные социологи, вооруженные знаниями, идеями Ф.Тейлора, А.Файля, Г. Форда и других корифеев. Господи! Ну до чего же они были наивны.
Пока самоотверженный социолог штудировал книжку Г. Эмерсона «Двенадцать принципов производительности», руководитель предприятия одним росчерком пера утверждал такие отчетные показатели, что сам начинал верить в победу коммунизма.
Пока социологи искали пути улучшения управления в науке, некоторые трудящиеся, руководствуясь принципом «Всех горьких истин нам дороже нас возвышающий обман», узнавали, что больше любит начальник – водку или коньяк, охоту или рыбалку, теннис или фехтование.
Вскоре социологи исчезли. Их услуги оказались невостребованными – по простой причине. Выяснилось, что меньше всего соответствуют своему назначению… руководители предприятий! Руководители умели отчитываться, умели принять и проводить начальство, знали материалы последнего пленума, умели быть лично преданными вышестоящему руководству, и никого не интересовали результаты производства.
Социологи исчезли, а некоторые трудящиеся сделали стремительную карьеру, все ближе и ближе подступаясь к источникам материальных ценностей.
Вот и сегодня декларируемая борьба с экономическим кризисом не имеет ничего общего ни с кризисом, ни с экономической наукой. А всякие умные слова прикрывают банальные «дворцовые интриги».
Александр Васильевич помнил те времена, когда объявляли конкурсы на замещение вакантных должностей. Конечно, в условиях социализма они имели свою специфику. Но, по крайней мере, формально предполагалось, что вакантное место займет человек, который обладает лучшими способностями, большими заслугами и достижениями, чем другие. Сегодня же торжествует институт «выдвиженцев-назначенцев-преемников». Его особенность – человек не сам изъявляет желание и пробивается наверх благодаря способностям, идеям, трудолюбию и целеустремленности, а за человеком кто-то стоит. Человек и «не хотел», и «не ожидал». И вдруг кто-то большой и сильный оценил заслуги нашего скромника. Но мы то знаем, что этот кто-то никогда не будет ни выдвигать, ни назначать, ни брать в преемники человека, более достойного, чем он сам. Система деградирует. В этом смысле даже династическое правление предпочтительнее – есть вероятность, что генетические потомки окажутся способнее своих предков. Вспомните хотя бы Романовых… А «назначенцы» – они всегда хуже, по определению…
Наш директор пришел на завод с партийной работы. Коммунистическая партия уже дергалась в судорогах, но еще имела реальную власть, через руководителей предприятий. Вот и оказался партийный функционер сначала главным инженером СКБ, а затем и директором завода.
Десятилетие перед кризисом могло бы стать золотым временем для металлургического машиностроения вообще и, конкретно, завода. Но это в том случае, если бы директор был заинтересован в производстве. Формально завод набирал силу, возрождался. Но часть дохода директора от производственной деятельности – капля по сравнению с той долей, которую давали многочисленные арендаторы, размещавшиеся на территории и в помещениях завода. Стряпали пельмени и делали мебель, ремонтировали электродвигатели и собирали жарочные шкафы. И все арендаторы, помимо официальных платежей, «отстегивают» директору «чернуху» – деньги, которых официально не существует, но которые реально составляют директорский интерес.
Завод – всего лишь инструмент, с помощью которого директор мечтает сделать себе докторскую степень и занять «доходное» место в администрации области. Он опять в рядах правящей партии.
Принесет, например, сегодня любой из апостолов программу выхода из кризиса. И что?! Кому нужны ваши горькие истины? Для реализации программы нужны способности, знания, действия. А у нас только и остались,что «хорошие люди», которые ничего не могут… Экономический крах? Банкротство? Да достаточно одного звонка «наверх», и будет оплачена любая глупость.
Александр Васильевич лично ничего не имел против директора. Он даже по-хорошему завидовал его целеустремленности. С благодарностью воспринимал политику директора по регулярной выплате зарплаты, хотя делать это ему совсем не просто. По-своему директор – неплохой руководитель. Но именно по-своему. А руководить надо не по-своему и не по-моему, и даже не так, как считают некоторые люди, занимающие высокие должности. Все допускают ошибку – руководят так, как считают нужным конкретно они. А руководить нужно так, как это предписывают экономические законы. Они просты и естественны. И поэтому не прощают ошибок. Это по-нашему, по-российски, издержки одного неумелого руководителя, но «хорошего человека», покрывает другой, вышестоящий … «хороший человек». И так до самого верха. А откуда берет деньги «самый хороший человек»? Известно. Сначала отнимали, присваивали, растаскивали чужое под лозунгами справедливости. Потом выручал рабский труд собственного населения. Но и он обанкротился: кому сегодня нужны каменные топоры? И, наконец, последнее, за что еще платит мир – сырьевые ресурсы. Да, все знают. И Бог с ней, с экономикой…
Александр Васильевич часто спрашивает себя: «А может быть, я действительно зануда и безнадежный скептик? Неудобный, неуживчивый человек. Обо всех отзываюсь плохо. Тем не менее, жизнь продолжается. Страна живет. Голода нет. Чем я еще недоволен?» Саша завидует тем людям, которые радуются, что на улицах появляется все больше и больше хороших иностранных автомобилей. В его же голове возникают совсем другие мысли: «Российская автомобильная промышленность, похоже, совсем развалилась». А за этим – сотни тысяч человек, которые теряют заработок. Тысячи «специалистов», которые ни на что не способны. Сотни «хороших» друг для друга людей, благополучно распределяющих между собой государственную помощь. И совсем немного людей, чьи имена должны были бы стоять в одном ряду с такими именами как Форд, Порше, Опель… Чем сейчас занимается его школьный друг, мечтавший посрамить самого Бенца?
Саша видит, как за десятилетие деградировал завод. Уже изготовить механизм из трех шестеренок становится проблемой. А гидравлика и электроника! Это из другой жизни. Скоро вообще ничего сложней железных гаражей да оградок на могилки не смогут изготавливать.
Пусть Александр Васильевич тысячу раз неправ. Тогда хочу обратиться к ура-патриоту, энтузиасту-общественнику. Почему работающий человек не может обеспечить себе ни приличное существование, ни даже жилье? Почему население России постоянно уменьшается? Почему страна четверть века топчется на месте? Я боюсь трясины высокой политики. Просто скажу: новый застой. Что будет потом, представляю…
Ну вот! Вчера директор издал приказ об очередном переходе на четырехдневную рабочую неделю. Еще на полгода. Директор ждет манну небесную. На заводе ничего не меняется. Время летит. Жизнь проходит. Завод отмирает.
Новосибирс