Науму Клейману – восемьдесят

Клейман родился в Бессарабии, в Кишинёве. Бессарабия тогда была частью Румынского королевства. Однако 28 июня 1940 года советские войска пересекли румынскую границу, и Наум Ихильевич Клейман двух с половиной лет от роду стал подданным Союза Советских Социалистических Республик со всеми вытекающими отсюда последствиями: бомбёжкой с первого дня войны, с эвакуацией, а в 1946 году – возвращением в Кишинёв, с депортацией в 1949-м в сибирскую тайгу (где уроки он готовил при лучине), с вопросом, можно ли давать золотую медаль ссыльному.

Та же советская судьба забросила в Сибирь многих учителей, преподававших в школе, и правдолюбца-директора, который по своей инициативе отправился к высокому начальству выяснять вопрос о золотой медали.

В результате медалист Клейман поступил на математический факультет Киргизского университета в городе Фрунзе, но после первого курса бросил математику и – с чистым к этому времени паспортом – отправился в Москву поступать во ВГИК.

Не будем гадать, каким бы мог стать Клейман математиком. А вот представить сегодня не только российский, но и мировой кинематограф без того вклада, который внёс Наум Клейман, невозможно. Изучение и публикация рукописей Эйзенштейна, создание научно-мемориального «Кабинета Эйзенштейна», организация Музея кино, который при Клеймане стал своеобразной киношколой, точнее, киноуниверситетом. Без всякого преувеличения можно сказать, что новое поколение российских режиссёров, таких как Андрей Звягинцев, Борис Хлебников, Алексей Попогребский, сформировалось именно здесь, в кинозалах Музея. Ретроспективы классиков, новинки зарубежного кино, лекции и семинары, встречи с мастерами, тематические фестивали сделали Музей кино одним из самых значительных культурных центров Москвы. *

Наум Клейман – один из тех немногих в мире кино людей, чьим мнением дорожат и к чьим советам прислушиваются и молодые режиссёры, и спесивые знаменитости. При этом он чрезвычайно щедр и с готовностью делится своими знаниями и идеями. Без малого тридцать лет он читает курс истории мирового кино на Высших режиссёрских курсах. В 1963–1967 годах Наум Клейман был автором и ведущим нескольких телевизионных программ – «Шедевры мирового кино», «Сокровища старого кино». Он преподавал в университетах Берлина, Будапешта, Калькутты, Мюнхена, Лос-Анджелеса, Токио, Нью-Йорка, Хельсинки. Был членом жюри десятка разнообразных кинофестивалей, награждён призом Европейской киноакадемии «Феликс» и орденами Франции, Польши, Германии, Японии.

Кого-то такое всесветное признание человека, занимающегося академической работой (киноведение, история кино), ошарашивает. Но в том-то и дело, что Клейман никогда не огораживал территорию своих занятий стенами академии. И если говорить серьёзно, то философия Клеймана – это служение. Служение тем, кто был до нас, нашим предшественникам. Забота о том, чтобы не прерывалась связь. Чтобы сделанное предшественниками было осмыслено. Короче говоря, связь времён, на которой базируется любая культура. «Если человек не ощущает себя слугой предшественников, его дело не очень-то многого стоит», – говорит Клейман.

***

В первый раз я увидел Наума Клеймана то ли в 1967, то ли в 1968 году. Точную дату не могу назвать, но обстоятельства помню отлично. Клейман показывал в ленинградском госфильмофондовском кинотеатре «Бежин луг», не законченный и в 1935 году запрещённый фильм Сергея Эйзенштейна. Материалы – негатив и черновой монтаж – погибли на «Мосфильме» во время войны. Всё, что осталось от ленты, – срезки кадров, которые сохранила монтажёр Эсфирь Тобак. Из этих срезок, иначе сказать, из неподвижных изображений, фотографий, Наум Клейман и Сергей Юткевич, основываясь на сценарии, режиссёрских разработках, заметках и рисунках Эйзенштейна, смонтировали кинофильм-фотоэссе.

Дело было пятьдесят лет назад, и я с уверенностью могу сказать, что это был один из самых важных киносеансов в моей жизни.

«Бежин луг» – некая вариация истории Павлика Морозова, пионера, заложившего своего папашу.

Казалось бы, как ни интерпретируй этот сюжет, получится агитка. Но, посмотрев «Бежин луг», я, наверное, впервые осознал, что, оставаясь в рамках заданного сюжета, можно создать нечто очень далёкое от газетной истории. Потому что интонация автора не менее информативна, чем сюжет.

Казалось бы, кино это – «запечатлённое время»**. Но смонтированный из неподвижных картинок «Бежин луг» был настоящим кинофильмом с чётко выявленным ритмом и с наполненной действием временной протяженностью.

Казалось бы, фильм запретили аж постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) «ввиду антихудожественности и явной политической несостоятельности», то есть навечно. Запретили – и негатив его погиб. Но фильм не сгинул бесследно. Потому что рукописи не горят, даже если испепелится бумага, на которой они написаны.

Разумеется, все эти слова я слышал неоднократно и раньше, но в тот вечер я действительно услышал их.

Портрет Наума Клеймана работы Михаила Лемхина

*Журналисты, говоря о Клеймане, нередко сравнивают его с Анри Ланглуа, создавшем (вместе с Жоржем Франжю) французскую Синематеку, в которой проводили часы и дни Франсуа Трюффо, Жак Риветт, Клод Шабройль, Годар, Эрик Ромер – короче говоря, все будущие авторы французской «новой волны».

Сравнение действительно напрашивается.

В 1968 году французский министр культуры Андре Мальро в результате каких-то бюрократических интриг уволил Ланглуа из Синематеки. Но это вызвало такое возмущение кинематографического мира, что министру пришлось отступить.

Так обстояло дело во Франции. В России немного иначе.

В конце 2005 года председатель Союза кинематографистов Никита Михалков, задумав грандиозную финансовую афёру с недвижимостью, вышвырнул Музей кино из Киноцентра на Красной Пресне. Музейные фонды пришлось разместить на киностудии «Мосфильм», а все мероприятия – разбросать по разным кинотеатрам и клубам Москвы.

Протестовал ли кто-нибудь против этого варварства? Вот слова уверенного в своей безнаказанности Никиты Михалкова: «Музей кино – это один из самых скандальных, истеричных, крикливых вопросов, обсуждавшихся не только в Москве, не только по всей России, но и далеко за ее пределами, на всех кинематографических форумах – от Канн до Торонто, через Венецию, Берлин и Токио. Михалков погубил русский Музей кино. Какие только письма я не получал. Угрожали что угодно. Американская академия грозила, чуть не «Оскара» отняли».

И что же? Да ничего. «Оскара» никто у Михалкова не отобрал. А музей, в конце концов, загнали к чёрту на куличики, в павильон ВДНХ номер 36, который раньше назывался «Переработка сельскохозяйственной продукции».

Москва – это вам не слабонервный Париж. Нас не запугаешь!

А в июле 2014 года добрались и до самого Наума Клеймана: распоряжением министра культуры Владимира Мединского (безграмотного, уличённого в плагиате жулика) он был уволен с поста директора Музея кино, а на его место назначена дама из михалковского окружения Лариса Солоницына.

И никакие протесты всяких там Сокуровых и Вимов Вендерсов российское министерство культуры не смутили.

** «Запечатлённое время» – так говорил Андрей Тарковский.

Михаил ЛЕМХИН