Ленин был прав?

Ильф с Петровым когда-то писали, что существуют два параллельных мира: в то время, когда в одном строились Магнитка и Комсомольск-на-Амуре (за точность не ручаюсь – лень смотреть первоисточник), в другом создавались подтяжки и свистульки, изображавшие Ллойд, кажется, Джорджа, которые издавали смешные звуки «уйди – уйди!». Понятно, что классики писали о современном им Советском Союзе. Столь же понятно, что подобный подход применим и ко всем другим странам.

Возьмем Францию. Пока в одном из включенных в нее миров обитатели оного с непонятной страстностью следят за тем, как разрешится от бремени супруга президента, в другом из них делаются апокалиптические заявления. Используя любимое выражение Михаила Горбачева – заявления судьбоносные. Как сообщило в понедельник, 10 октября, немецкое новостное агентство DPA, руководитель французского МИДа заявил по завершении встречи с коллегами по ЕС в Люксембурге, что попытка одностороннего провозглашения палестинской независимости грозит подорвать европейское единство.

Суть вот в чем: на фоне того, что США и Израиль категорически возражают против приема несуществующего государства Палестина в члены ООН, Франция предложила Аббасу компромиссный вариант – статус наблюдателя. Германия категорически возражает против предложения французов, МИД Италии выступает за сдерживание палестинских требований, а вот министр иностранных дел Испании критикует ЕС за нежелание «прилагать усилия для возобновления мирного диалога». Что после всего этого может означать утверждение верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности баронессы Кэтрин Эштон оф Апхолланд, пэра Великобритании, работавшей министром юстиции в лейбористском кабинете Тони Блэра и занимавшей посты лидера Палаты лордов и лорда-председателя Тайного совета при лейбористском же правительстве Гордона Брауна, что «нет никаких признаков раскола между членами Евросоюза.»? Наверное, как и во многих других случаях, связанных с вопросами европейского единства, явления почти мифического, это означает не что иное, как один из признаков страусиной политики – делать вид, что ничего не видно, ничего не слышно, а, стало быть, ничего и не происходит.

О том, в каких оранжереях взращиваются британские политические деятели, можно узнать, читая Голсуорси, но мы сейчас говорим не об этом. И не о палестинском государстве. Все это так, к слову. А вот о том, что такое европейское единство, поговорить интересно.

О «Соединенных Штатах Европы» писал в начале прошлого века еще господин Ульянов. Он считал, что подобное государственное образование при условии политического благоприятствования возможно лишь в форме соглашения между державами для того, чтобы «как бы сообща давить социализм в Европе».

История посмеялась над кремлевским мечтателем. Нынешняя объединенная Европа настолько социалистическая, что Ленин пришел бы в священный трепет, если бы мог это увидеть. И, тем не менее, она, Европа, как была далека от единства, так в этом состоянии и пребывает по сегодняшний день. Несмотря на заявленные цели, несмотря на стремление соцвождей сгладить противоречия, имевшиеся при создании Евросоюза и нисколько не уменьшившиеся за время его существования.

Давайте взглянем на те гособразования, которые когда-то были не более, чем некими рыхлыми конгломератами, а после объединения либо преобразовались в мощные государства, либо распались.

Ну, прежде всего на ум приходят США. Действительно, вначале это был просто союз британских колоний. И даже после обретения независимости этот союз был подвержен в большей степени центробежным тенденциям, нежели центростремительным. Что привело к цементации отдельных штатов? Война. Война Севера и Юга. В этой войне, фактически, не победил никто. Зато произошло некое смешение, то, что позже назвали эффектом плавильного котла. Произошла унификация законодательства. Исчезли внутренние границы. Суверенитет штатов был сведен к возможности по-своему трактовать такое, как способ смертной казни, регистрации брака, ну, и некоторые другие вещи, тешащие самолюбие «локал политишенс». Все остальное было направлено на то, чтобы, зайдя в любой магазин определенной торговой сети в любом штате, покупатель знал, какие товары лежат у входа, а какие слева или справа. Результат налицо. Желающие могут убедиться в этом сами.

Советский Союз по конституции представлял собой федерацию. Однако союзным республикам было позволено иметь некоторые национальные отличия. Это послабление и привело к распаду государства, потому что местные, как теперь говорят, элиты, воспользовались пусть и опереточной самостоятельностью для того, чтобы в трудный для союзного государства момент провозгласить независимость.

О Швейцарии говорить не будем. Для ее существования в качестве независимого государства, состоящего из кантонов, имеющих друг на друга большой зуб, существуют столь существенные экономические предпосылки, что не нам в этом разбираться.

Австро-Венгрия, Чехословакия, Югославия были мертворожденными по определению, что и неудивительно. Но вот Германия предстала силой, стойко обороняющей свое единство, альтернативой которому можно представить ее прежнее состояние, когда сотни княжеств не так уж и давно влачили жалкое существование.

И вот теперь – Объединенная Европа. Несомненно, что подтолкнул ее к нынешнему состоянию послевоенный план Маршалла, когда американская администрация показала на конкретном примере эффективность экономического, по крайней мере, руководства, исходящего из одной, если так можно выразиться, точки. Что же касается политической составляющей, то здесь просматривается определенная аналогия  с Советским Союзом. Каждой из входящих в Евросоюз стран позволяется иметь достаточно большой запас национального, – нет, не суверенитета, о чем можно говорить, когда Греции уже и предлагается отказаться от этого чудесного атрибута взамен на экономическую помощь, -но некоего подобия национального самоопределения, которое может выражаться либо в собственном дизайне евро, либо в праве иногда закрывать границы в случае наплыва африканских мигрантов.

Вот здесь-то и уместно вспомнить товарища Ленина с его выражением: «как бы сообща давить социализм в Европе». Что-то уж европейский социализм начал напоминать советский. Безудержное развитие бюрократии, маргинализация «местных элит», содействие всем и всяческим «освободительным движениям», вялость и невразумительность международной политической позиции, популистская внутренняя политика. Чем не брежневская эпоха?

Может быть, Ленин был прав, и единую Европу не создать без отказа от евросоциализма, по крайней мере, в конкретном нынешнем ее исполнении (хотя нигде не сказано, что может быть и другое)? В таком случае следовало бы перестать играть в бисер красивых, но непродуктивных идей. Следовало бы начать создание действительно единого государства с эффективной экономикой, с четко продуманной социальной политикой без популизма, но и без «лишних людей». Если все получится, тогда можно было бы и поставить в Брюсселе памятник Владимиру Ильичу, наставившему европейцев на путь истинный.