Нeкрасов в Цахкадзоре

Ликует враг, молчит в недоуменьи

Вчерашний друг, качая головой,

И вы, и вы отпрянули в смущеньи,

Стоявшие бессменно предо мной…

Н. А. Некрасов, 1866

До сих пор хочется иногда снова обратиться к его творчеству, послушать запись народной песни «Меж высоких хлебов затерялося» в исполнении Ивана Скобцова или Лидии Русановой, припомнить дедушку Савелия, который на сочувственный вопрос, за что его кличут клейменым, каторжным, с достоинством поясняет: «Я в землю немца Фогеля Христьяна Христианыча живого закопал». Напомню также строчки, пародирующие Лермонтова, но и самокритично характеризующие одну из сторон жизни самого Николая Алексеевича: «И скушно и грустно, и некого в карты надуть /В минуту карманной невзгоды…/Жена?.. но что пользы жену обмануть?/ Ведь ей же отдашь на расходы!» В карты поэт Некрасов играл, в отличие от своих незадачливых деда и отца, успешно, что иногда приносило существенный доход в семью.

Когда моей дочери было восемь лет, на зимние каникулы я с ней съездил по месткомовской путевке на горнолыжный курорт Цахкадзор недалеко от города Раздан в Армении. Разместили нас в Доме матери и ребенка. Поездка была замечательная. Прямо перед ней дочка подхватила сильную простуду и температурила. Мы поездку не отменили, но на лыжах не катались, а просто много гуляли, поднимались на подъемнике на самый верх. В солнечную безветренную погоду некоторые лыжницы наверху были в купальниках, а мужчины – с голым торсом. В одну сторону было хорошо видно озеро Севан, а в другую – гору Арарат на территории Турции. Дочка до сих пор вспоминает, как я каждый вечер в номере читал ей поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» и «Мороз, Красный нос». Сейчас признается, что многое было непонятно.

Книгу я взял в местной библиотеке, поэзия Некрасова мне очень нравится с детства. Рассказ о раскаявшемся разбойнике и о чудесно рухнувшем дубе когда-то поразил воображение: «Жило двенадцать разбойников, /Жил Кудеяр-атаман, /Много разбойники пролили/ Крови честных христиан». Начало этой нравоучительной истории стало песней. Когда ее исполнял Шаляпин, душу охватывал трепет, прошу прощения за пафос. Более сильное впечатление Шаляпин на меня производил только исполнением «Ныне отпущаеши». Еще в детстве мне запомнилось услышанное по радио стихотворение со словами: «…Но ты идешь по лестнице крутой/ И дерзко жжешь пройденные ступени!» Потом я узнал, что это было некрасовское стихотворение «Сожженные письма» 1856 года. Мне кажется, что Владимир Солоухин неправ, когда в своих замечательных «Камешках на ладони» обвиняет Некрасова в тенденциозности на примере «Несжатой полосы». Солоухин пишет: «…поэт тенденциозен, и картина благополучия ему не нужна, не находит отклика в его сердце. Но что это? Стоп. Одна полоска не сжата. Одна на всех окрестных, одна, быть может, во всей России!.. Тотчас муза заговорила, тотчас полились строки…» Поэт на то и поэт, чтобы быть тенденциозным. Солоухин сам в своих произведениях часто тенденциозен, пристрастен и необъективен, простите за тавтологию.

В 1866 году случилась история, омрачившая все последующие годы жизни Некрасова. Об этом напоминает стихотворение, начало которого я взял в качестве эпиграфа. В апреле 1866 года Каракозов стрелял в царя и промахнулся. Следствие по делу вел граф М.Н. Муравьев. Он был в отставке, его призвали снова на службу в трудное время как опытного чиновника и решительного человека, чтобы навести порядок в столице. Начались гонения на либералов. Некрасов в тщетной попытке спасти свой журнал «Современник» от закрытия сочинил и прочитал на вечере в Английском клубе хвалебную оду, посвященную графу Муравьеву, который в либеральных кругах за решительное подавление недавних польских восстаний имел прозвище Муравьев-вешатель. Ода журнал не спасла, а от Некрасова с презрением отвернулись друзья и единомышленники. Единственной реакцией проницательного Муравьева на оду был совет поэту не печатать эти стихи.

Муравьев был, по моему мнению, выдающимся человеком. В 14-летнем возрасте он читал бесплатные лекции по геометрии с целью распространения в России математических знаний, с 16 лет в звании прапорщика участвовал в Отечественной войне и в Бородинском сражении был тяжело ранен, всю жизнь затем ходил с тростью. Он дослужился до министра государственных имуществ и ушел в отставку по здоровью, но в 1863 году, в связи с польским восстанием в Северо-Западном крае, был вызван как опытный руководитель на службу и назначен генерал-губернатором и командующим войсками края, действовал решительно и эффективно.

Когда в 1875 году Некрасов тяжело заболел, его былая популярность стала восстанавливаться, к нему шли письма, выражавшие поддержку и сочувствие. Стихи, написанные за последние два года жизни, объединены в цикл «Последние песни». Поэт умер в декабре 1877 года и до последнего дня сохранял ясность ума. Вот его последнее стихотворение, за несколько дней до кончины:

О муза! я у двери гроба!

Пускай я много виноват,

Пусть увеличит во сто крат

Мои вины людская злоба –

Не плачь! завиден жребий наш,

Не наругаются над нами:

Меж мной и честными сердцами

Порваться долго ты не дашь

Живому, кровному союзу!

Не русский – взглянет без любви

На эту бледную, в крови,

Кнутом иссеченную музу…

Жена поэта Фекла Анисимовна, с которой он обвенчался незадолго до смерти и которую переименовал в Зинаиду Николаевну, умерла в бедности и безвестности в Саратове в 1915 году.

Иван СЕРБИНОВ

Саннивейл