Черновые наброски к эпохальному роману

“Мисюсь, где ты?”  А.П. Чехов,  “Дом с мезонином”

От редакции

В прошлом  номере нашей газеты, под статьей о презентации альманаха «Образы жизни», мы сообщили о намерении опубликовать два прозвучавших на презентации произведения веселого жанра. Выполняем свое обещание и представляем читателям рассказ Александра Трегуба и пародию Игоря Евелева на этот рассказ.

Введение

Роман о пиджаке  моего друга Кременецкого задуман как вершина и венец моего творчества и одновременно как подведение жизненных итогов. Поэтому работа над ним продвигается медленно. Но уж когда он будет закончен, он, безусловно, встанет в один ряд с такими шедеврами мировой литературы, как “Война и мир” Толстого или “100 лет одиночества” Маркеса. И дело здесь, конечно, не в  скромном  таланте  автора,  а в  выдающейся  личности самого Кременецкого.

То же, что предлагается сейчас вашему вниманию – это только рабочие наброски к эпохальному роману, но мы просто не имеем права продолжать “писать в ящик”:  время проходит, а широкому читателю все еще недоступны воспоминания о Кременецком;  до сих пор не изданы – и даже не написаны! –   мемуары “Диалоги с Кременецким”, или “Мои встречи с Кременецким”, или “Любовь и танки: Моя жизнь с Кременецким”,  или хотя бы литературное исследование “Влияние Кременецкого на формирование мировоззрения и других вредных привычек женщин Второй половины 20-го столетия” … Поэтому мы пока  предлагаем вашему вниманию всего лишь черновые наброски, и не судите их строго – ведь это только наброски!

 

Все началось со свадьбы моего друга Кременецкого в Киеве в далеких 80-х годах. Конечно, женитьба Кременецкого – это уже само по себе выдающееся событие, которое заслуживает отдельного рассказа. Жизненный путь Кременецкого был счастливо озарен мягким светом нежной любви многочисленных женщин и поклонниц; от далекой Бухары до Черноморского побережья прекрасные девушки бросались в объятия Кременецкого, не задумываясь о последствиях. Женщины любили Кременецкого, и Кременецкий всегда отвечал им взаимностью; ничто не могло удержать Кременецкого от немедленного свидания с любимой – на данный момент –женщиной. Среди бывалых туристов ходили истории о неожиданных исчезновениях Кременецкого с горных  маршрутов Алтая и Крыма, когда он, повинуясь  внезапному зову любви, стремительно спускался в долины,  с легкостью преодолевая по пути  перевалы 5-й категории.  В секретных архивах Советской Армии долгое время хранились документы о необъяснимых пропажах боевых танков с военных баз города-героя Волгограда, где Кременецкий проходил военную подготовку, – и только после распада СССР удалось установить точную корреляцию между датами потерь танков Советской Армией и свиданий Кременецкого с очередной новой пассией из города-героя.  Под большим секретом рассказывали о вторжении Кременецкого в гарем некоего ближневосточного шейха, что вызвало резкое падение цен на нефть на международном рынке, раздор в ОПЕК, реорганизацию в КГБ,  положило начало движению за раскрепощение женщин в Объединенных Арабских Эмиратах, усилило позицию произраильского лобби в американском Конгрессе и прояснило загадочное появление в гардеробе  Кременецкого шелкового тюрбана с вышитым сердечком, которым Кременецкий  никогда – за исключением визитов в ОВИР – не пользовался.  Кременецкий знал многих женщин, и многие женщины были бы счастливы просто состоять при Кременецком, даже и не мечтая о том, чтобы женить его на себе.

Поэтому женитьба Кременецкого на Изабелле стала киевской сенсацией; друзья Кременецкого держали пари – как долго продержится счастливый брак, а его бывшие подружки (все из которых были приглашены на свадьбу, что сразу же создало проблему поиска зала подходящих размеров, способного вместить всех гостей), – придирчиво осматривали невесту, стараясь понять выбор Кременецкого.

Но наш рассказ, к сожалению, имеет только косвенное отношение к этому  историческому событию. Для нашего рассказа важно то, что к своей свадьбе Кременецкому удалось приобрести совершенно замечательный черный финский пиджак. Только те, кто еще помнит возможности торговой сети Киева 80-х, могут по справедливости оценить этот факт. Приобретение настоящего, хорошего, импортного свадебного костюма по своей значимости  не уступало выбору невесты. Городские власти это хорошо понимали, и выдавали молодоженам талоны для отоваривания в специальном Салоне для новобрачных на Воздухофлотском шоссе.

К счастью для Кременецкого, процесс выбора невесты прошел намного более удачно, чем процесс выбора пиджака,  потому что пиджак – как следствие ограниченного ассортимента  в Салоне для новобрачных на Воздухофлотском шоссе – оказался Кременецкому мал, а невеста – в самый раз.

Но зато неожиданно повезло мне: пиджак Кременецкого пришелся мне впору, был немедленно куплен у Кременецкого и сразу же стал звездой первой величины в моей разношерстной коллекции пиджаков, приобретенных  в небогатой выбором киевской торговой сети для выезда в Америку.  Как мы все были хорошо осведомлены в 80-х годах, каждый американец был обязан  приходить на службу в строгом костюме, а менять костюм полагалось каждый день рабочей недели. Таким образом, гардероб уважающего себя мужчины должен был состоять из, как минимум, пяти будничных и нескольких пиджаков на выход. Широкое использование пиджаков в Америке дополнительно подтверждалось при внимательном просмотре классических американских фильмов 50-х годов.

Судьба Пиджака складывалась непросто. Во-первых, вместо Америки ему пришлось иммигрировать в Израиль, и Пиджак оказался плохо подготовлен к этой перемене. Неудачи начались непосредственно в момент триумфального восхождения (алии) Пиджака на историческую Родину. В аэропорту Бен Гурион Черный Пиджак появился в сочетании со стильной Черной Шляпой с Полями (и Пиджак, и Шляпу  надо было перевозить на себе, чтобы они  (1) не потерялись и (2) не потеряли свой первозданный вид).  Встречавшие Пиджак родственники, уже далекие от советских реалий, немедленно решили, что Пиджак – ультраордотоксальный еврей (как будто только ортодоксы носят черные пиджаки и шляпы!), и попытались трусливо сбежать из аэропорта – но, к счастью, были вовремя опознаны и остановлены Пиджаком.

Вообще, в начале 90-х годов пиджаки в Израиле не пользовались особой популярностью – наверное, потому, что они как-то плохо гармонировали с шортами, футболками и сандалиями на босу ногу, – в то время стандардной одеждой израильтян, от торговцев на рынке до университетских профессоров.  Так что Пиджак несколько опередил свое время в Израиле, – что, вообще, типично для многих выдающихся исторических личностей.

Разочарованный отсутствием возможностей настоящей профессиональной карьеры в Израиле, Пиджак занялся  интенсивной рассылкой  своих резюме и, в итоге, получил стипендию Очень Хорошего Немецкого Фонда для относительно молодых и все еще подающих надежды пиджаков.  Первым классом компании «Люфтганза» (Хороший Фонд платил за все!). Пиджак  перевезли в Германию на работу в Университет имени Альберта Эйнштейна. Поначалу все складывалось хорошо: Пиджак с достоинством показался на нескольких официальных приемах Фонда, где ему удалось пообщаться с другими солидными пирджаками и где ему торжественно вручили специальный Галстук Фонда, который Пиджак полюбил нежно, как  младшего брата, и с которым никогда не расставался.  В Университете к Пиджаку поначалу отнеслись с подобающим уважением и обращались к нему с неизменным “Герр Пиджак”,  а иногда даже “Герр Доктор Пиджак”. Однако довольно быстро все изменилось; оказалось, что чинопочитание в Германии не так уж и популярно; очень скоро к пиджаку стали обращаться запросто по имени (“пиджак”). И дело было не только в недостатке чинопочитания – многое в Германии не оправдывало высокие надежды Пиджака.  Например, знаменитая немецкая пунктуальность проявлялась, главным образом, в строгом соблюдении перерывов на службе (в 10 утра – перерыв на кофе, с 12 до часу – перерыв на обед и в 3 часа – перерыв на пиво); при этом после перерыва в 3 часа Пиджак фамильярно хлопали по плечу, предлагали распить еще по одной бутылке пива и погонять в футбол. Когда же Пиджак попытались заставить ездить каждый день на работу на велосипеде, он просто отказался появляться в Университете; крутить педали на крутом подъеме в гору в Университетский кампус Пиджак справедливо считал ниже своего достоинства.

Так и получилось, что, за исключением  немногочисленных светских приемов в Хорошем Фонде,  большую часть своего пребывания в Германии Пиджак провел в шкафу добротного дома в земле Баден-Вюртембергер, изучая немецкий язык соседей, чтобы всегда быть в хорошей форме для очередного светского раута. Там – в этом шкафу – и созрело Eine Wichtige Entscheidung  (важное решение): переехать в Америку – единственное место, где, как думал  Пиджак, ему могло бы найтись достойное применение. Пиджак принял это решение не только ради себя, но и ради всего потерянного поколения пиджаков конца 80-х,  готовых к перезду в Америку еще в 90-м году, но предательски оставленных в стране исхода перед Алией. Пиджак оказался единственным представителем той  славной когорты и хорошо осознавал свою историческую миссию и личную ответственность за судьбу всех не доехавших куда надо пиджаков.

К сожалению, за время, проведенное Пиджаком в Израиле и Германии, ситуация в Америке несколько изменилась, – а, возможно, киевские слухи о неограниченных возможностях профессиональной карьеры пиджаков  в Америке оказались преувеличеными. Пиджак – как ежедневная официальная форма одежды – требовался только для ограниченого круга профессий, таких, как, например, официант или продавец машин на дилерских.

Пиджак не сразу осознал глобальное изменение ситуации: на второй день после переезда в Америку он наивно  заявился на свою Первую Американскую Работу в Городе Музыкального Штата – и оказался  единственным пиджаком в тамошнем Университетском кампусе (что, правда, сыграло свою положительную роль, потому что помогло профессору-работодателю легко опознать нового сотрудника). Город Музыкального Штата  когда-то находился в эпицентре боевых действий между  Севером и Югом и, как оказалось,  до сих пор не оправился от тяжелых последствий Гражданской войны. Поэтому главным достижением Пиджака в начале его Американской Карьеры явилось успешное интервью в Университет Золотого Штата, что позволило ему покинуть Музыкальный Штат быстро и с мимимальными потерями. В  дальнейшем Пиджак продолжал тяжело и упорно работать  в важной области прохождения  рабочих интервью; география его интервью покрывала значительную часть континентальной территории США. Исторический процент успеха составлял приблизительно 5 процентов, что считалось хорошим показателем для пиджака с его опытом и положением.

Но время шло, и Пиджаку все труднее приходилось в конкуренции с молодыми и лучше образованными выпускниками Saks Fifth Avenue, Bergdorf Goodman, Neiman Marcus или даже «Нордстром».  В конце концов,  на его место был нанят энергичный, элегантный и бежевый выпускник Macy’s. Recent College Graduate (недавний выпускник) из Macy’s с первой же (!) попытки успешно прошел интервью в Крупной Технологической Компании и нахально перехватил у ветерана все ответственные проекты. Теперь удачливого Бежевого конкурента стали посылать на ответственные деловые встречи, конференции, а иногда даже и в заграничные командировки, –  а  нашему старому заслуженному Пиджаку доверяли только второстепенные поручения, такие, как, например, представительство на дружеских приватных вечеринках.  Ветерана стали  готовить к выходу на пенсию; ему настоятельно рекомендовали  серьезно подумать о новой карьере в какой-нибудь солидной  благотворительной организации, – например, Salvation Army или Goodwill.

Но судьба распорядилась иначе. Неожиданно оказалось, что Сыну – как всегда, совершенно срочно – понадобился костюм для некоего важного приема в его High School; немедленно после этого, костюм понадобился для торжественного вручения какого-то гранта. Пиджак был немного великоват для Сына, – но, конечно, времени на покупку нового костюма у безумно занятого Сына не было. Хотя Пиджак – в силу своего несколько старомодного консервативного отношения к жизни – немного коробило от несоответствия как размеров, так и некоторых политических взглядов – в глубине своей подкладки он был очень рад опять включиться в активную рабочую жизнь.

Жизнь Пиджака наполнилась новым смыслом, а профессиональная карьера полностью трансформировалась: он стал завсегдатаем собраний California Association of Student Councils и Democratic American Youth, он  организовывал локальные ячейки для Future Young Leaders и Junior Statesmen of America, он участвовал в National Student Leadership конференциях в Вашингтоне и Сакраменто, он напряженно вспоминал имена выдающихся художников эпохи Возрождения и названия подотрядов редких насекомых в Патагонии  на состязаниях Academic Decathlon, он ездил получать стипендии и гранты, он проходил интервью с деканами и членами приемных комиссий университетов на Западном и Восточном побережьях… Пиджак помолодел душой и приобрел бесценный жизненный опыт работы с молодежью.

Разумеется, никто уже не думает об отправке Пиджака на пенсию или о его карьере в Salvation Army; Пиджак занимает почетное место в шкафу городского кондоминиума, имеет официальную позициию консультанта и служит ментором для молодого поколения новых пиджаков. В свободное от менторства время он пишет мемуары. Время от времени – когда талантливые, но недостаточно дисциплинированные выпускники Man’s Warehouse, находящиеся в штате  Сына, непонятно куда и на какой срок исчезают со службы по каким-то своим делам (впрочем, что возьмешь с этой несерьезной – хотя и многообещающей – молодежи),  наш опытный и надежный ветеран  решительно заменяет своих юных коллег – хотя, конечно, старый Пиджак уже слишком мал для выросшего Сына.

Часто Пиджак задумывается  о прихотях судьбы:  окажись он впору Кременецкому – и его жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Он бы мог стать неизменным участником  таких популярных телевизионных передач и конкурсов,  как “Blind Date” или “The Sexiest Man Alive”; он был бы частым гостем в программах Марты Стюарт, посвященных умению одеваться красиво и со вкусом; а возможно,  он бы даже стал первым пиджаком в истории, чье фото украсило бы обложку журнала “Play Girls”.

Вместо того, чтобы гонять по всему миру в поисках подходящей работы, он бы отдыхал на флоридских и гавайских курортах, и его единственной заботой были бы назойливые репортеры-папарацци; вместо непрепрывных рабочих интервью он бы коротал вечера с друзьями в барах и клубах, вместо посещения бесконечных политических митингов и кампаний он бы стал желанным гостем перворазрядных великосветских раутов и, наконец, вместо того, чтобы 12 часов в день, 5 дней в неделю протирать спинку кресла в своем офисе, он бы приглашал каждый день  очередную  симпатичную блузочку посидеть в престижном ресторане.

Но жизнь есть жизнь – и каждому пиджаку предназначен в ней свой собственный путь. Первая заповедь пиджаков – никогда не сожалеть о своем несовершенном фасоне, неподходящем размере или о не встреченных  блузочках. Так размышляет умудренный жизнью Пиджак на своей вешалке в свободное от менторства времени.

А Кременецкий затерялся где-то на необьятных просторах Америки. Иногда доходят слухи, что его встречали в Балтиморе, временами сообщают, что Кременецкий полюбил охотиться в Монтане в компании легко одетых амазонок, кто-то видел Кременецкого в техасском ресторане в обществе супермодели с обложки “Swimsuit International”, а один раз даже записалось послание на автоответчике от Кременецкого из Флориды.

Кременецкий, где ты?

 

Киев – Реховот –Ульм – Ноксвилл – Сан-Диего – Лос-Анджелес – Сан-Хосе

 

 

Бюстгальтер жены моего друга Кременецкого

(уточнение к роману Алекса Трегуба «Пиджак»)

Автор этих строк не может себе позволить начать со слова «введение» —  по причине темы  и предмета, которому послесловие посвящается. А именно, бюстгальтеру жены моего друга Кременецкого — предмету первой необходимости каждой женщины.

И всё-таки, я попробую ввести. Как известно уважаемому читателю популярного романа, мой друг Кременецкий, будучи всеядным Дон Жуаном советской эпохи, был прекрасно знаком с этим предметом первой необходимости женщин той же эпохи. Но похождения моего знаменитого товарища оборвались так же внезапно, как и начались. Чтобы не повторяться, я просто скажу, что Кременецкий решил жениться и заказал себе к свадьбе финский пиджак. Пиджак жениху оказался мал и волею судьбы путешествовал, сам по себе, по странам Европы, Ближнего Востока и США, примеряясь к местному климату, обычаям и танцам народов соответствующих государств. Но я не о пиджаке, хотя тема эта весьма интересна и пока ещё  полностью не раскрыта.

Приобретение к свадьбе стоящего импортного бюстгалбтера по своей значимости не уступало выбору невестой самого жениха. Счастливые новобрачные эпохи недоразвитого социализма вместе с купоном на золотые кольца странной пробы и разрешением на приобретение финского пиджака иногда получали купон на бюстгальтер для невесты. В купоне, как правило, не был указан размер изделия, поэтому приобретенный законно бюстгальтер либо перешивали на швейной машинке «Зингер» в местном комбинате бытовых услуг со скромным названием «Гигиена», либо с горечью отдавали младшей сестре невесты, ученице четвёртого класса. Свадебной чете Кременецких достался второй вариант. Поэтому счастье молодожёнов находилось под угрозой не только, как сказала бы Мария Кюри, в периоде «полураспада», но и полного и окончательного «разгрома», как сказал бы писатель Фадеев.

В романе «Пиджак» я (см. Автор) умышленно опустил причину, по которой пиджак Кременецкого перекочевал в мой гардероб. А теперь, когда годы берут своё, я должен чистосердечно признаться: я получил пиджак в обмен на бюстгальтер для невесты. Чисто женский товар достался мне по случаю. Во время моей командировки в Германию меня сопровождал сексот Семёнов, работавший в нашем Институте Стали и Сплавов простым сексотом. Жена заказала Семёнову единственную покупку из земли Баден-Вюртембергер, где проходила наша конференция. В последний день в этой земле мы отправились с Семёновым в местный магазин нижнего белья. Само собой разумеется, ничего подобного в ту эпоху наши женщины не только не прижимали к груди, но и не облекали на. Семёнов долго примерялся к вешалкам и витринам, а потом закрыл глаза, расставил пальцы, как бы укладывая в ладони прекрасные пышности своей супруги, и с «этим размером» отправился к изумленной продавщице. Руки Семёнова дрожали, как ладони юного Ромео на хрупкой Джульетте. Но бывалый сексот выстоял и принял Эйн Вихтиге Энтсшенданг (для тех, кто до сих пор не понимает по-немецки, объясняю: это – не «бюстгальтер», это значит «важное решение партии и правительства»).

По возвращении на родную землю оказалось, что немецкий бюстгальтер, являясь представителем славной когорты европейских лифчиков, не был рассчитан на грудь настоящей казачки. Его, правда, можно было надеть поверх платья, но казачка решительно отказалась и предложила мне — как свидетелю преступления — искупить вину и выкупить изделие за оставшуюся от загранпоездки валюту. Как результат моей некомпетентности в «секретах Виктории» в те молодые годы и навязчивость мысли о возможном натуральном обмене с Кременецким, и состоялся этот гешефт. Слово немецкое, но это не важно.

Прошли годы. Бюстгальтер жены моего друга Кременецкого испытал в своей семейной жизни немало. Но настоящего счастья он так и не узнал. Правда, однажды мне показалось, что на обложке журнала «Плейбой» я видел нечто до оргазма знакомое. И тогда я вспомнил «измерительный» метод Семёнова, закрыл глаза, растопырил пальцы и… Вы спросите Автора:  «Было ли это на самом деле?» И он ответит: «Какая разница!» Возможно, и эта история, которую вам поведал Пародист, ему тоже приснилась…