Обмануло время…

Issue #774

40 лет назад Вова Таблер был ведущим солистом вокальной группы мальчиков в школе, где я работал завучем. С тех пор его голос окреп и принял иную направленность. Сегодня Владимир Таблер – яркая фигура среди авторов известных российских вебсайтов Стихи.ру и Поэзия.ру. Не стану расписывать достоинства его поэтического дара – вы их увидите сами. Почитайте его стихи.

Самуил Кур

А дальше что? А дальше…
Эх, лучше бы не знать…
А дерева на даче
изображают знать,

напялили на ситцы
фальшивую парчу.
Пора с теплом проститься,
а я вот не хочу.

А дальше?.. Область сердца
заволочет тоской,
в ней стаи самоедства
осядут на постой.

А дальше что? А дальше…
Когда б я ведать мог…
Знать, вальдшнепам с ягдташей
ронять кровинки в мох.

И набрести лососю
на роковую снасть.
Такое время осень –
спастись нельзя пропасть.

Виолончель

Звучи, виолончель!
От музыки родятся
бушующий апрель,
стихи, протуберанцы.
Пусть ночью будет пар,
пусть будет бег оленей,
и будет звездопад
плыть по щекам Вселенной.
В прозрачности воды
пусть будет свет спирален,
в покое детских спален
пусть будут сны чисты.
Поверить разреши,
уняв мое безверье,
что можно жить вне лжи,
дружить без лицемерья,
любить вразлет, навзрыд
до умопомраченья,
чтоб души – словно взрыв,
чтобы из тел – свеченье,
за щедрость добрых дел
не ожидать получки.
Среди небесных тел
Земля пусть будет лучшим.
Пусть будет свет с небес
густ и виолончелен,
все живы будут без
шаманств, столоверчений.
Не спрашивай – зачем…
Скользи, смычок, по нерву.
Звучи, виолончель!
Пока звучишь, я верю.

* * *

– Прощай…
– Прощай…
– Прощай… –
я повторял на вдохе.
Отпущена дороги
гудронная праща.
Потоком дней черты
твои сотрет земные,
но вечны позывные
любви и чистоты.
Нам выпало совпасть,
в словах, прикосновеньях,
как в легких дуновеньях,
нам заменивших страсть.
Быть вместе не дано –
не так монета пала.
Но и того не мало,
что не утолено.
Я буду слышать весть
через года и версты –
как хорошо и просто,
что ты на свете есть.
И потому не меть
судьбу мою кручиной,
будь навсегда причиной
желанья жить и сметь.

Май

Какой сегодня ветер во дворе!
Кто обвинит в нем май – не ошибется.
Глядите-ка, полуденное солнце
горит на нем, как шапка на воре.

Развешивает женщина белье.
А ветер ее ситцем облепляет,
как пестрою пыльцою, и влюбляет
ленивых доминошников в нее.

Им выпить бы – да нету ни рубля…
Глядят на чистоту ее полотен,
мечтающих в замедленном полете
стать парусом иль гюйсом корабля.

Тоска в мужских неласковых глазах.
В карманах тает на закуску сало.
А в жизнях их не будет Кюрасао,
не ждут их на ванильных островах.

А будет жизнь им кадыки тереть –
тяни ее, как к пирамиде глыбу.
И «пусто-пусто», стало быть, и рыба!
И хоть бы рубль…
Невмоготу ж терпеть!..

Ты не верь
Ты не верь, что из праха – в прах.
Верь, что смертию смерть поправ…

Живы те, кто ушли навек,
у излучин небесных рек,
возле тех заревых озер,
где лазоревый белозор,
средь сияющих тех долин,
где ни веса, ни дат, ни длин.
Нам – года суеты, докук,
а у них – только краткий звук.
У нас дрязги и лязг мечей,
а у них – лишь звезда в ручей.
Наших рук невелик растяг,
а у них там – миры в горстях…

Им доступна такая вещь –
к нам прийти, долететь, протечь,
речкой, дождиком ли, травой…
Но уже никогда – собой.

* * *
Поранюсь, порежусь
о сонный осот,
о раннюю свежесть,
о сини высот,
о сирый осинник,
о крылышки птах.
И вовсе не сильно,
но больно-то как…
Как будто на росстань
пора повернуть.
Как колет мне острым
под левую грудь.
Поранюсь, покаюсь –
вина есть вина –
тебе, белый аист,
тебе, тишина.
Я жил и транжирил
казну своих дней,
я плавился в жире,
каких-то идей.
Какие-то числа,
химеры во мгле…
Но я разучился
ходить по земле.
Ломался я в позах,
запутывал след…
Вернись в меня, воздух,
вернись в меня, свет.
И вспомню до рези
в усталых зрачках
туманные взвеси
и солнце в ручьях.
Ты, жимолость, жалость
и нежность моя,
чтоб сердце разжалось –
впусти острия.
О воды, о стрежни,
о хвою в бору
поранюсь, порежусь…
запомню…
замру…
Порежь меня, поле
заросшей межой.
И больно…
И воля…
Живой я.
Живой.

Обмануло время

Обмануло время,
как базарный тать.
Мне бы ногу в стремя,
д-ногу не задрать.
Мне бы ночью к даме
на балкон, в окно…
Эвон килограммы –
то-то и оно.
А коль даже влезу,
то гарантий нет-с,
что с такого стрессу
обеспечу секс.
Мне б в запой с друзьями –
это-то могу…
Да наутро, мама,
не желай врагу.

Время, ты как будто
наврало во всем.
На одну ты букву
с “вором” и “вралем”.
Обещало счастье,
я возьми – поверь.
А теперь вот часто
мордою – о дверь.
Был мальцом беспечным,
а моргнул и сник-
обещало вечность,
оказалось – миг.
Где мой мир прекрасный,
ну-ка покажись.
Обещало праздник,
оказалось – жизнь…

Песня мима

Вот он я – гуттаперчевый мим.
Вот моя невеликая тайна –
я устал переделывать мир
для счастливого в нем обитанья.

Нету сил, применяясь к нему,
улыбаться раскрашенной рожей –
я себя у него отниму,
скрывшись в белых кулисах пороши.

Было так – каждый нерв ликовал.
И светилось, и жгло, и щемило…
А теперь горше леонковалл.
И грызет за грудки ишемия.

Верил я в пасторальный мотив –
мол, добро и любовь, и свобода.
Не заметил, как этот наив
обернулся безумьем испода.

Биться в нетях, бояться шлепков,
рвать в лапшу перебитые жилы
за отрыжную медь кошельков,
за смешок, колыхнувшийся в жире…

Анно домини две тыщи пять –
год-бодун, понедельник, расстрига…
Мне суметь ли тебя дощипать
до курантов шампанского мига?

Я отказник от вер и надежд.
Черт к душе припечатал копыто.
Здесь предательный правит падеж
и глаголы совравшего вида…

Ухожу, доиграв эту роль.
Шар земной сквозняком раскачало.
Снег идет. Анно домини ноль.
И, быть может, удастся – сначала.