Наташа
Люська была оторвой. Это было видно с первого взгляда, неважно, когда вы этот взгляд бросали – зимой, весной, осенью или летом.
Часть 1
Зимой из-под мальчишеской шапки-ушанки, сдвинутой набок – у Люськи вообще не было ничего, сделанного прямо, – торчали ее рыжие вихры, нос был почти всегда красный, потому что Люська его непрерывно терла варежкой, а щеки пламенели от мороза так, что становилось жарко при одном их виде.
Люська была заводилой всех дворовых игр, и зимой, конечно, это было непременное строительство снежной крепости с двумя отсеками. Она сбивала мальчишескую бригаду снегостроителей, и крепость обычно строилась дня за два-три.
Девчонки с завистью и опаской следили за Люськиными выкрутасами и редко решались напрямую с ней разговаривать. Реакции её всегда были непредсказуемы, и можно было легко остаться дурой на всеобщее посмешище.
Еще во дворе жила девочка Наташа. Если Люську боялись и уважали, то Наташку презирали и открыто высмеивали. Наташа была не такая, как другие. Лицо её было плоское, глаза косили, движения были неуклюжие, и ничего, кроме дурацких поступков, от нее не ждали.
Наташа всегда стояла в стороне от веселой гурьбы дворовых детей, хотя ей ужасно хотелось с ними играть. Она смотрела на все эти игрища не завистливо, а с тайной тоской. Но никому не хотелось обращать на это внимание.
Обычно вечерние развлечения заканчивались, когда родители, высунувшись из окон или возвращаясь с работы, загоняли своих уставших чад домой.
Двор оставался пустым. Снег блестел миллиардами искорок под мягким желтым светом уличных фонарей, все вокруг приобретало нежное спокойствие, и только в дальнем углу двора мрачновато возвышалась крепость, таящая в своих отсеках неразгаданные тайны.
Наташу обычно забирали раньше всех. Она покорно шла за отцом или матерью, которые брали её за руки и, не глядя по сторонам, вели к дому.
В этот вечер что-то пошло не так. За Наташей никто не пришел.
Она ждала, стоя, как всегда, неподалеку от развлекавшейся ребятни, пока группа не стала редеть и в конце концов не растворилась.
Часть 2
Наташа стояла в вечернем свете фонарей, не понимая, что происходит, и была похожа на оставленного хозяевами щенка.
Внезапно в прожекторе лучей закружились снежинки – сначала поодиночке, а потом собираясь в хлопья. Наташа начала ловить снежинки на рукавицы и разглядывать их – одну, другую, третью… Они были удивительно красивые и разные. Почти такие же снежинки, только бумажные и большие, висели в коридорах специального интерната, куда каждый день во время школьного года отводили её родители.
Наташка ловила хлопья и, когда их падало побольше, слизывала языком с рукавиц.
Снегопад усиливался, и свет фонарей стал зыбким. Ей уже не хотелось следить за белым хороводом в желтом круге, а тянуло выйти из него. В дальнем конце двора стояло то, что для Наташи всегда было запретно и недоступно.
Она подошла к крепости. В сгустившейся темноте слабо виднелись белые ступеньки – ровно три. Наташа умела считать до трех. Поднимаясь на каждую, она произнесла вслух, картаво и с трудом: «Раз, два, три». Потом надо было перебраться через стену и внутри опять спуститься по ступеням. Сверху мело. По бокам крепости было выстроено два больших углубления. В каждом могло поместиться по одному сидящему на корточках. Отсеки выглядели как уютные убежища от всех напастей.
Наташа забралась в правый отсек. На полу были заботливо постелены картонки из-под ящиков. Она села на картонки, вытянула ноги и начала смотреть, как снег мягко падал в раструб крепости, успокаивая и умиротворяя её встревоженное существо.
Наверное, это продолжалось долго…
Часть 3
В какой-то момент в ночной темноте, прорезаемой падающим снегом и подсвеченной пятнами фонарных огней, начали раздаваться крики.
Соседи, успевшие отужинать и уложить малышей, расслабленные домашним уютом и теплом, стали прислушиваться к непонятному шуму. Некоторые распахнули форточки, чтобы понять, что происходит на дворе.
Люськина мать, хлопотавшая у плиты, приоткрыла створку окна, и в Люськину квартиру ворвались отчаянные крики: «Наташа! Наташа!» Люська подбежала к окну. Тетя Клава и дядя Петя, Наташкины родители, метались по двору в поисках дочери.
Люська судорожно начала вспоминать происходившее. Она помнила, что Наташка, как всегда, зачарованно стояла около возившихся ребят, потом Люська увлеклась догонялками и игрой в снежки, и Наташка выпала из ее поля зрения. Наташкино странное лицо иногда мелькало в её суетливой и радостной игре, и она видела следящие за ней с непонятным выражением косые глаза. Но в следующий миг это видение исчезало, а вечером Люська побежала вслед за возвратившимся с работы отцом.
Люська быстро соображала. Внезапно она вспыхнула от осенившей её догадки и, не говоря ни слова, ринулась в коридор, на ходу натягивая сапоги, шубку и шапку-ушанку. «Куда?» – рванулась мать, но Люська уже бежала по лестнице. Она выскочила во двор в наполовину распахнутой шубке и, как всегда, сбитой набок шапке и бросилась в сторону крепости.
Поскользнувшись на первой ступеньке, но уцепившись за стенку, она быстро перелезла внутрь крепости и заглянула в отсеки. В правом, прислонившись шапкой к снежной стене, спала Наташа.
«Наташа, Наташа!» – Люська растормошила Наташку, и на нее посмотрели сонные глаза. Впервые Люська увидела их так близко. Они косили, но Люська почувствовала, что они смотрят на нее все более осмысленно и дружелюбно.
И тут Наташка улыбнулась. Было темно, но Наташкины зубы сверкнули в этой темноте. Внезапно Люське стало невероятно тепло внутри. Она потянула Наташу за рукав, и та покорно выползла из отсека. Люська переползла через стену и, стоя на верхней ступеньке, протянула вниз руку. Наташа ухватилась за нее, как за канат, и обе девчонки оказались за крепостью, крепко держа друг друга за руки. К ним бежали тетя Клава и дядя Петя.
Не стоит говорить о том, что с тех пор в освещенном окне на кухне Люськиной квартиры можно было часто видеть тетю Клаву и дядю Петю, оживленно беседующих с Люськиными родителями. Наташка играла с маленьким Люськиным братом Борькой. Борька каждый вечер ждал её появления, как манны небесной.
Во дворе Наташа получила самую надежную защиту, о которой только можно было мечтать, и если кто-нибудь из новеньких пытался её толкнуть, перед его носом немедленно вырастал маленький, но крепкий кулак, принадлежащий дворовой оторве с рыжими встрепанными волосами, ярко пылающими щеками и вызовом в зеленых непокорных глазах.
Елена ГАХ