Оправдание святой грешницы – 7
Номер #801 Документально-психологическое расследование Окончание. Начало в №795-800 8. Четвертый из «кембриджской пятерки» В 2002 году две лондонские газеты – The Guardian и Daily Telegraph – опубликовали сенсационную новость: возможный след к раскрытию Энтони Бланта, о котором англичанам стало известно как о советском шпионе в 1963 году, был указан задолго до этого Мурой Будберг. Для […]
Номер #801
Документально-психологическое расследование
Окончание. Начало в №795-800
8. Четвертый из «кембриджской пятерки»
В 2002 году две лондонские газеты – The Guardian и Daily Telegraph – опубликовали сенсационную новость: возможный след к раскрытию Энтони Бланта, о котором англичанам стало известно как о советском шпионе в 1963 году, был указан задолго до этого Мурой Будберг. Для того, чтобы понять, кто такой Блант и о чём идет речь, вернемся на 59 лет назад от даты этой публикации.
Великая Отечественная война была в разгаре. Напряженнейшие сражения начинали медленно склонять чашу весов в пользу Советского Союза. В этой ситуации 7 мая 1943 года в Государственный Комитет Обороны СССР из наркомата госбезопасности поступает донесение о плане проведения германской наступательной операции «Цитадель» в районе Курск-Белгород. Это была перехваченная телеграмма в Берлин немецкого генерала, который отчитывался о проведенной подготовительной работе. Текст, разумеется, зашифрованный, но и перехват, и расшифровку осуществила британская разведка. А в Москву информация пришла от советских агентов в Англии.
Немцы готовили операцию, продумывая мельчайшие детали и рассчитывая на безусловную победу. В стратегическом отношении они планировали отыграться за Сталинград и мощнейшим ударом выиграть войну. Из истории известно, с какими огромными потерями и с каким большим трудом в ходе 49 дней непрерывных боёв советским войскам удалось в конце концов разбить фашистскую танковую армаду. И это при том, что командование Красной Армии уже за два месяца знало о предстоящей немецкой операции и даже опередило противника, первым открыв массированный огонь. А если бы не знало? Не приходится сомневаться – в этом случае немцы одержали бы победу в Курской битве. Правда, вряд ли исход войны мог оказаться иным, чем это случилось на самом деле, но она бы, безусловно, затянулась. Что обошлось бы СССР еще в миллионы человеческих жизней.
Как же удалось получить такой важнейший документ – упомянутую выше телеграмму? Чтобы раскрутить цепочку, начнем с англичан.
Германия еще в довоенное время стала использовать для передачи секретных сообщений шифровальные машины типа «Энигма». Польша, опасавшаяся агрессии со стороны Берлина, пыталась разгадать немецкие коды. Ее инженерам, поработавшим на немецком заводе, удалось после возвращения домой с помощью своих математиков воспроизвести точную копию германской «Энигма-1». В июле-августе 1939-го они передали эту машину и свои разработки англичанам. Те создали 10-тысячный коллектив инженеров, математиков, лингвистов, переводчиков, работавших над расшифровкой постоянно менявшихся немецких кодов. И, хотя модификации «Энигмы» совершенствовались, британцы добились поразительных успехов. Естественно, их работа была укрыта от любых чужих глаз и ушей. Они расшифровывали немецкую переписку, но не всегда сообщали о ней достаточно оперативно даже своим союзникам-русским. И всё же тайный план Гитлера попал в руки советского Генштаба, потому что одним из переводчиков в английской группе дешифровщиков был Джон Кернкросс – «пятый человек» из так называемой «кембриджской пятерки».
Теперь самое время обратиться к этой уникальной в истории разведки организации.
Первая половина 30-х годов 20-го столетия. Гай Берджесс оканчивает наиболее престижный и привилегированный колледж Великобритании – Итон и поступает в Кембридж. Его считают самым способным студентом того времени, ему прочат блистательную карьеру. Между тем, молодые люди, выходцы из знатных фамилий, проникаются совсем неподходящими для аристократов коммунистическими идеями. Их можно понять – в Германии поднимает голову фашизм, и единственной альтернативой ему им представляется Советский Союз. Вскоре Гай Берджесс и его друзья Дональд Маклин и Ким Филби становятся членами английской компартии.
В 1934-м году Берджесс отправляется в поездку в Страну Советов. Тамошняя жизнь и социалистический энтузиазм приводят его в восторг. НКВД реагирует быстро и делает первый пробный шаг – его вербуют как агента Коминтерна. Он возвращается в Англию, и через год следует второй шаг – он становится агентом советской разведки и получает кличку «Медхен». Его друзья, конечно же, не отстают от него. Так появляется на свет «кембриджская тройка» – Маклин («Стюарт», «Гомер»), Филби («Стенли», «Зенхен»), Берджесс («Медхен»).
По указанию НКВД, с целью маскировки, Гай Берджесс выходит из компартии и начинает резко обличать советский режим. Он вступает в англо-германское общество, возглавляемое ярым сторонником Гитлера Освальдом Мосли, и начинает восхвалять нацизм. Даже ездит в Германию.
Несмотря на блестящее окончание университета, Гай отказывается от научной карьеры и идет диктором на Би-Би-Си. Английская разведка Mi6 замечает способного парня и привлекает его к сотрудничеству. В 1939-м году он переходит туда на постоянную работу, а в1940-м устраивает в Mi6 Кима Филби.
Еще со студенческих времен Гай отличался остроумием, экспромтом сочинял эпиграммы, он был красив и обладал потрясающей эрудицией. Поэтому он был желанным гостем во многих закрытых кругах английской столицы, общался со многими высокопоставленными чиновниками. Для советского резидента в Лондоне Гай являлся самым важным агентом, способным добыть любую информацию.
Группа завербованных с помощью Берджесса интеллектуалов к началу войны и составляла вместе с ним «кембриджскую пятерку». Мы знаем уже о ее пятом человеке – Джоне Кернкроссе – и о первых трех. А кто же четвертый?
Перешагнем теперь через уже известные нам военные события и обратимся к тому августовскому дню 1946-го года, когда после ухода из жизни Герберта Уэллса Мура осталась опять одна, без поддержки. Щедрость Эйч Джи позволила ей иметь хорошую квартиру на Найтсбридж, в центре Лондона, а затем в его западной части на Эннисмор Гарденс. А чтобы зарабатывать на повседневные расходы, приходилось, как прежде, трудиться – корпеть над переводами, служить на киностудии, давать консультации по «русским вопросам». К концу недели чувствовалась усталость. Оно и понятно – когда умер Горький, ей было всего лишь 44, а после смерти Уэллса – уже 54.
Чтобы отвлечься от дел и снять стресс, Мура частенько уезжала на уикэнд за город к своим друзьям – Вита и Гарольд всегда были ей рады. В их имении старинный замок 16-го столетия напоминал ей замок в Йенделе – из такого же красного камня и тоже с высокой башней. Каждый раз – как встреча с прошлым. А хозяева – совершенно замечательные люди.
Гарольд Николсон стал после Оксфорда дипломатом, потом членом парламента. Блестящий журналист, автор 35 книг. Среди людей, которых он знал – а со многими из них дружил – не считая короля и королевы, Шарль де Голль и Андре Моруа, Нэнси Астор и Артур Кестлер, Уинстон Черчилль, Игорь Стравинский, Томас Манн, Чарли Чаплин, премьер-министры и многие-многие другие. У поэтессы и прозаика Виты Саквилл-Уэст очень своеобразный союз с мужем Гарольдом. «Свободные отношения только укрепляли их брак», – заметил как-то по этому поводу их сын Найджел. Виту, надо сказать, иногда уводило в сторону – причем, в женскую. К примеру, был у нее в свое время роман с английской писательницей Вирджинией Вулф. Может, сказывалась в Вите гремучая смесь холодной английской и горячей испанской крови. Впрочем, дружбы с Мурой это не касалось.
28 августа 1949 года Гарольд Николсон делает запись в дневнике: «Я разговаривал с Мурой, пока она ждала вечерного поезда. Это наслаждение, когда она здесь бывает. Она, безусловно, одна из наиболее восхитительных личностей, которых я когда-либо знал».
Неплохая аттестация, учитывая, с какими выдающимися людьми был знаком Николсон. Но и у Муры уже образовался широкий круг друзей и знакомых из самых респектабельных слоев британского общества. Они с удовольствием приходят на вечера в мурину квартиру, где любой гость пользуется расположением хозяйки, а беседа искрится оригинальными идеями и блеском остроумия. Не только Николсон заглядывает сюда, бывают здесь и министры, и артисты, и писатели, заходят Бернард Шоу и Александр Корда и, конечно, неподражаемый Гай Берджесс.
Гостиная Муры на Найтсбридж – бесспорный притягательный центр для лондонской элиты. Недаром, когда в начале 70-х перестанет биться сердце Марии Закревской-Бенкендорф-Будберг, главная газета Великобритании «Таймс» посвятит ей некролог под названием «Интеллектуальный вождь».
Однажды, в конце лета 1950 года, в муриной квартире происходит любопытный разговор. Беседуют трое гостей – издатель, американский дипломат и недавний знакомый Муры, который является агентом британской контрразведки Mi5, о чём хозяйка, естественно, не догадывается. Кто-то упоминает имя Энтони Бланта. Мура, как бы между прочим, замечает:
– А Блант вообще-то – член британской компартии.
Насторожившийся агент резонно возражает:
– Но его можно увидеть на фотографиях королевской семьи!
Мура, улыбаясь, парирует:
– Ну и что? Хотя надо признать, что такие вещи могут случиться только в Англии.
Это был первый звоночек, на который Mi5 не обратила должного внимания. А через девять месяцев разразился грандиозный скандал.
События развивались постепенно. Еще в 1944-м году Гай Берджесс ушел из разведки и стал работать в Форин Офис – министерстве иностранных дел. В 1948-м он уже там чиновник по особым поручениям, имеющий доступ к дипломатической почте. Но он ни на минуту не забывает, что ходит по лезвию ножа. Постоянный стресс, большие эмоциональные нагрузки. Их надо как-то заглушать – Гай начал пить. Уже с утра он принимал изрядную долю виски. В конце 1949 года начальство отправляет его в английское посольство в Вашингтоне.
А в 1951-м происходит непредвиденное – американские дешифровщики раскрывают советские шифры, и обнаруживается, что Маклин работает на Советский Союз. Филби успел предупредить двух своих друзей, и с помощью советских спецслужб 25 мая 1951-го года Дональд Маклин и Гай Берджесс через Францию бежали в СССР.
Англичане в шоке. Как такое могло случиться? А в какой компании чаще всего видели Берджесса? Ах да, он постоянно бывал на Найтсбридж, у Марии Будберг. Надо срочно разузнать, какими сведениями она располагает. К ней отправляется агент Mi5 Иона Устинов, по кличке «Клоп» – между прочим, отец известного английского режиссера российского происхождения Питера Устинова. Нет, это не допрос, это просто интервью. В разговоре, перебирая посетителей своего салона, Мура отмечает (вторично, в другой ситуации), что Энтони Блант – член компартии и заходит к ней на чай даже чаще, чем его друг Гай Берджесс.
Только после этого Блант попадает под подозрение английской контрразведки.
Кто же этот человек? Ни много, ни мало – троюродный брат английской королевы Елизаветы II, правящей и поныне. Искусствовед, блестящий знаток французской живописи и итальянского Ренессанса, он в течение многих лет был хранителем коллекции картин британской королевской семьи. Он-то и стал «четвертым человеком» в «кембриджском шпионском кольце», как именуют эту группу англичане. А попал он в это кольцо по несколько неожиданной причине. Блант был преподавателем Берджесса и придерживался нетрадиционной сексуальной ориентации. А Гай Берджесс сам был открытым геем. Он стал «другом» Энтони Бланта и вскоре завербовал его в свои ряды. Гомосексуальная связь оказалась сильнее королевских традиций и аристократической чести.
Во время войны Блант работал в отделе британской военной разведки, который готовил тайных агентов. Миранда Картер, выпустившая в 2001 году книгу «Разные жизни Энтони Бланта», во время работы над ней получила доступ к секретным материалам советских архивов. И выяснила, что Энтони передал в СССР 1771 документ.
После бегства Маклина и Берджесса трое из пятерки всё еще оставались на плаву. Ким Филби двигался вверх по служебной лестнице и имел шансы стать во главе всей английской разведки. Но 1963 год оказался роковым. Последовали разоблачения – и Филби бежал в СССР. В том же году Блант признал на допросе свое участие в шпионской сети – ему обещали иммунитет. Но всё не так просто в британском королевстве, особенно, когда дело касается королевской семьи. О предательстве Бланта долго молчали. И лишь в 1979-м году об этом официально объявила в палате общин британского парламента тогдашняя премьер-министр Маргарет Тэтчер. (Кстати, Джона Кернкросса англичане раскрыли только в начале 90-х!)
Невольной участнице всей этой заварушки Муре Будберг, конечно же, и в голову не могло прийти, какую тайную жизнь вели ее добрые знакомые. Осуждала ли она их после разоблачения? Трудно сказать. Во время войны она и сердцем, и мыслями была с Россией и всякую помощь ей почитала за благо. Если бы кто-нибудь сказал ей тогда, что бывшая подруга Ходасевича Нина Берберова желает победы Гитлеру, Мура поразилась бы такой жестокой нелюбви к своей стране и ее народу.
Война прошла. За десять лет Мура многого лишилась – потеряла Горького и право приезжать в Союз, осталась без эстонского дома. Любить советских коммунистов ей было не за что; хотеть, чтобы коммунисты стали хозяевами в Англии, мог бы только полный безумец. Она никогда не лезла в политику, не становилась в самоубийственную позу между двумя лагерями. У нее была родина – Россия, там жили замечательные люди, которых она знала, с которыми дружила. Жилось им нелегко – так повернулось колесо истории, и с этим приходилось мириться. Но побывать там снова ей очень хотелось.
В конце пятидесятых она предпринимает попытку осуществить свой план – через знакомого передает в Москву просьбу о визе и помощи для поездки. Не тут-то было! Когда-то ей в таких случаях давали валюту, чтобы держать на привязи Горького. Теперь она никому не была нужна. Ответа не последовало.
И всё же в 1959-м она попала в Советский Союз – вместе с английским издателем Джорджем Уайденфельдом. Разыскала друзей – все были рады увидеть ее.
Сразу же восстановились теплые отношения с родственниками Алексея Максимовича. Вслед за этим по приглашениям Е.П. Пешковой и Тимоши она три года подряд приезжает в Москву. А в 1965-м ее приводит туда печальное событие – похороны Екатерины Павловны. В 1968-м Мура присутствует на торжествах по случаю 100-летия со дня рождения Горького. По ее просьбе втроем – с Тимошей и вдовой Алексея Толстого Людмилой – они совершили на теплоходе путешествие по Волге. Прощальное… Она приедет еще в 1973-м – зная, что это в последний раз.
А как же обвинение в том, что Мура была агентом Лубянки? Это заявляли страстно – и бездоказательно – все, кто писал последние четверть века о ней и о Горьком, начиная с Берберовой. Оно и понятно – больно уж красиво и эффектно звучало это обвинение, как же им не воспользоваться? И вешали на Муру что ни попадя, иногда оговариваясь: «хотя и нет документов…»
Есть документы. Правда, совсем иного свойства, доказывающие обратное.
Мура не догадывалась, что почти всю свою жизнь находилась под наблюдением. Дело на Марию Закревскую-Бенкендорф было заведено английскими спецслужбами еще в 1918-м году, когда она стала подругой Брюса Локкарта. Возникло подозрение, что она – тайный агент ЧК. После тщательной проверки эта версия была отвергнута. Однако в 1927-м году Mi5 и Mi6 в связи с разъездами Муры по Европе вновь решают проверить, не является ли она советской шпионкой. Три объемистых папки документов по этому расследованию свидетельствуют: Мура чиста.
Начинается война, и возникают новые подозрения. Мария Будберг уговаривает сотрудника разведки взять на работу в качестве домработниц двух эстонских эмигранток. С ее стороны – желание помочь соотечественницам, но вдруг за этим что-то скрыто? К тому же, у нее слишком широкий круг знакомых, вплоть до министра иностранных дел Великобритании Антони Идена. Проверка, слежка, прослушивание, внедрение агента в ее ближайшее окружение – не обнаруживается даже намека на шпионскую деятельность.
В 1951-м году один из руководителей английской разведки заявляет протест: спецслужбы тратят большие деньги на наблюдение за Мурой Будберг, в то время как никогда никаких доказательств ее вины найдено не было. Протест удовлетворили – дело закрыли. John Ezard в своей статье в лондонской Guardian от 28 ноября 2002 года приводит последнюю запись в ее файле, датированную декабрем 1951 года и гласящую, что, несмотря на болезнь, «она остается необычайно умной и поразительной женщиной – совершенно выдающейся личностью». Достойная и нестандартная запись, венчающая секретное дело.
Да, Мура была незаурядной личностью. Она говорила о своих титулах, о родословной, которая тянется от царственных особ – возможно, что это сочиненная ею легенда. Но разве в этом дело? Сколько потомков знаменитых российских родов затерялись без следа на ухабистых дорогах 20 столетия! А Мура создала себе имя проницательным умом, талантом общения, способностью видеть личность в каждом, умением и готовностью прийти на помощь. Поэтому ее любили и ценили и мужчины, и женщины – редкий дар не только для двадцатого столетия.
Она никогда не переставала работать. В 1968-м году режиссер Сидней Люмет снимает чеховскую «Чайку» – Мура участвует в разработке сценария. В 1970-м Лоуренс Оливье выпускает на экраны «Трех сестер» – и здесь она помогает писать сценарий. Последний ее перевод на английский – «The life of a useless man» – «Жизнь ненужного человека» М. Горького – вышел в 1971-м в Нью-Йорке. Двести сорок страниц убористого текста.
Годы сделали ее грузной. Всё чаще требовался отдых. Иногда прошлое подкрадывалось к ней и прокручивало обрывки странного фильма ее жизни – то черно-белого, наполненного гулом треволнений и опасностей, то цветного – с ярким переливом красок и игрой ума импозантных мужчин. Она ни о чём не жалела. В чудовищной купели, когда привычный мир рушился и земля уходила из-под ног, все хотели быть святыми и поневоле становились грешниками. Ее безумная, безоглядная страсть в Москве 1918 года… Но разве любовь может быть грехом?
Лишь через много лет она осознала: те несколько московских месяцев сделали ее другой. Из беззащитной, неприспособленной аристократки она превратилась в женщину, умеющую выстоять в любых житейских передрягах. Научилась не раскрываться, не обнажать свою душу перед чужими людьми, тем более, что каждого, в первую очередь, волнуют собственные душевные раны. И поняла, что она обладает единственным, но неотразимым оружием – быть женщиной. Нужной мужчине. Возвышающей его. Верной в привязанностях, мягкой, лукавой. Не стальной. Не изменяющей своему пониманию чести и благородства. Гордой и предпочитающей скорее скрыть свои неудачи, чем переложить вину за них на других. Проще всего – обвинять, труднее всего – дарить веру и уверенность.
В сентябре 1974-го она уезжает к сыну, незадолго перед этим обосновавшемуся возле Флоренции. После лондонских туманов – несказаная благодать теплого итальянского солнца. Возле дома стоит на приколе трейлер. Там осталось кое-что из привезенных ею вещей.
Она выбрала день, который настроением неуловимо напоминал давнюю соррентийскую осень. Вошла в трейлер, распаковала несколько картонных ящиков. Ее богатство, которое она хранила, оберегала, возила за собой. Она медленно перебирала папки. Иногда останавливалась на каком-то листке, перечитывала его. Вспоминала. Письма, документы, газетные вырезки. Счета. Записки. Молчаливые свидетели того, как ликовала и страдала мятущаяся душа великого писателя Максима Горького. Бесценный клад, за счет которого предприимчивый человек мог бы безбедно прожить много-много лет.
Нет, эти свидетели никогда не заговорят. В конце концов, кому какое дело до того, что чувствовали два одиноких существа, постоянно стремившиеся друг к другу – и отбрасываемые друг от друга людьми и обстоятельствами? Это было их счастье и их боль. И пусть эти пожелтевшие бумажки, эти безмолвные спутники его жизни уйдут в небытие, чтобы никто никогда не смог всуе трепать имя большого и сложного человека.
Она знала, что делать. Огонь разгорался медленно, потом языки пламени побежали быстрее, и вскоре трейлер полыхал как огромный костер. С юных лет до своего трагического конца Алексей любил костры. Она долго стояла и смотрела, как сгорает, скручиваясь в черные рассыпающиеся жгуты, ее прошлое, ее жизнь. Пока не догорело последнее слово.
Через два месяца ее не стало.
Самуил Кур