Недосказанность
По карте туда было всего 450 миль в виде почти прямой вертикальной линии. И ничего населенного, кроме маленького мотеля почти у самого конца.
Была середина сентября. Погода была хорошая. Пока еще. В этих высоких широтах, недалеко от полярного круга, погода часто менялась в течение дня по нескольку раз. Дорога шла по вечной мерзлоте и была покрыта гравием. И на запад, и на восток простирались бесконечные пространства. Горы были едва видимы в виде голубоватого зигзага. Трафик вообще был фантастический: за четыре часа езды – ни одной ни встречной, ни попутной машины.
Бензобак полон, ветра нет, небо голубое. Другими словами, не было ничего, что могло бы держать меня в бодром состоянии. Я и вел машину в полудреме и пропустил момент, когда пошел снег.
Почти сразу дорога исчезла. Ни указателей, ни деревьев на обочине, которые помогли бы мне оставаться на дороге. Все вокруг очень быстро стало плоским и белым. Я сбросил скорость до сорока миль в час, но все равно не был уверен, что еще нахожусь на дороге. К счастью, я вспомнил, что полотно дороги, проложенной по вечной мерзлоте, всегда выше, чем обочина. Вот я и старался держаться повыше. Хоть какой-то шанс, что я еще не съехал с дороги.
Исчез горизонт. Небо и дорога превратились в серое Все. Из радио на всех каналах шла только громкая статика.
Я остановил машину и выключил двигатель. Сразу стало очень тихо. Снег падал почти вертикально. Те несколько минут, что я стоял у машины, почти полностью скрыли следы шин. Все выглядело так, будто мою машину просто опустили из космоса в эту точку. Я глянул на часы: почти пять часов вечера. Надо ехать, пока я не дотянусь до того единственного мотеля на всей дороге.
Через несколько часов я въехал в цивилизацию. Она была представлена мотелем на восемь комнат, магазинчиком сувениров и маленьким кафе на четыре столика. Все под одной крышей. Чуть в стороне стояла заправка. Семья из двух человек управляла этим всем. Две машины стояли у входа в мотель, а возле заправки угрюмо ворчали два здоровенных восемнадцатиколесных автотрейлера. В этих районах такие монстры вообще никогда не глушат свои дизели. Работают на холостом ходу, иначе после ночных заморозков дизель не запустишь.
Из короткой беседы с продавцом в магазинчике сувениров (продавец – менеджер мотеля – метрдотель в кафе – механик на заправке – владелец бизнеса) я узнал, что дорога закрыта в обе стороны и что прогноз погоды неутешительный.
Чтобы себя хоть как-то утешить, я купил две футболки и пошел в кафе. Пошел – это не совсем точно. Вернее сказать, перешагнул порог кафе, ибо оно находилось через малюсенький коридор от магазинчика. В ожидании мяса с картошкой я обратил внимание на пожилую пару за соседним столиком, которая посматривала на меня и улыбалась.
– Извините, но моя жена и я случайно услыхали, как вы делали заказ. И мы пытаемся понять, откуда у вас такой акцент?
– О, акцент… Это типичный южнокалифорнийский акцент.
Мы все рассмеялись.
– Я же тебе говорил, Гизела, что этот парень из Европы!
– Из Европы?
– Ну конечно! Я это сразу почувствовал. Не так ли, сэр?
– Да. А вы из…
– Мы из Германии.
– У вас отличный английский.
– Спасибо. Я долгие годы работал пекарем в Манитобе.
Мы обменялись любезностями, но тут подоспел мой заказ, и я полностью погрузился с ножом и вилкой в ароматное жареное мясо.
Было около десяти вечера, за окном темно, холодно и ветрено. Снег продолжал идти. А здесь было уютно и никуда не надо было спешить. В общем, я перестал заглатывать и давиться кусками мяса, как обычно, а начал смаковать каждый кусочек. Похоже было на то, что остальные пять посетителей кафе разделяли мою точку зрения. Ветер усилился и начал пошвыривать пачки снега в окна. Я провел за рулем более семи часов и поэтому больше, чем обычно, был расположен к общению. После нескольких незначительных комментариев германская чета пригласила меня за свой столик.
Они были пенсионерами, которые путешествовали в этих широтах. Я представился. Джентльмен из Германии встал, вытянулся (я почувствовал острое желание сделать то же), протянул руку:
– Мистер и миссис Эрвин Рейнике.
– О, значит, это будет герр Рейнике и фрау Рейнике?
– (Улыбнувшись.) Естественно. А кстати, Sprechen Sie Deutsch?
– Да нет, всего пару фраз. Да и не думаю, что Вы бы хотели…
– Позвольте мне предположить… Ну, я думаю…Hitler kaput! Hande hoch! Nicht Shiessen! Deutschland uber alles…
– А как вы догадались?
– Вы из России, не так ли?
– Да.
– Я просто сложил вместе ваш акцент, чувство юмора, внешность. Вот и все.
– А вы, скорее всего, профессор славистики из какого-то университета? Может, из Гейдельберга?
– Не совсем. Но я всегда интересовался восточноевропейской культурой. А русской культурой особенно. И у меня была возможность практического знакомства с ней в 1940 году.
– Этнографическая экспедиция, не иначе, я увере… Подождите, 1940? Армия?
– Конечно. Удобно, так как правительство покрывает все расходы.
– Это уж точно. И просто, любопытства ради, как долго вы были в армии?
– Шесть лет. С 1938-го.
Последующая пауза не была столь долгой, чтобы показаться невежливой, но она точно была заметной. Честно говоря, я не знал, что сказать. Поменять тему было б слишком явно. Продолжать? Это было бы странно. Очень странно. Я мгновенно представил, как бы наш разговор мог продолжиться. Вопросы вокруг да около, дипломатические ответы, куча банальностей и общих заявлений. Ну, конечно, всегда есть безопасный вариант: начни рассказывать им о своих дорожных приключениях за последние три недели. Добавь немного самоиронии, смешных эпизодов – и это превратится в легкий и приятный диа…
– Эрвин, ну почему ты не расскажешь этому приятному молодому человеку о встрече два дня назад? Ну, в том придорожном кафе, помнишь? Это было нечто.
– Спасибо, моя дорогая. И, думаю, это хорошая мысль. Мой военный опыт – это не то, что стоит обсуждать после такой сытной и вкусной еды. Вы согласны?
– Конечно, герр Рейнике. Так что произошло в том кафе два дня назад?
– Это действительно было нечто. Мы сделали заказ и, пока ждали его, начали говорить между собой. По-немецки, естественно. Заказ принесли, и официант начал все раскладывать. Мы же продолжали обсуждать планы на следующий день и где мы еще должны зарезервировать место. И внезапно кто-то говорит: «Эрвин, это просто здорово – встретить тебя после стольких лет. Но не езжай той дорогой. Она для грузовиков, а не для обычных машин».
Это был владелец кафе, который узнал меня после почти пятидесяти лет. Он был младшим лейтенантом в моем… В общем, было так приятно встретить его снова.
– Могу себе представить. А вы знаете другие языки помимо английского?
– Ну, я бы не сказал, что знаю. Так, несколько общеразговорных фраз на некоторых европейских языках. Включая французский, конечно. Знаете, я могу читать немного на нескольких, но говорить – только с помощью разговорника.
Наш разговор сместился на литературу. Я был приятно удивлен отличным знанием герром Рейнике европейской литературы вообще и русской в особенности. Его вкус был действительно неортодоксальным.
– Мне не нравится литература графа Льва Толстого. Он слишком монументально описывает базовые человеческие инстинкты. Он – это литературный Вагнер. Слишком много.
То же самое с вашим другим гением – Достоевским. Его мысли по поводу искушений, страданий, очищений, покаяний – все это очень не мое. Он сам был психически нестабильным, и все его герои такие же. Психически нестабильные. Я надеюсь, что никак не обидел вас своими замечаниями?
– Ну что вы! Это действительно интересно и неординарно.
– Лев Толстой не любил Шекспира. Бернард Шоу не любил Шекспира. Это означает, что они не боялись идти против хорошо устоявшихся мнений. Я такой же. Если мне нравится что-то, то это потому, что это что-то мне нравится. А не потому, что какой-то сутулый, очкастый, пейсатый, вонючий…
– Эрвин, дорогой! Ты не должен так волноваться. Твоему кровяному давлению это совсем не нужно.
– Права, дорогая.
Это была хорошая возможность опять сменить тему.
– Вам нравится этот пейзаж? Нам очень нравится, не так ли, Эрвин? Очень аскетичный, но в то же время романтичный.
Похоже было на то, что фрау Рейнике перехватила инициативу. Они рассказали мне о своих путешествиях в пустыне Виктории в Австралии и в Кении. Я упомянул Долину Смерти, пустыню Мохаве и национальный парк Glacier. Затем я упомянул бесконечные леса Сибири и голубоглазые озера Кольского полуострова.
О Тироле Гизела говорила чуть ли не со слезами на глазах.
– Понимаете, места настолько поэтические и незамутненные.
Эрвин же очень похвально отозвался о Тасмании и Галапагосских островах. Они много путешествовали.
– Столько чудесных мест, фантастических, что не верится, что природа создала их.
– Права, дорогая. Я всегда говорил своим людям: «Смотрите вокруг, впитывайте. Не ломите вперед с закрытыми люками».
Я помню в 1941-м в Смоленске… Такая жалость, что этот дом восемнадцатого века не давал нам возможность двигаться вперед, так что нам пришлось…
– Эрвин, дорогой, ты не думаешь, что уже слишком поздно и мы не даем этому приятному молодому человеку…
– Ну конечно, Гизела! Как эгоистично с моей стороны! Пожалуйста, извините нас! Очень приятно было с Вами пообщаться. Приятного Вам путешествия. Auf Wiedersehen!
– Желаю Вам того же, герр Рейнике! Это была очень поучительная беседа. Спасибо Вам и фрау Рейнике! Auf Wiedersehen!
Я посидел за своим столом еще минут десять. Кафе было почти пустым. Ветер еще больше усилился. Я глянул в темное окно. Буквально на мгновение я увидел в нем дом восемнадцатого века в Смоленске, который замедлил наступательный прорыв колонны танков… Да нет, это было просто отражение конфетного автомата, что еще? Я допил чай и медленно пошел в свою комнату.
Alveg Spaug ©2023