Обычный феномен
Мы занимались монтажом ядерной станции за полярным кругом. Пуск реактора откладывался, и у меня появилась возможность вырваться из нашего поселка на несколько дней.
Я находился здесь больше года и уже точно знал, сколько шагов от моей квартиры до столовки и просто так, и по глубокому снегу. А также мог спокойно распознать любую официантку и продавщицу по голосу. Население этого заполярного поселка составляли монтажники, трубопроводчики, сварщики, шамотницы1, строители и большая группа плохо выбритых индивидуумов. Это были инженеры. Я был одним из них.
Плотный рабочий график не давал мне много возможностей для изучения окрестностей. В воскресенье я мог позволить себе расслабленно прошвырнуться в столовую и насладиться эксклюзивными блюдами, никуда не торопясь. Конечно, еда была та же, что и во вторник, но я ел медленно, смакуя макароны по-флотски и разрезая шницель ножом, будто он из мяса.
Была середина декабря, начало полярной ночи. Что-то типа сумерек, которые длятся 24 часа. Это когда часовая стрелка указывает, скажем, на 4, а вот день это или ночь – сразу не скажешь. Цифровых часов в нашей части евразийского континента еще не было.
Если позволяла погода, то некоторые выходные дни я полностью посвящал лыжным прогулкам. Не было никаких лыжных трасс, тренеров, передвижных туалетов. Полная тишина, отсутствие солнца придавали всему вокруг сюрреалистической вид. Много лет спустя это было здорово показано в великом мультфильме «Ежик в тумане». И трудно было представить, что всего в десяти километрах сооружается одна из наиболее северных ядерных станций в мире.
В конце концов надоели мне эти лыжные прогулки. И северное сияние надоело. Оно не произвело на меня впечатления, когда я увидел его в первый раз. Ну да, что-то типа зеленоватого занавеса высоко над горизонтом. Ну и дальше что? Несколько ночей подряд я выходил и ждал, когда же оно, это шоу, начнется. Но долго ждать на морозе не хотелось. На нашей широте это явление можно было наблюдать с середины декабря до середины марта. Другими словами, достаточно времени для наблюдений. Я привык к нему, даже не особо восхищаясь вначале. Ну… может, завтра посмотрю, а то сейчас уже холодно, да и ветер поднялся. Да и жрать охота. Еще успеется.
Я решил эти несколько свободных дней провести так, чтобы было что вспомнить. На поезде добрался до небольшого городка севернее нашего поселка. Этот городок был знаменит своим очень высоким лыжным трамплином. Никогда в своей жизни я не прыгал на лыжах с трамплина, и сейчас, стоя на его верхней платформе, я твердо решил не нарушать эту традицию. Было раннее утро. С этой верхней платформы было видно очень далеко. И то, что я видел, особо не впечатляло. Заснеженные горы, угрюмые ряды почти идентичных пятиэтажек и серая неопределенность вместо горизонта.
Следующим утром я уже стоял на центральной улице большого портового города. Пока ничего примечательного и памятного не произошло. Центральная улица, естественно, названная в честь основателя нашего государства, была широкая и длинная. Сэкономив на такси, я в конце концов дошагал до гостиницы.
После многих месяцев питания в столовой я решил погусарить, другими словами, поужинать в ресторане при гостинице. Там меня ожидал сюрприз. Все столики были заняты. Заняты молодыми женщинами. Я оглядел зал, пытаясь найти место для себя. Мест было много. За каждым столиком было, по крайней мере, одно свободное место.
Когда я спросил официанта, что это за съезд, он улыбнулся:
– Это у нас сегодня Особый четверг. А завтра будет Особая пятница.
– Ага, понял. А послезавтра – Особая суббо..
– Ты чего, парень? Ты что, думаешь, что это шлю…?
– Извини, только приехал. Короче, где мне сесть?
– Да где хочешь. Это ожидается. Сегодня ты – пока первый мужик. Пока.
Не могу сказать, что вдохновился этим фактом, но кушать-то хочется.
– Извините, это место свобо…?
– Сожалею, но на этом стуле лежат наши сумки. Да шучу! Можете присесть.
– Спасибо.
– Да, так на чем я остановилась? Ага, так я ей и говорю, что держи свои грязные лапы от него подальше, а то…
Подошедший официант:
– Вы готовы сделать заказ? У нас сегодня – фирменное блюдо нашего шеф-повара. Это знаменитая…
– Да нет, уху и медвежатину с брусникой. Пока все.
– Вас карта вин интересует?
– Ну-у-у, дайте подумать….
– Эй, если вы не брезгуете разделить с нами нашу бутылку красного вина, то приглашаем.
– А чего бы и нет. Спасибо, девушки.
– К чему эти церемонии? Просто называйте нас ЛЕДИ.
Было практически невозможно не слышать разговор этих двух леди. Я уверен, что этот разговор был специально нарочито громким, смешным и местами не совсем приличным. Но он точно не был скучным. В какой-то момент я почувствовал, что мое участие в этом разговоре может приветствоваться. И я присоединился. А чего бы нет? Разве не для того я уехал на несколько дней из нашего поселка, чтобы немного выйти из рутины? Конечно, эти две молодые женщины не обсуждали положение на Ближнем Востоке или биеннале в Кордобе. Я знал, что разговор женщин не всегда предназначен для мужских ушей, и поэтому старался не попасть впросак.
– А можно нам узнать, что вы делаете в нашем городе? В поисках невесты? Или ищете сбежавшую жену?
Обе захихикали. Мое объяснение не прибавило мне баллов.
– Просто посмотреть? Вы с какой планеты? Только не говорите, что вы пришли в этот ресторан, чтобы набиться этой гнусной жрачкой! Вы выглядите значительно более интеллигентным!
– А я же тебе сказала, как только он вошел, что это из тех, кто смотрит достопримечательности. Господи, ну как некоторые могут быть настолько глупы?..
– Ну, спасибо, леди! Уверен, что моя жена полностью разделяет с вами это мнение, потому что…
– И у него еще жена!! Какого мы пригласили его за наш столик?
– Да, подружка, ты права! Представляешь, что наши мужья сделают с нами?.. Сидим здесь, распиваем свою бутылку вина с полным интелл… интеллигентом. Откуда уважение после такого?
Они глянули друг на дружку и расхохотались.
– Эй, незнакомец! Ничего личного! Просто шутим. Кстати, когда уезжаешь? Послезавтра вечером? Слушай, я – замдиректора нашего драмтеатра. Хочешь билет на завтрашний спектакль? Что играют завтра, подруга, не помнишь?
– «Сирано де Бе…»
– О да, «Сирано де Бержерак», классная пьеса Эдмона Ростана. Твоя любимая? Супер! Вот тебе два билета на завтра. Эй, ты чего? Мне не нужны твои деньги. Нам было интересно с тобой. Ты, правда, немного… ну, как сказать… не в себе немного. Ну, странноватый, я б сказала.
– Права, подружка, но, в общем, ты, пацан, ничего. Нам уже надо уходить. Хорошего тебе отпуска. Ты сказал спасибо?
– Ну да, леди, большое вам спасибо. Мне также было приятно в вашей компании. Вы – особенные, такие…
– Слушай, давай двигать, а то он сейчас расплачется. Да шучу! Будь здоровчик!
Следующий день я провел, шатаясь по длинным и продуваемым насквозь улицам. Серый не то день, не то ночь откладывал отпечаток и на настроение. Пару раз ко мне подходили невнятной внешности мужчины и предлагали купить туфли «прямо из Монтаны». А один раз, когда я зашел в магазин отогреться, некто предложил купить мою спортивную сумку «как есть и без вопросов». Я молча и вежливо отказал.
Вечер застал меня в театре. Спектакль мне понравился. Цены в буфете были приемлемые. В конце антракта, когда я возвращался на свое место, кто-то слегка толкнул меня в плечо. Я повернулся и увидел молодую женщину в темном деловом костюме. Она быстро прошла мимо и, не оглядываясь, приветственно подняла руку. Я узнал ту, которая подарила мне два билета на этот спектакль. Кстати, второй билет я продал, как только вытащил его из кармана. Выхватили.
Возвращаясь в гостиницу, я думал о спектакле, о прекрасных монологах Сирано. Какая личность и какая романтическая история! А завтра – мой последний день в этом городе. Вот практически и прошли мои выходные дни. Ничего запоминающегося и значительного.
Утром я постарался поспать подольше. Не получилось. Горничные включили пылесосы, как только пробило семь утра. Завтракал я до неприличия долго, хотя весь завтрак можно было бы проглотить, пока горит спичка. Потом долго рассказывал дежурной по этажу об Элвисе Пресли. Особенно ее удивило, что на надгробной плите у него выбита звезда Давида. Ее комментарий «И здесь они тоже вылезли» напомнил мне o тараканах.
Мой поезд уходил около восьми вечера. Не зная, как еще убить время, я зашел в местный художественный музей. Вся толпа посетителей состояла только из меня. Минут через сорок я уже был на выходе, когда меня остановил охранник:
– А вы не могли бы оставить свои комментарии в этой книге?
– Так у меня нет комментариев.
– А почему?
Действительно, а почему? Я взял у него солидную книгу в твердом переплете, ручку и пятнадцать минут писал обо всем, что видел в этом музее. В основном перечисляя экспонаты. Потом пошел в морской порт. Не знаю, что я бы хотел там увидеть, но этого там не было.
До отхода поезда было еще много времени, но деваться было некуда, и я пришел на вокзал. Поезд уже стоял у платформы, и я подошел к своему вагону. Это был общий вагон. В нем есть все необходимое: два туалета и кипятильник на угле. То есть кипяток – сколько угодно. До посадки было еще далеко, и я просто бросил свою сумку на ближайшую скамейку. Делать было абсолютно нечего. Невольно я стал думать о предстоящей рабочей неделе, но громкий разговор прервал мои мысли. Скорее всего, это была обычная ругань. Проводница и ее бойфренд или муж выясняли отношения, не иначе:
–…и что я должна была делать, пока ты болтался в своей банке у черта на куличках, а?
– Но, милая, я же не мог послать радиограмму, потому что…
– Заткнись со своей «милая»! Каждая портовая б… знала, когда твое ржавое корыто приперлось на базу. И только не надо меня лечить, что тебе понадобилось четыре дня, чтобы доехать от базы сюда. Сукин сын!
– Но, милая, послушай…
– Уже сказала: забудь свое «милая». Понятно сказала?
– Черт бы тебя, тупая ты баба, побрал! Я могу хоть слово сказать?
– Плевать я на тебя хотела. Ну ладно, говори!
– Мне надо было доложить в штаб-квартиру о…
– И поэтому тебя видели упитым вусмерть с этой пероксидной тощей шлюхой из вашей поликлиники два дня назад? Эй, ты! Да, ты, чего головой крутишь? К тебе обращаюсь! Что, нравится слушать?
Я понял, что обращаются ко мне.
– Да нет… просто… Я только хотел…
– Билет есть в этот вонючий сарай на колесах?
– Да. Я могу уже зайти в вагон?
– Давай. Но только без походов в туалет, пока поезд не тронулся. Ясно?
– Да. Спасибо.
Ей было лет двадцать пять. Зимняя форма проводницы не могла скрыть ее молодость. Ее бойфренд или муж был военным моряком. Я занял свое место в тускло освещенном вагоне, закрыл глаза и почти мгновенно задремал. Даже не заметил, когда поезд тронулся. Моя остановка была где-то через пять часов, и после десяти часов шатания по холодному и ветреному городу хотелось отдохнуть.
Вскоре ритмичное постукивание колес свело все разговоры, смешки, детский плач и шарканье ног в тишину. Я решил немного размяться. Стараясь не наступить на чью-нибудь ногу, я прошел в конец вагона и воспользовался туалетом. Затем я прошел в другой конец вагона. Здесь, в крошечной загородке, я увидел нашу проводницу. Она уже сняла тяжелую зимнюю шинель и сидела за маленьким столиком. Она положила голову на руки и казалась спящей. Но как только я остановился в проеме двери, немедленно подняла голову:
– Чего хотел?
– Да ничего. Просто прошелся, чтобы размяться.
– Чай хочешь?
– Да, конечно.
– Ничего, что без сахара? Уже кончился.
– Не страшно.
Она подошла к кипятильнику, наполнила стакан кипятком, добавила коричневой жидкости и подала мне стакан.
– Бери, только осторожно. Очень горячий. Что-нибудь еще?
– Нет.
– Хорошо.
И она снова села за столик и опустила голову на руки.
Я вернулся на свое место и снова задремал. Мое пробуждение было очень легким. Я просто почувствовал что-то тяжелое и слегка пахнувшее потом на своем плече. Это оказалась голова моего соседа. Он не проснулся, просто несколько раз громко всхрапнул, когда я осторожно вернул его голову в вертикальное положение. 11 вечера. Еще два часа ехать. Я взял пустой чайный стакан и пошел к закутку проводницы. Ее там не было. На столике были железнодорожное расписание, аварийный фонарь, пять стаканов в тяжелых подстаканниках и несколько пакетиков с печеньем. На койке лежала ее спортивная сумка и книга. Я придвинулся поближе, чтобы прочесть название.
– Что надо?
– Да ничего. Вот, принес стакан.
– Поставь на полку. Что-нибудь еще?
– Когда мы прибываем на …?
– Я помню, где тебе выходить. Ты только один там выходишь. Еще 1 час 55 минут осталось. И не проспи, а то поезд стоит там одну минуту.
– А что ты читаешь?
– А я-то думала, ну что бы ты спросил, если б книги не было. Это какой-то идиотский роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Кто-то забыл ее в вагоне. Ну, наверное, потому что такая интересная, не иначе.
– Это одна из моих любимых книг.
– Ну, это меня не удивляет, так как, кроме тебя, на том полустанке никто не сходит. Все сходится. Ты, наверное, или инженер, или врач-педиатр.
– Врач-педиатр? Почему?
– Ну, звучит очень гуманно и успокаивающе для таких божьих одуванчиков, как я.
– Ты? Божий одуванчик?
Она взглянула на меня и улыбнулась.
– Тебе действительно нравится Лоренц Стерн?
– Ага. И Франсуа Рабле тоже.
– Рабле? Он еще жив?
– Ну, вообще да. И он…
– Трепло! Он умер лет 500 назад.
– Ну да… А почему же ты?..
– Да чтобы ты не заснул и продолжал считать себя очень умным.
В последнем она была права. Я считал себя умным. И это я решил ей показать. Этот метод называется «ковровым бомбометанием». С Рабле я перепрыгнул на Брейгеля (я видел копии двух его картин восемь лет назад). Затем, совершенно естественно, я перешел на династию Хан, Лао-цзы и Тао. Конечно, долго на этих темах я не задерживался, так как за исключением названий я почти ничего об этом не знал. Я логично переходил на другие темы, используя очень полезный оборот: «И даже не хочу упоминать в этом контексте Лао-цзы…»
Она слушала, положив голову на руки, что, по-видимому, было ее любимой позой, и слегка улыбалась. Она была очень хорошим слушателем. И я вдруг почувствовал, что многое из того, о чем я говорю, она знает. И только однажды она на мгновение отвернулась к темному окну, когда я цитировал сонеты Петрарки. Но через несколько секунд она снова, как ни в чем не бывало, смотрела на меня с легкой улыбкой. Это не была снисходительная улыбка. Не знаю, какая улыбка это была. Но она, эта улыбка, заставила меня говорить о Черчилле, лечении от проказы, о Генри Мортоне Стенли, Магеллане, древней металлургии и «Деле врачей».
Если бы хоть на секунду я заметил признаки скуки, формальной вежливости или с открытым ртом глупости, то я, как черепаха, спрятал бы голову в панцирь самоиронии. Но этого не было. Я просто не мог поверить, что это была та же самая девочка, которая всего три часа назад не оставила от бравого моряка ни крошки.
– …и тогда фараон Аменхотеп…
– Слушай, давай это продолжим через пять дней, ок? Я буду опять на смене ехать обратно. А твой полустанок через несколько минут.
Она была права, никто, кроме меня, на нашем полустанке не вышел. Было около часа ночи. Никакого транспорта до поселка.
Утром я удовлетворил любопытство своих коллег, описав им ресторанный зал при гостинице. Их воображение дополнило отсутствие деталей. Я был неестественно краток в описании, что привело к появлению весьма лестных слухов обо мне. Но я ждал другого.
Спустя пять дней после возвращения я не пошел спать, как обычно. Где-то около полуночи я побрился, надел чистую рубашку, почистил зубы и пошел на железнодорожную станцию. Было не холодно, но ветрено. На станции никого не было. Поезд прибыл по расписанию. Он еще не остановился, как в одном из общих вагонов с лязгом открылась наружная железная дверь. Тоненькая девичья фигурка в длинном свитере и валенках спрыгнула в снег и подбежала ко мне. Она обняла меня, поцеловала, потом отступила на шаг назад, подняла ворот свитера так, что он почти закрыл ее лицо, и прижала ладони к ушам, как бы говоря: «Пожалуйста, молчи!» Потом повернулась и быстро пошла к своему вагону. Поезд начал медленно двигаться. Я видел, как легко она вскочила по вертикальным ступенькам в вагон, дверь захлопнулась и поезд ушел.
Было уже после часа ночи. Никакого транспорта до поселка. И впервые в жизни я понял, что означает слово «волшебство». И впервые в жизни я увидел северное сияние во всей его красе.
1Теплоизолировщицы. Покрывают горячие трубо- и паропроводы теплоизолирующим материалом, т. н. шамотным кирпичом, или специальными матами. Еще та работа!
Alveg Spaug