МАФиЯ

Давайте сколотим свою группку, свою кликочку, свою маленькую, уютную бандочку!

Ю. Трифонов, «Другая жизнь»

По делам службы меня занесло в Баку, где мое КБ внедряло переработку отработавших свое пластиковых пакетов в убогие белесые, пованивавшие состаренным полиэтиленом канистры. Обычно придуманные нашими технологами решения годами валялись на полках, а затем, конвертированные в железо, тихо догнивали на складах металлолома. Премии распиливались, сабантуйчики под спирт, настоянный на клюкве, и селедку под шубой отмечали «внедрения» и делали жизнь переносимой, а кургузое, неладно скроенное и некрепко сшитое оборудование для переработки отходов сплывало на переплавку. Возиться с пластиковым мусором никому не хотелось.

В Баку все было не так. Все работало, и как работало! Отходы аккуратно собирались и переплавлялись в канистры. В «левых», неучтенных канистрах плескался коньяк, разумеется, «левый». За работу мне в Баку заплатили прямо в пустой инженерский карман, в котором неожиданно приятно зашевелились свежеотпечатанные Гознаком «правые», всамделишные, фиолетовые двадцатипятирублевки. Я познакомился с гостеприимной и всемогущей азербайджанской мафией. Затем мне довелось потрудиться на благо радушных азербайджанских, армянских, грузинских и узбекских мафиозных кланов. Их работу отличали расчетливость, деловитость и практическая сметка, ну а розовые воспоминания о плове, шашлыках и хинкали на природе, у прохладных водопадов, до сих пор вызывают обильное до непристойности слюноотделение. Я и понятия не имел о том, что во всем мире вторсырье — излюбленное пастбище мафиозных кланов, и семижды семь тучных коров, добреющих на этом пастбище, вовсе не сменяются тощими, облезлыми, изможденными социалистическими телками. Мафия бессмертна.

Мафии, однако же, в Советском Союзе, как и частной собственности и секса, не было. Была, однако, в Харькове великолепная публичная библиотека имени Короленко. Одно из самых острых моих ностальгических воспоминаний выбрасывает меня в читальный зал публичной библиотеки, где под рассеянным светом старомодных медуз-светильников я провел много славных часов. Я начал изучать литературу, посвященную мафии. Ее охотно выдавали суровые очкарики, белые мыши, вечные сотрудницы читального зала библиотеки Короленко. Запрета обличать язвы капитализма не было. Напротив, надавать по толстым лоснящимся буржуйским мафиозным щекам почиталось вполне марксоугодным делом.

Я начитал массу толковых книг и кое в чем разобрался. Тем временем в СССР начинались новые времена, и теневики превратились в кооператоров. Нелепая громадная страна возвращала народу туманную, расплывчатую свободу и внятные секс, частную собственность и мафию. В горбачевские времена казалось, что на навозе теневой экономики прорастет светлое капиталистическое будущее. Из кого же и растить капиталистов, как не из дельных, крутых оборотистых парней о двух загривках и подбородках, знающих толк в деньгах и проворно сбегающихся на их восхитительный запах. Я в эту мафио-утопию не верил, и в 1990 году подготовил текст, в котором пытался заглянуть в светлое бандитское будущее. Среди прочего писал и следующее: «Теневая экономика, вопреки радужным представлениям некоторых экономистов, не сможет быть легко преобразована в рыночную, ибо напоминает ее лишь внешне более свободным, по сравнению с социалистической, обращением денежной массы. Анализируя деятельность теневиков в Узбекистане и Закавказье, я пришел к выводу о том, что далеко не все они могут стать солидными буржуа. Самое страшное состоит не в том, что они принесут свои «грязные» миллионы, а в том, что они принесут свои профессиональные навыки: некомпетентность, кастовость и привычку работать в условиях отсутствия информации. Никакие сверхследователи, изымающие миллионы, не помогут, особенно в Средней Азии и Закавказье. Образовавшийся там плотный клубок, в который вовлечено едва ли не все население, не распутать никому…

За прошедшие годы «левая» экономика прочно укрепила свои позиции на европейской части бывшего СССР. И велик соблазн принять ее функционирование за ростки рыночных отношений. Но следует помнить о том, что если архитектору, привыкшему строить бараки, заказать проект дворца, он построит большой барак. Кристаллические оси, существующие лишь в воображении ученых, определяют строение реального кристалла. Малая теневая экономика в качестве зародыша кристаллизации, архетипа рыночных отношений породит не более чем большую теневую экономику, сопровождающуюся бандитизмом уже на государственном уровне. Генетика — не выдумка шарлатана.¹ Мне редко удаются прогнозы, но здесь, как кажется, мрачное пророчество сбылось в полном объеме. Я тогда не знал, что олигархат пустит разветвленные корни по всей территории бывшего СССР и, сросшись с силовиками, создаст поразительно устойчивый симбиоз.

От этого симбиоза я удрал в Израиль. В стране трудолюбивых кибуцников, набожных хасидов и мужественных сухо-мускулистых горбоносых солдат все должно было быть по-другому. Просто назло антисемитам должно быть по-другому. В самом деле, Израиль очень отличается от других стран мира. Но в кланово-сектантском строении общества проглядывали знакомые, родные черты. Пришлось вглядеться в них повнимательней. И понять, что мафия не только бессмертна, но и вездесуща.

***

Историки полагают, что мафия зародилась в 1812—1850 годах на Сицилии. В 1812 году была принята конституция Сицилийского королевства.² Государственные институты были заменены приватными, и тамошние помещики, дабы защитить свои владения, были вынуждены содержать преступные элементы.³ Конечно, бандиты и раньше организовывались в устойчивые, в том числе и весьма мощные формирования: история криминалистики — тому подтверждение. Но симбиоз уголовников и вполне легальных частных хозяев, заполняющий вакуум, образованный кризисом государственных структур, и есть признак появления мафии в собственном смысле слова.⁴ Нам еще предстоит не раз возвращаться к этому соображению, отметим его.

Мафия быстро и толково создаст стройную иерархию, выйдет из подчинения своих хозяев и начнет выполнять задачи, никем на нее не возложенные. Ничего удивительного здесь нет: так ведут себя все большие замкнутые на себя системы, действующие в условиях недостатка информации об их деятельности, например специальные службы (иногда им удается захватить целую страну, разлегшуюся на шестой части суши) или бюрократический аппарат крупных компаний.⁵ Любопытна, спорна и поучительна этимология слова «мафия». Некоторые лингвисты возводят ее к арабскому mu’afa — защита, безопасность. Арабы захватили Палермо в IX—X веках, так что ничего удивительного в арабском корне слова «мафия» нет. На сицилийском диалекте «мафия» означает смелость, дерзость, кураж. Дурного привкуса в этимологии мафии нет. Да и самооценка итальянской мафии ожидаемо высока. Один из крестных отцов сицилийской мафии Джекки Руссо говорил: «Мафия, ну и что же в ней дурного? Мафия выступает против сельскохозяйственной реформы, неправильного распределения земель, против вторжения профсоюзных руководителей, которым неплохо было бы заняться собственным делом». В общем, мафия — ум, честь и совесть нашей эпохи.

Довольно скоро итальянская полиция ощутила свою неспособность справиться с бандитским монстром законными способами. В частности, при попытке засадить за решетку дона Виго Кашо Ферро — «высокого человека с изысканными манерами и благородной внешностью, длинная окладистая борода которого придавала ему почтенный вид»⁶ — полиции пришлось предъявить ему заведомо ложное, надуманное обвинение в контрабанде. На суде он заявил: «Господа, вы не можете раздобыть доказательства множества совершенных мною преступлений, поэтому вам приходится судить меня за единственное преступление, которого я не совершал». За время пребывания в тюрьме дон Виго организовал помощь нуждающимся мафиози и их семьям (отметим это обстоятельство: мафия оказывала и оказывает социальную помощь куда эффективнее собеса). Скончался дон Виго в тюрьме от допущенной по отношению к нему несправедливости и горя.⁷

Полицейские мероприятия против итальянской мафии не приносили никакого успеха вплоть до прихода к власти Муссолини. «Только диктатура могла прибегать к подобным средствам (беззаконие и пытки) и добиваться подобных результатов, ибо только при диктатуре можно действовать в обстановке всеобщего молчания… и пренебрегать общественным мнением».⁸ Мафия рассчитается с Муссолини в 1943 году, обеспечив высадку десанта США в Италии, но факт есть факт: если при Муссолини мафия и не была повержена, то, по крайней мере, изрядно потрепана.⁹ Поклонники Сталина, Гитлера, Муссолини и Путина не без оснований относят к числу заслуг вождей борьбу с организованной преступностью.

***

Чистый воздух твоей свободы.

А. М. Пятигорский

Александр Моисеевич Пятигорский говаривал, что предметом философского осмысления может быть все, что угодно. Можно попытаться осмыслить и явление мафии. Мафия всегда возникает на руинах свежепорушенного патриархального, устойчивого уклада, плох он или хорош. Так это было в Италии в XIX веке и в России на грани XX и ХХI веков. Выброшенный из общины на холодный сквозняк свободы человек утрачивает чувство родства, солидарности с окружающими. То, что вчера было стыдным и нечестным, становится доступным и морально нейтральным. Не щадя читателя, оголил, разделал проблему в романе «Пятеро» Зеэв Жаботинский: обаятельный Сережа Мильгром, организовав ограбление ближнего своего, спрашивает стыдящего его автора: «А почему нельзя?» Мало кто из нас добирается до ответа на этот вопрос, но и искушенным, въедливым интеллектуалам, добирающимся «до самой сути», приходится себе отвечать: «Нельзя, потому нельзя». Когда опоры, подпирающие этот ответ, сгнивают и шатаются, рождение мафии из духа развала и разложения становится неизбежным. И тогда начинается «бегство от свободы», столь проницательно угаданное Эрихом Фроммом.¹⁰

«Бегство от свободы» — это анализ феномена человеческого беспокойства, вызванного распадом средневекового мира, в котором человек, вопреки всем угрозам, чувствовал себя уверенно и безопасно. После столетий борьбы человек сумел создать неслыханное изобилие материальных благ; в одной части мира он создал демократическое общество — и недавно сумел защитить его от новых тоталитарных угроз. Но, как показывает анализ в «Бегстве от свободы», современный человек все еще охвачен беспокойством и подвержен соблазну отдать свою свободу всевозможным диктаторам — или потерять ее, превратившись в маленький винтик машины: не в свободного человека, а в хорошо накормленный и хорошо одетый автомат».¹¹

Эрих Фромм здесь сильно упрощает ситуацию. Человек меняет свободу не на одну только чечевичную похлебку материального благополучия (иногда и сомнительную: вопреки распространенному заблуждению, уровень жизни среднестатистического мафиози ниже уровня жизни серого представителя среднего класса¹²). Человек обменивает ледник свободы на теплоту понимания, взаимовыручки, солидарности, общего дела (cosa nostra в переводе и означает «наше дело»). Рабство общего дела милее свободного одиночества. В сущности, происходит обмен свободы на осмысленность жизни. Как сделать свободную жизнь осмысленной, еще никто не рассказал и не научил. Горше того — научить свободе нельзя, свободу можно только в себе выносить.

Куда же бежать от свободы? Выбор небогатый. Можно бежать в тоталитарную партию, а можно в мафиозную группировку или в секту. Дмитрий Львович Быков говорит, что есть две формы самоорганизации людей: мафия и секта. И он не ошибается. Хорошо организованные секты, возглавляемые харизматичным лидером, способны на многое. Ленинская партия и была такой мессианской сектой, что замечательно показал в своем исследовании Юрий Слезкин.¹³ Мало отличающейся от нее сектой была национал-социалистическая партия Германии.

Секты отнюдь не всегда сатанинские, злокачественно разрушительные и изуверские сообщества. Творческий потенциал сект огромен. Школа физиков Ландау, театр на Таганке и движение методологов Григория Петровича Щедровицого были сектами почти без изуверства. Такие секты и подсекты спонтанно кристаллизовались по всей бесконечной поверхности СССР. Я застал лучшие времена кафедры физики кристаллов Харьковского университета. Там кружок единомышленников согревался у огня, разведенного Яковом Евсеевичем Гегузиным. Уже проведя много лет в Израиле, я если и тосковал о чем-либо, так это о той самой теплоте и осмысленности сектантского советского бытия, а приставать к израильским сектам уже не получалось — постарел. И почти привык к свободе. Как правило, однако, сектанты-дезертиры немедленно попадают в другую секту.

Почти весь современный мир представляет собою плод деятельности мессианских сект: США и СССР созданы мессианскими сектами, протестантскими и большевистской. У протестантов пока получилось лучше. Но из исторического далека различия, возможно, будут казаться и не столь существенными.

***

«Дело красивое, милое, здоровое, но и тут страсти и война», — подумал Коврин.

А. П. Чехов, «Черный монах»

Неоправданные обобщения — дурная болезнь мышления. Подводить под слишком общий знаменатель мафиозные группировки и секты, конечно, не следует. Но объединяет их многое. Попытаемся понять феномен сектантски-мафиозного сознания. Отнюдь не все мафиози склонны к рефлексии, но есть и такие. Честный сектант говорит себе: наверное, абсолютная сияющая истина где-то есть. Она живет в чертогах Снежной Королевы, где бедные, великие и ужасные математики складывают из льдинок слово «вечность». Но я-то живу не во дворце холодно-бесстрастной Снежной королевы. Я, человек из мяса и костей, живу здесь и сейчас, и интересы и боль мой семьи, моих друзей, моих единоверцев мне ближе и родней безликой белоснежной Истины. Человеку она все равно недоступна. Так лучше уж я отдам «жизнь за други своя», чем за полые абстракции. Возразить на эту редко проговариваемую аргументацию нечего, перед нами — экзистенциальный выбор, и далеко не всех интересует, где можно оказаться, сделав этот выбор.

Our country, right or wrong (моя страна, права она или нет) — вовсе не эсэсовский лозунг, это лозунг демократов-англосаксов, приписываемый американскому морскому офицеру Стивену Декейтеру, но восходящий к английскому поэту XVIII века Чарлзу Черчиллю. Трудно найти более мужественного и интеллектуально бесстрашного человека, чем Джордж Оруэлл, но слова «для душевной потребности в патриотизме и воинских доблестях, сколько бы ни презирали их зайцы из левых, никакой замены еще не придумано» принадлежат именно ему. Нынешние ядерная или биологическая война отнюдь не утоляют первейшей мужской душевной потребности в кураже, преданности, верности, доблести и отваге. Зато их вполне удовлетворяют сектантство и участие в мафиозных сообществах.

Еще одна первейшая душевная потребность, о которой не любят говорить моралисты-лицемеры, — потребность в ненависти. Вовсе недостаточно веровать в то, что члены твоей секты — отличные парни; необходимо твердо знать, что парни с соседней улицы — вонючки, скунсы и прирожденные подлецы. Сектантство удовлетворяет эту потребность в полной мере. Нам кажутся понятными разборки мафиози; чему же здесь удивляться: люди делят деньги, сферы влияния, рынки. Не до братской любви, знаете ли. Но как объяснить сосредоточенную ненависть Ньютона к Лейбницу, Ландау к Якову Ильичу Френкелю, Рихтера к Гилельсу, Плисецкой к Григоровичу? Все это становится понятным, если принять, что потребность в ненависти — корневое, глубинное стремление человеческой души; по остроте переживания ненависть сопоставима только с вожделением.

Вектор ненависти в пространстве, образующем человеческую душу, базисный орт. Без него человек неполон. Михаил Сергеевич Гельфанд в одной из своих интернет-лекций обронил, что механизм различения «свой-чужой» — важнейшее эволюционное приобретение Homo Sapiens. Без него не выжить. Приподымая тональность, скажем: вне различения «свой-чужой» невозможно и формирование человеческой личности. Попробуйте выдернуть из человека потребность в безоговорочной, безрассудной преданности. Членство в секте, мафии удовлетворяет эту потребность в полной мере.

У меня на глазах формировалась израильская секта поборников домашнего воспитания. Чаяния сектантов я вполне разделял и разделяю. Я — сын потомственных школьных учителей. Школярские казенщина, подравнивание под одну гребенку, лицемерие, твердое, упорное нежелание мыслить вызывали во мне застарелую оскомину. Появилась группа молодых родителей, избравших домашнее воспитание своих чад. Я хаживал на их сходки. Благородное, здоровое дело, но я быстро отметил, что школьные учителя в глазах этих очаровательных благородных сектантов стали неотличимы от сатаны. В школах по определению не могло быть ничего хорошего, а на педагогов, слуг Вельзевула во плоти, должен был обрушиться «Молот ведьм», прописанный домушниками.

Затем я наблюдал эволюцию сектантов — борцов за природное питание (множества домашних воспитателей и борцов с пестицидами и консервантами сильно пересекаются, но совпадают не вполне). Ну, не хочешь есть мясо и йогурты с эмульгаторами — не ешь. В здорово питающемся теле — здоровый дух. Спор здесь неуместен; объяснять, что в качестве эмульгатора сегодня используется самый что ни на есть природный яичный желток, сил недостанет. Питайтесь природной пищей, на здоровье. Вегетарианство — бездарно, но за бездарность же не судят. Но я быстро заметил, что сообщество мясоедов в глазах этих очаровательных сектантов-вегетарианцев вполне совпадает со сборной слуг дьявола. Сектантские добродетельные глаза блестели знакомым подростковым блеском друзей-приятелей, прогоняющих вонючек-скунсов обитателей соседнего переулка со своей территории. Мои очаровательные приятели, поборники здоровой пищи, переходя на зловещий шепот, присвистывали: «Ты знаешь, что они кладут в творог?». Я, неправдоподобно округляя глаза, спрашивал: «Кто они?». «Работники пищевых компаний», — был ответ, не оставлявший сомнений в том, что по этим технологам-вредителям плачут газовые камеры. Весь ужас в том, что если у сектантов отобрать предмет их микрокосмической ненависти, вместе с ним рассыплется и смысл их жизни.

Вакуум, высвобожденный кризисом традиционных религий и утратой доверия к государственным структурам, немедля заполнился общинами, кастами и артелями. Сегодня секты плодятся и размножаются быстрее, чем люди. Сектанты борются с прививками, традиционной медициной, чипированием. И некуда податься: или в секту, или в мафию. Исторический провал христианства, утверждавшего, что нет разницы между эллином и иудеем, показал, что вынуть, изъять из человеческой личности потребность в ненависти невозможно. Никто не пролил человеколюбиво столько крови, сколько ее пролила людоедская любвеобильная христианская цивилизация. Тридцатилетняя, Первая и Вторая мировые войны разыгрались не на Марсе, а в христианской Европе.

***

Евреи никогда не пережимали с братской любовью. Что такое братская любовь, ребенок узнавал в хедере из истории об Иосифе и его братьях. С библейской прямотой рассказывается о том, что братья, швырнув Иосифа в колодец, сели есть хлеб. Ужаснее этого братского хлеба представить себе что-либо трудно. История человечества начинается с того, что Каин по-братски убил Авеля, любовно истыкав, как сообщает мидраш, острым предметом, пытаясь прояснить, где именно из человека истекает душа. И все же семья, кровь, племя, община в иудаизме остаются первым и последним прибежищем человеческого. О любви к дальнему лучше и не заикаться; научиться бы любить ближнего и самого себя, вот задача, достойная человека. Если хочешь творить благо, одели им прежде всего своих близких, хочешь дать пожертвование — «нищие твоего города тебе ближе». Так говорит «Шулхан Арух». О том, чтобы отдавать в Гренаде землю крестьянам, сильно печься не следует. Во многом именно поэтому евреи возглавляют самые успешные мафиозные кланы.

С мафиозной искренностью Меир Лански говорил о том, что никогда не забывал, что он еврей. После разрушения Храма в еврейском народе никогда не было центра. Иудаизм всегда представлял собою амальгаму мессианских сект. Таков он и поныне. Некоторые из этих сект разрастались до мировых религий. Некоторые, выбравшись из материнского лона, переворачивали империи. Сегодня сектанты копошатся в борьбе с прививками и мобильными телефонами. Благо социальные сети и неисчерпаемая помойка фейкового интернета позволяют им быстро образовывать клубящиеся клубы по интересам.

***

Сектантство произрастает иногда на самом неожиданном навозе. Учение Маркса было по сути универсальным и всеобщим. Маркс веровал в науку, объективную и внеличностную. Владимир Ильич Ленин, непрестанно раскалывая свою социал-демократическую мини-фалангу и выпалывая сорняки несогласия, превратил марксизм в теоретический лом на вооружении бесконечно преданной ему мессианской секты.

Христианство, по сути своей универсальное, сгенерировало бессчетный набор ненавидящих друг друга сект. Я имею честь принадлежать к славному движению вязаных кип — религиозных сионистов. Живу я в Ариэле, университетском городке, и среди его насельников немало широко образованных религиозных евреев, не завсегдатаев, но посетителей концертов классической музыки и оперы. И вот в Ариэль переселилась группа изгнанных из Гуш-Катифа вязаных кип, куда более ортодоксальных, нежели работники Ариэльского университета. Выселенные из Гуш-Катифа поселенцы твердо убеждены в том, что опера и театр не слишком отличаются от публичного дома, и ноги их на этом капище дьявола не будет. Но если бы ограничилось только этим. Не хочешь ходить на концерты — и не ходи. Немедленно трещины отчуждения зазмеились на перегноях образования, молодежного движения, клубов. Фридрих Горенштейн как-то заметил: невежды твердят о монолитном единстве еврейского кагала. Идиоты! Нет народа более внутренне разобщенного, чем евреи. Это верно. Но верно и то, что внутрисектантский собес работает исправно. Человеческой душе необходима близость близких, а не правота обезличенных схем.

***

Можно ли победить мафиозно-сектантское единство? Методами Муссолини, Гитлера и Сталина — можно. Надолго ли можно одолеть сектантов? Очень ненадолго. Здесь вступают в силу загадочные законы, управляющие поведением сложных систем: разветвленные многоуровневые системы сами порождают свои сложность и многообразие. Эти идеи пытались развивать палеоботаник Сергей Викторович Мейен и замечательный историк науки Юрий Викторович Чайковский. Можно ли побороть преступность, враз истребив всех воров? На короткое время притушить бандитизм, вывезя за город всех воров и расстреляв, можно. А в длительной перспективе — нельзя. Ибо «в действительности же общество порождает все свое разнообразие, в том числе и воров. Пусть вор и происходит чаще всего от вора, но это не значит, что после ликвидации всех воров их не будет. Их будет через одно-два поколения ровно столько же, сколько соответствует системе. Передача через поколения (транзит) может происходить и поэлементно, но важно понять, что суть транзита не в этом, а в порождении разнообразием разнообразия. Именно поэтому, в частности, бессмыслен всякий индивидуальный террор, если речь идет об эволюционном масштабе времени. Однако краткосрочные перемены он порождать может — ведь транзит требует смены поколений».¹⁴ Отрубить сектантский хвост гауссиана, описывающего человеческое общество, можно, но через два-три поколения он отрастет. Мафиозно-сектантский узколобый компенсационный изоляционизм, по-видимому, неизбежен в нашем все более спаянном паутиной интернета мире.

***

По профессии я физик и привык иметь дело с истинами, неподвластными кастовым, артельным, общинным интересам. Совместимы ли эти истины с жизнью, остается неясным.

Литература

1. Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.
2. Бормашенко Э. Мафия: проявленный негатив, Знание — Сила, 1994, стр. 3-10.
3. Тоффлер Э. Метаморофозы власти, М., АСТ, 2003.
4. Фромм Э. Бегство от свободы.
5. Слезкин Ю. Дом правительства. Сага о русской революции, Corpus, 2019.
6. Ю. В. Чайковский Наука о разнообразии, Химия и жизнь, 1989, 1.

_______________________________

1 Бормашенко Э. Мафия: проявленный негатив, Знание – Сила, 1994, с. 3–10.

2 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

3 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

4 Бормашенко Э. Мафия: проявленный негатив, Знание – Сила, 1994, с. 3–10.

5 Тоффлер Э. Метаморфозы власти, М., АСТ, 2003.

6 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

7 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

8 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

9 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

10 Фромм Э. Бегство от свободы.

11 Фромм Э. Бегство от свободы.

12 Панталеоне М. Мафия вчера и сегодня, М., Прогресс, 1969.

13 Слезкин Ю. Дом правительства. Сага о русской революции, Corpus, 2019.

14 Чайковский Ю. В. Наука о разнообразии, Химия и жизнь, 1989, 1.

Эдуард БОРМАШЕНКО