Когда воротимся мы в Портленд…

Когда воротимся мы в Портленд…

Решение пришло внезапно. Боже мой, как же все просто! Стоило ломать голову до назойливого комариного писка в ушах? Ведрами пить крепчайший кофе? Бродить по пустой квартире и бормотать в припадке бессилия проклятия в собственный адрес? Цифры, как толстенькие мохнатые пчелы, еще секунду назад бессмысленно толпившиеся в углу, вдруг вздрогнули и выстроились в четкую линию, высветив, как на мониторе, схему — красивую и логичную. Комар носа не подточит!

Share This Article

Так, нужно срочно звонить Ибрагиму. Ведь он с нетерпением ждет, но, как все восточные мужчины, внешне пытается быть абсолютно хладнокровным. Хотя нет, три дня назад все же не выдержал, позвонил откуда-то из Европы и задал вопрос: «Что-нибудь придумала?»

Интонация его ласкового и спокойного голоса не на шутку перепугала Ольгу. Неужели ее опередили и кто-то уже все решил? Без ее участия. Спокойно, сказала она себе, Ибрагим не из тех, кто будет водить тебя за нос. Он слишком умен, но, увы, слишком не доверяет женщинам. Нужно хорошо знать Восток, нужно разбираться в психологии богатого до неприличия араба, чтобы понять и оценить по достоинству его деликатность. «Спасибо тебе, Аллах, что ты не сотворил меня женщиной!» Интересно, сколько раз в день Ибрагим повторяет, как заклинание, эту фразу? Да, он вынужден делать вид, что не понимает, как сейчас зависит от нее, белобрысой и слабой европейской женщины с крошечным золотым крестиком на шее. Она приняла его игру, не могла не принять! Я только консультант, сэр, я даю советы, не бесплатно, конечно. Но окончательное решение ваше, мой господин и повелитель! Который сейчас час? В Дубае, естественно. Тандаган появляется в офисе не раньше девяти утра. Молчаливый и преданный, как цепной пес, Тандаган. Ибрагим однажды заметил по этому поводу: «Со мной работают только преданные мне люди. А преданность и благодарность — родные сестры…»

Что означает эта фраза? Впрочем, сейчас это неважно! Так-с, уже почти четыре утра! Тьфу ты! Правильнее было бы сказать — еще только четыре утра! Можно, конечно, кинуть SMS. Нет, наберемся терпения и немного подождем. Нельзя отказывать себе в таком удовольствии. Я не подвела тебя, Ибрагим, я ведь обещала, что обязательно найду выход!

Рано утром ее ждало горькое разочарование. И хотя Тандаган, мгновенно узнавший ее голос, вежливо пробормотал: «Olga, how are you?»1, она сразу поняла: Ибрагима нет. Его нет в офисе, в стране, а может, и на всем евроазиатском континенте. Стараясь скрыть свое разочарование, Ольга с сожалением промямлила в трубку:

— I have an interesting message for Ibragim, how can I contact him?2

— No messages!3— весело откликнулся догадливый Тандаган и тут же добавил:

— Ибрагим приказал заказать вам билет на ближайший рейс в Эмираты. Он желает лично пообщаться с вами. И потом, — Тандаган сделал многозначительную театральную паузу. — Хозяин приказал заказать вам номер люкс в «Хилтоне». Он просил вас не пренебрегать его гостеприимством! Мы надеемся, что вы проведете у нас хотя бы неделю…

Ну вот, кайфа не получилось, хотя намек прозрачный! Восток умеет быть благодарным. Благодарным и щедрым. Но только к нужным ему людям. Обольщаться на этот счет не стоит. Как только Ибрагим почувствует, что ты ему больше не нужна, дорогая, он потеряется. И потеряется так, как умеют теряться только на Востоке — со сладкой улыбкой на непроницаемом лице…

Дубай встретил Ольгу колючей и сухой жарой пустыни. Во рту стало вдруг холодно, словно туда положили кусочек льда для коктейля. У стойки иммиграционной службы в зале прибытия топтался Дэнис, личный водитель Ибрагима — худенький оливкового цвета индус. На нем была белоснежная форменная тужурка с эмблемой компании Ибрагима на рукаве. Заметив в толпе пассажиров Ольгу, Дэнис приветливо замахал рукой и что-то быстро сказал двум арабам-таможенникам. Ольгу бесцеремонно выудили из толпы пассажиров, араб не глядя ляпнул печать в ее паспорт и, возвращая документ, сказал неожиданно приветливым тоном:

— Welcome to Dubai, madame!4

«Хилтон» — роскошный пятизвездочный отель на берегу Персидского залива в двух шагах от раскаленного добела Дубая. Черт возьми, ведь ты это заслужила, Ольга! Правда, неизвестно, когда тебе дадут аудиенцию, ты ведь явно спутала все планы и графики, ворвалась в чужую налаженную жизнь, как тайфун. Но ты знаешь, что ради встречи с тобой Ибрагим бросит все, примчится из Гренландии и пересечет пустыню Сахару, насмерть загонит своего любимого рысака и отменит встречу с премьер-министром! И только потому, что лишь ты одна знаешь, как выудить, спасти несколько миллионов долларов, которые вот уже третий месяц из-за непродуманной финансовой аферы застряли в одном из коммерческих банков Восточной Европы…

В холле отеля Ольгу поджидал Тандаган.

— What a pleasant surprise to see you again, madame!5 — промурлыкал хитрый турок, приклеив на лицо кривую улыбочку. У Ольги чесались пальцы, так хотелось отвесить звонкий щелчок по его аккуратному лысому черепу. Верный сатрап, не ты ли все это время нашептывал Хозяину, что ей нельзя верить, что не стоит обольщаться и рассчитывать на ее помощь? Проницательный Тандаган прикрыл свои хитрые шакальи глазки. Вся его поза, изгиб худого гибкого тела (без лести предан!) говорили только об одном: нам следует немедленно заключить пакт о ненападении, ведь мы оба нужны Хозяину, не правда ли?

— Какая у нас будет программа? — Ольга сделала вид, что ничего не заметила. — Так… мне предлагается… ага… пару часов поваляться на пляже. Дэнис в моем распоряжении? — Ольга вопросительно посмотрела на Тандагана. Не плавать же в Персидском заливе она сюда приехала, хотя перспектива заманчивая!

— Madame, — с пафосом произнес Тандаган. — Господин Шафар, гм… немного занят. Он просил передать, что постарается заехать за вами на пляж около четырех. Если вам станет жарко, а сегодня очень жарко, я вам советую уйти в Beach Hotel — это в двух шагах от пляжа. Там есть прекрасный бар на первом этаже…

Тандаган извлек из портфеля сотовый телефон и визитку Ибрагима:

— Это на случай, если у вас возникнут проблемы… Хотя, надеюсь, все будет под контролем!

Ольга небрежно бросила телефон в сумочку и несколько секунд с улыбкой разглядывала визитку. Нет, это замечательно, ни адреса, ни названия фирмы. Простенько и лаконично: «Ибрагим Шафар». Наверно, такая же визитка была у Генри Форда или Джона Кеннеди. Без комментариев, господа. В прошлый свой визит она по достоинству оценила эту лаконичность, стоило лишь сунуть под нос грозному полицейскому этот маленький кусочек картона. Все в порядке, madame… нет проблем, madame! Еще бы. Какие могут быть проблемы у гостьи племянника самого эмира Дубая!?

Оставив вещи в номере, по дороге на пляж она купила себе безумно дорогой купальник и невероятных размеров шляпу из натуральной золотистой соломки. Гулять так гулять! Бич-бой протащил за ней через весь пляж зонтик и шезлонг, принес колы и орешков. Искупавшись в теплой, как парное молоко, воде, Ольга улеглась в шезлонг, вытянула ноги и, прикрывшись новой шляпой, впервые за эти несколько недель расслабилась…

Ее блаженное состояние нарушил неестественно веселый и громкий голос:

— Оленька! Ты ли это, душа моя?

Господи, ну почему Ты создал этот мир таким тесным? Ты его создал настолько тесным, что от соотечественников не спрятаться, не скрыться даже в Гималаях!! Обязательно за соседней горной грядой обнаружишь любопытную физиономию бывшего одноклассника или двоюродную сестру бабушкиной соседки, которую на исторической родине не видел лет сто! Ольга медленно открыла глаза только для того, чтобы (это бывало не раз!) холодно произнести:

— Can I help you, sir (madame)?6— этой фразы всегда было достаточно, чтобы нежелательный собеседник, бормоча извинения, тихо улетучивался…

Но в этот раз слова застряли у Ольги в горле, потому что, обворожительно улыбаясь, над ней склонился капитан дальнего плаванья Евгений Костров собственной персоной, при полном «тропическом параде» — ослепительно белые шорты, белая рубашка с черно-золотыми погончиками, белая фуражка с капитанским «крабом».

— Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя! — весело проорал Женька, жестом подзывая бич-боя. И громким командирским голосом распорядился:

— Two more chairs, boy!7

Тщательно скрывая свою растерянность, Ольга лихорадочно шарила глазами по довольно пустынному пляжу. Интересно, для кого предназначается второй стул? Очередная пассия или наконец-то родилась женщина, на которой ты, Женечка, снизошел жениться? К великому облегчению Ольги, в их сторону торопливо шел высокий седой индус с черной кожаной папкой под мышкой.

— Субир! Греби сюда и познакомься, — бесцеремонно ткнув пальцем в Ольгу, опять проорал Женя. — Моя, можно сказать, подруга детства!

— Очень приятно, — неожиданно по-русски почти без акцента откликнулся индус.

— А это мой агент, — плотно усаживаясь на стул, сообщил Женя. — Представляешь, всего три часа под разгрузку дали! Я уже озверел на своей железной коробке. Мы в такой шторм в Индийском океане попали! Еле ноги унесли, вместо двух суток гребли сюда почти четыре дня. Вот, вышел, хоть по земле походить!

Слушая с вежливой улыбкой громкую болтовню «друга детства», Ольга украдкой его рассматривала. Что ж, капитан Костров, а ты заматерел, стал настоящим морским волком. Уже и седина появилась. Ты знаешь, она чертовски идет тебе, капитан! Впрочем, ты всегда был необыкновенно привлекательным мужиком. Вот только глаза твои, Женечка, мне совсем не нравятся. В них появилось совсем не свойственное тебе выражение. Они стали слишком насмешливыми и холодными, как две голубые льдинки… Сколько мы с тобой не виделись? Не помнишь? А вот я могу сказать точно. Мы не виделись с тобой ровно четыре года, пять месяцев и двенадцать дней! Удивлен? Ты все еще не утратил способность удивляться, что где-то живет человек, который четко разделил свою жизнь на две неравные части: «с тобой — без тебя». Догадываешься, какая часть больше?

…Много лет они жили в одном городе, в одном доме и даже в одном подъезде, только Ольга — двумя этажами выше. Почему, когда ее сверстницы еще играли в куклы, она точно знала, что любит и будет любить только его? Это было как наваждение. Ну не может девочка в тринадцать лет так влюбиться в двадцатилетнего парня. Для ее подружек он был стариком. В этом возрасте разница в семь лет кажется пропастью, причем непреодолимой! Ведь Женечка даже внимания обращал на свою худенькую веснушчатую соседку. Каждый день его видели с новой пассией — одна другой краше. Окна Олиной квартиры выходили во двор, и поэтому после обеда, расположившись на подоконнике и делая вид, что внимательно читает книгу, она с усердием ревнивой супруги следила за всем происходящим во дворе. И Ален Делон, и Брэд Питт, и Том Круз (кто там еще?) — да все они в подметки не годились Женечке! Всегда безупречно отглаженная форма высшей мореходки на удивление шла ему. В ней он казался еще стройнее и выше. А как описать выражение ласковой задумчивости его голубых глаз? У него были густые, но очень мягкие и непослушные волосы, которые никак не удавалось причесать, и на макушке они торчали трогательным мальчишеским хохолком…. Увидев со своего наблюдательного пункта, что Женя возвращается с занятий один, Ольга с бешеной скоростью срывалась вниз. Поравнявшись с ним на лестнице, она с замиранием сердца ждала, когда на ее чуть слышное «здрасьте» Женька весело ответит: «Привет, соседка! Как дела?»

И тут наступал кульминационный момент, которого Ольга ждала неделями, иногда месяцами. Она робко поднимала голову, чтобы в упор заглянуть в его ласковые бездонные глаза, чтобы утонуть в этом синем взгляде, раствориться в нем…

Их матери дружили. И не только по-соседски — обе женщины работали в районной поликлинике. Женина мать — стоматологом, у Оли — терапевтом. Именно поэтому Ольга была в курсе всех подробностей жизни семейства Костровых.

— Что за девки ему вечно попадаются!? — жаловалась Кострова. — Вроде и парень у меня видный, и образование скоро будет (дай Бог каждому!) Вот вчера привел! Я его спрашиваю: «И где ты такую кралю отхватил — косолапая, как медвежонок, двух слов связать не может, одни «значить» и «клево». А этот дурачок смеется! Говорит: «Я их не выбираю, мама, это они меня…»

Ольгина мать только грустно вздыхала.

— Да не переживай ты так! — по-своему объясняла Кострова вздохи подруги. — Еще расцветет твоя девочка. Из таких вот гадких утят знаешь какие лебедушки вырастают! Лет через пять за ней кавалеры косяками ходить будут! А если моего лоботряса никакая шалава к тому времени не окрутит… дай Бог, поумнеет и поймет, что не в барах и не на гулянках нормальных жен ищут. С его профессией тыл нужен. Причем тыл крепкий, как в действующей армии! Ему ведь месяцами в море болтаться…

Но Ольгина мать переживала не только из-за неказистой, как ей казалось, внешности своей единственной дочери. Было у Ольги одно увлечение, какая-то почти патологическая страсть, которая вызывала беспокойство у ее родителей. Называлась эта страсть математикой. Пока сверстники через пень-колоду зубрили таблицу умножения, Оленька, слюнявя тоненькие пальчики, с любопытством листала учебник алгебры. К концу восьмого класса девочка самостоятельно прошла весь школьный курс точных наук и с увлечением стала помогать соседу-заочнику, который, натирая кровавые мозоли на мягком месте, со скрипом сдавал курсовые и контрольные в политехе. Девочка читала учебники по высшей математике так, как все остальные люди читают детективы — запоем, периодически украдкой заглядывая в конец главы, вздыхая и охая от восторга. А бедная мама копалась в пухлых медицинских справочниках и упорно искала у дочери симптомы скрытой шизофрении. Ведь ребенок в уме извлекал квадратные корни из восьмизначных чисел быстрее, чем это требовалось взрослому человеку с японским калькулятором!

Родители стеснялись и тщательно скрывали от посторонних Олины способности, искренне полагая, что все это может пригодиться разве что в цирке, для номера вроде «девушка-каучук» или «индийский факир-шпагоглотатель»…

Мама тайно надеялась, что дочь пойдет учиться на стоматолога — нужная и, главное, денежная профессия. Кострова вон как раскрутилась — открыла частный кабинет!

Женька боялся признаться самому себе, что каждый раз, возвращаясь домой из мореходки, он мысленно загадывал, увидит или не увидит он Оленьку — соседку с верхнего этажа. Что-то в этой девочке странным и необъяснимым образом волновало его. От нее исходила волна такой теплой и ласковой доброжелательности, она так трогательно морщила свой маленький, в мелких конопушках, вздернутый носик.… Сколько ей тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Своей неуклюжей грацией подростка она напоминала породистого щенка дога. Женя специально копался в дверном замке, чтобы растянуть удовольствие — задержать ее, вечно спешащую куда-то, на лестничной площадке, задавая порой идиотские вопросы, смутно надеясь, что и она что-то спросит, и тогда появится шанс завязать разговор.

О том, что с Женей творится что-то странное, первым догадался Ромка Гагетидзе:

— Эй, приятель, она же еще ребенок…

— Что? — рассеянно прищурившись, спросил Женя. Он был так уверен, что никто ничего не замечает. На следующий вечер Ромка — любимчик всего судоводительского факультета и душа их тесной мужской компании, перебирая струны старенькой гитары, опять попытался растормошить Женьку:

— Господин поручик, и кто же сия юная особа?

Не дождавшись ответа, Ромка тихо и выразительно промурлыкал:

— Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всем покаюсь…

Женя поморщился. Он никогда не думал, что в его жизни появится тема, которую он не захочет обсуждать даже с лучшим другом.

…Он помнил их первый поцелуй на ее школьном выпускном вечере. Женя никогда бы не посмел предложить свои услуги, но Олина мама так беспокоилась.

— Женечка, Оля — домашняя девочка, она вечерами все время сидит за учебниками, а тут придется возвращаться поздно, не дай Бог какой-нибудь пьяный напугает! А ты из рейса пришел, тебе все равно делать нечего…

Их появление в школьном актовом зале стало тихой сенсацией. Впервые он мог спокойно, на правах официального сопровождающего, не отходить от Оли ни на шаг. Они танцевали и дурачились вместе со всеми, пили дешевое кислое вино. Он обнимал ее, едва касаясь вспотевшими от напряжения ладонями, за талию. Ее волосы пахли… Господи, ведь он до сих пор помнит, как пахли ее волосы! Уже под утро, когда праздник кончился и они возвращались домой, Оля нечаянно оступилась. Женька ловко подхватил ее на руки, и Олино лицо оказалось совсем близко. Словно невзначай он коснулся горячими губами ее виска, осторожно скользнул по щеке…. Чувствуя, как бешено заколотилось сердце, наклонил голову, чтобы поцеловать в губы, но хрупкая девочка неожиданно сильно уперлась кулачками ему в грудь, изогнулась и… с тихим грудным смехом выскользнула из кольца его рук.

Женька растерялся. Так с ним не вела себя еще ни одна девушка! Он давно привык к стандартной доступности женщин, привык, что внимание, которое он оказывал, воспринималось ими как награда, счастливый намек на ночное продолжение…

— Поручик! Да что ты топчешься перед ней, как павлин? — совершенно искренне удивлялся Ромка. — Все бабы только об одном и мечтают. Это вначале ломаются, думают, как бы набить себе цену…

— Нет, — мотнул головой Женька.

— Что — нет? Подножку — и на раскладушку! — это была любимая Ромкина фраза (о его похождениях в борделях Гонконга экипаж слагал легенды!).

— Вот увидишь, — продолжал ехидничать приятель, — ровно через неделю эта недотрога будет бегать за тобой, как все, да еще заглядывать в лицо глазами недоеной коровы и требовать новую шубу…

Но Женьке хотелось, чтобы с этой девочкой все было по-другому. Он приучал ее к себе, как приручают маленького дикого зверька, с бережной и ласковой осторожностью…

«…Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки, как овечки…»

Ольгина мать, узнав, что ее единственная дочь начала серьезно встречаться с «этим-бабником-со-второго-этажа», пришла в жуткое волнение.

— Доченька! Этот красавчик тебе не пара. Посмотри, девушки вьются вокруг него, как навозные мухи! Я, конечно, не могу вмешиваться в твою жизнь, но подумай и будь очень осторожной — ему ведь ничего не стоит сломать тебе жизнь…

С Ольгиным отцом мама была более откровенна и решительна:

— Слушай, — тихо шипела она поздно вечером, надеясь, что Оля уже давно спит, — поговорил бы ты с Женькой, пусть оставит девку в покое, ей же еще учиться надо!

— Да что ты, мать — отбивался Ольгин отец. — Женя — нормальный мужик…

— Вот именно — мужик. А твоя дочь — еще ребенок! Поматросит и бросит, и это в лучшем случае! Я его через день с новой портовой шлюхой вижу, пока Оленька за учебниками сидит…

— Во-первых, я не хочу вмешиваться! — по-мужски отрезал отец. — А во-вторых, Ольга же в МГУ собралась поступать. Дай Бог, поступит и уедет, все само собой и утрясется…

В то лето Оля действительно поступила на мехмат МГУ и уехала в Москву, а Женька осенью ушел в очередной рейс.

…В их разлуках была своя изюминка, свой элемент возбуждения. Жди меня, и я вернусь! И неважно, что они теперь жили в разных городах, а потом уже и в разных странах. Каждая их встреча была наградой за верность, за томительные месяцы ожидания встречи. Женька не форсировал события, зачем? У них ведь все впереди. Он создавал, лепил ее, как Пигмалион свою Галатею, с восторгом наблюдая, как Ольга расцветает, превращается в настоящую женщину, его женщину…

Он учил ее одеваться, тщательно отбирая для нее в хороших дорогих магазинах кофточки, свитера, курточки и даже вечерние наряды (малыш, одежду тоже нужно уметь носить!). Он учил ее готовить — настоящий греческий салат с маслинами и оливковым маслом и еще немного сыра фета (слушай, твоя мама хотя бы показала тебе, как яичницу жарить!). Он учил ее, как вести себя в обществе солидных деловых людей, таская с собой на всякие приемы и презентации, которые устраивали судоходные компании и фирмы, с которыми он работал. Он повел ее в модный салон и заставил сделать стрижку, которую придумал для нее сам (вот здесь на висках чуть подлиннее…). И еще он искренне радовался ее успехам, особенно когда она выиграла грант и уехала учиться в Германию. У него была потрясающая способность находить ее, где бы она ни была (разве ты не знаешь, что я телепат?). Он умудрился дозвониться в крошечный студенческий городок под Бременом, чтобы весело проорать в трубку: «Малыш, мы будем болтаться на рейде Гамбурга еще дня три. Я ужасно соскучился, приезжай! Ты слышишь меня? Я закажу для тебя катер, записывай…»

Одно время он искренне пытался понять, чем она занимается. Ее страсть к учебникам и брошюркам, напичканным громоздкими математическими формулами, веселила его.

— Понимаешь, — пыталась объяснить ему Ольга, — есть такое понятие, как инвестиционный рынок, потом рынок капитала; как на любом рынке, там существует риск…Математический и статистический анализ этого риска предполагает…

— Все, сдаюсь! — с наигранным ужасом махал руками Женя. — Хотя что-то припоминаю. Да, в училище Ромка пел песенку Окуджавы.

И, стараясь подражать хриплому голосу друга, Женька процитировал:

Что ж, если в Портленд нет возврата, поделим золото, как братья,

поскольку денежки чужие не достаются без труда…

— Ну причем здесь чужие деньги? — попыталась обидеться Оля. Она сидела в полупустой холостяцкой Женькиной квартире, завернувшись в его махровый халат, и, щурясь от удовольствия, ела цыпленка по-мексикански с шоколадным соусом, которого он приготовил специально для нее.

— Жень, а я стипендию получила, — неожиданно сообщила Оля, вкусно облизывая жирные пальцы.

— Какую еще стипендию? — неприятно удивился он.

— Какой-то сумасшедший араб не то из Эмиратов, не то из Саудовской Аравии каждый год назначает две стипендии. Ну вот, одна досталась мне!

— Малыш, а тебе не надоело учиться? — осторожно спросил Женя, откладывая нож и вилку (он терпеть не мог есть руками, даже курицу).

Новость была вдвойне неприятной. Именно сегодня Женя наконец-то собрался начать серьезный разговор об их совместном будущем. Но Оля как ни в чем не бывало стала с увлечением рассказывать о Гарвардском университете и о том, что у нее будет возможность стажироваться на Нью-йоркской бирже. И потом, Гарвард — это же пригород Бостона. А в порт Бостон Женькино судно заходит каждые три месяца… Господи, это было целых пять лет назад? Нет, это было пятьсот лет назад, это было в чьей-то другой жизни… «Я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я…»

…Ребром узкой смуглой ладони Ибрагим ударил по подлокотнику кожаного кресла. Оля с беспокойством рассматривала вспотевший затылок Годрика Бэррона, управляющего Лондонским координационно-аналитическим центром, на которого вот уже второй час обрушивался весь гнев Ибрагима.

— Я говорил, — рычал Ибрагим сквозь стиснутые зубы, — что мне нужны преданные люди, мне нужна команда преданных людей? А у вас там компания самоуверенных павлинов, которым ничего не стоит залезть в мой карман и в порядке эксперимента выбросить несколько миллионов…

Ольга не хотела присутствовать на этом совещании, зачем? В машине, по дороге в офис, она отдала Ибрагиму три листочка с расчетами, которые набросала для удобства еще в самолете. Все остальное — на флешке. Ибрагим очень внимательно просмотрел ее записи, сунул их в портфель и улыбнулся:

— Знаете, Ольга, в молодости я увлекался русской классикой, мне она почему-то всегда попадалась во французских переводах. Вот сейчас я чувствую себя пушкинской графиней, которая вернула свои деньги при помощи трех карт!..

В зале заседаний Тандаган усадил Ольгу за маленький столик справа от кресла Ибрагима. На Востоке любят внешние условности. Вы не в команде, madame, но ваше место почетное — справа от Хозяина. Рассеянно слушая разбор полетов, а проще — избиение лондонских младенцев, Ольга старалась справиться с депрессией, которая навалилась на нее еще на пляже. Она боялась признаться, что все эти годы мечтала вот о такой неожиданной встрече с Женькой. Она знала, что должна попросить у него прощения за свою злую и глупую выходку. Она даже была готова встать перед ним на колени! Она мечтала, что он поймет ее… И еще она тайно надеялась, что он первый попытается найти ее…

«…Когда воротимся мы в Портленд, клянусь — я сам взбегу на плаху…»

— Всем спасибо! — Ибрагим резко встал, давая понять, что совещание окончено. И уже другим тоном, обращаясь только к Ольге, тихо добавил:

— Madame, а с вами мне бы хотелось поговорить наедине…

…Капитан Костров вернулся на судно уставший и злой, как раненый медведь гризли. Неожиданная встреча с Ольгой разбудила в нем целую бурю болезненных эмоций. Он злился на Субира, который почти силой зачем-то потащил его на пляж. Он злился сам на себя за то, что, увидев Ольгу, растерялся и стал изображать из себя веселого идиота, чтобы она не дай Бог не догадалась, как ему было плохо без нее все эти годы! Сколько они не виделись? Почти пять лет. Теперь она стала именно такой женщиной, какой он хотел ее сделать — утонченно элегантной, спокойной и уверенной в себе, необыкновенно женственной. Каждый ее жест, улыбка, поворот аккуратно стриженной головы — в ней не было и намека на то дешевое высокомерие «бизнес-леди», которое так раздражало Женьку во всех его нынешних подружках. И еще. Он с удивлением заметил, что Оленька все еще носит его подарок — крошечный золотой крестик на тонкой, как паутинка, цепочке…

Стащив с себя мокрую от пота форменную рубашку, капитан Костров встал под струю холодной воды в надежде хоть как-то успокоиться. Почему он не сразу узнал Ибрагима? Наверное, потому, что никогда не видел его в белоснежном бурнусе, с ниткой янтарных четок в узкой смуглой руке. Их познакомила Ольга в Бостоне. Тогда на Ибрагиме был безупречный европейский костюм. Бриллиантовая булавка в безупречном шелковом галстуке. Английский язык Ибрагима тоже был безупречен — King’s English — так по-английски разговаривают только британские премьер-министры и люди, получившие очень достойное, очень дорогое образование за замшелыми стенами какого-нибудь Оксфорда. Как некстати появился этот араб! Зачем он вдруг стал рассказывать о каких-то своих проблемах в Лондоне? Хотел подчеркнуть, что у них с Ольгой сугубо деловые отношения?

Струйки воды на зеркале сложились в нежный Ольгин профиль. Капитан Костров выключил душ и вдруг почувствовал, что вся кожа от плеч до живота покрывается мелкими колючими мурашками. Он скрипнул зубами и тихо застонал. Почему он думал, что никогда больше не захочет эту женщину? Самоуверенно надеялся, что под пеплом ничего не осталось…

— Лоцман на борту! — доложил по громкой связи вахтенный помощник. Торопливо одевшись и на ходу приглаживая ладонью мокрые волосы, капитан Костров поднялся на мостик.

…На маленькой веранде, соединяющей кабинет Ибрагима с залом заседаний, был сервирован столик на двоих. Шампанское в серебряном ведерке, холодная телятина, хрустальная вазочка с черной иранской икрой, сортов восемь сыра. Ослепительно белая скатерть и витые свечи в изящном серебряном подсвечнике создавали почти домашнюю атмосферу позднего ужина, этакой «тайной вечери» двух серьезных деловых партнеров, связанных совместным бизнесом…

— Я голоден, как крокодил, сегодня не успел даже толком позавтракать, — пожаловался Ибрагим, наливая Ольге шампанского в высокий хрустальный бокал. — До ресторана я бы точно не доехал, и потом, у меня к вам конфиденциальный разговор…

Пригубив шампанского, Ольга рассеянно посмотрела в окно. На Дубай стремительно надвигалась таинственная арабская ночь. Огромный, стремительно чернеющий купол неба стал зажигать яркие южные звезды. Интересно, Женькино судно уже вышло из порта?

— Я хочу предложить вам работу в моем Лондонском координационном центре, — глядя в упор на Ольгу, сказал Ибрагим. — Пока только присматривать за этим шалуном Годриком. А там — видно будет! Можете сейчас не отвечать, я не тороплю. У вас на размышление целая неделя…

Длинные смуглые пальцы Ибрагима неторопливо перебирали гладкие шарики янтарных четок. Ольга вздрогнула, словно очнулась от легкого обморока, и с тихим удивлением спросила:

— Вы принимаете в свою команду женщин?

Ибрагим весело расхохотался:

— Madame, неужели вы искренне полагаете, что если я возьму в свою команду женщину, то заставлю ее ходить в парандже, а по утрам совершать намаз? Ольга, у меня огромный бизнес. Я собираю команду по всему миру. Поверьте, мне совершенно наплевать на то, что кто-то в этой команде будет жарить себе на завтрак гремучих змей или тайно поклоняться истуканам с острова Пасхи! У нас с вами откровенный разговор. Я честно выкладываю перед вами свои карты: я не скрываю, что последние два года боюсь, что кто-то «перекупит» вас, и тогда…

— Нет, я не справлюсь, — устало перебила его Ольга, — потому что совершенно не умею работать в команде! Ибрагим, я — вольный стрелок. Вы же знаете, иногда я вынашиваю идею неделю, а то и больше. Офисная суета отвлекает и раздражает меня, не дает сосредоточиться. А кому-то со стороны может показаться, что я ничего не делаю…

— Какие пустяки! Эти нюансы я полностью беру на себя! Вы справитесь, в этом я не сомневаюсь ни на минуту! Ольга, вы одна стоите десяти команд. Но меня беспокоит другое, меня беспокоит ваше душевное состояние. О чем вы все время думаете? Я наблюдал за вами во время совещания. У вас было такое лицо… Извините, что я бестактен, но капитан Костров, он ведь работает на моем судне. Когда я видел вас вместе пару лет назад… Кажется, это было в Бостоне? Гм… вы оба были такие счастливые…

Стиснув зубы, чтобы не расплакаться прямо на глазах у Ибрагима, Ольга бросила салфетку на пустую тарелку, резко встала и подошла к окну. Жгучая южная ночь уже завладела миром, набросив на окружающее пространство свой иссиня-черный бархатный плащ. Огромная чаша города, мерцавшая нервным голубовато-розовым светом, с высоты двадцатого этажа была похожа на затейливую кинодекорацию. Ольга намеренно встала спиной к Ибрагиму, чтобы он не видел ее лица. В полумраке маленькой веранды ее голос прозвучал с нескрываемым отчаянием:

— Был такой писатель Генрих Белль. Он как-то сказал, что в каждом человеке живет мечта о жизни, которая никогда не будет прожита, потому что время, для нее предназначенное, безвозвратно ушло!

— Этот ваш Белль сказал ерунду, — быстро парировал Ибрагим, — на все воля Аллаха! Но Аллах милостив. Он всегда дает человеку шанс исправить ошибку…

— Нет, ничего уже не исправишь, — с грустью ответила Ольга. — Костров сейчас где-то в Индийском океане и будет болтаться по Юго-Восточной Азии еще очень долго… …

— Послушайте, madame, вы, кажется, забыли, что я судовладелец! А это значит, что я могу все, — легкомысленно пожал плечами Ибрагим и ловко отломил кусок зеленого сыра маленьким серебряным ножиком. — Ну, например, я могу сейчас вернуть судно назад в порт. Но это, черт возьми, дорого даже для меня! Еще я могу послать вертолет, снять капитана с судна и привезти его сюда в наручниках. Гм, это будет глупо… Тандаган! — вдруг крикнул Ибрагим в темноту.

— Я здесь, сэр! — худой силуэт секретаря появился в темном проеме двери, словно чертик из табакерки.

— Что у нас с Gulf Star?

— Минутку, сэр… Теплоход Gulf Star покинул порт Дубай назначением Мумбаи три часа назад, предполагаемое время прибытия на рейд порта Мумбаи — четверг в 19:00 по местному времени…

— Прекрасно! — почему-то обрадовался Ибрагим. — Итак, завтра утром вы отдадите Дэнису свой паспорт, и он привезет вам визу и билет на самолет до Мумбаи. Разве зря я играю с индийским консулом в гольф? А Тандаган подготовит все необходимые бумаги, чтобы вы смогли появиться на судне в качестве представителя судовладельца. Индусы ведь жуткие зануды и бюрократы…

— Постойте! — испугалась Ольга, — а что если Костров не захочет меня видеть?

— My dear8, вы должны сделать так, чтобы он захотел вас видеть…

— Но я не знаю, что я должна сделать, — в отчаянии прошептала Ольга.

Ибрагим в изумлении уставился на нее. Его смуглые пальцы дрогнули и лишь на мгновение перестали перебирать янтарные шарики четок:

— Are you joking, madame?9 Нет, вы странная женщина! На моих изумленных глазах вы справилась с задачей, которую провалила команда моих лучших специалистов! Вы — самый блестящий профи, которого я встречал в своей жизни. И вы мне говорите, что не знаете, что делать в банальной житейской ситуации? All is fair in love and war!10 Немедленно звоните вашему капитану. Звоните и говорите то, что вы сами хотели бы от него услышать!

— Я не знаю номера телефона, — чуть не расплакалась Ольга.

— Тандаган! — опять позвал Ибрагим, — помоги даме!

И, чуть смягчившись, добавил:

— Вы тут звоните, а я поем немного. Любовь любовью, но хотя бы ужин у меня будет по расписанию…

…Берег, с его запахами и звуками, с долговязыми журавлями портовых кранов и длинным ожерельем ярко освещенной набережной, с блуждающими огоньками автомобильных фар, качнулся и медленно поплыл вправо, в душную темноту южной ночи. Эта картина, такая привычная, виденная тысячу раз, всегда успокаивала Женьку, наводила на философские размышления. Но утренняя встреча с Ольгой разбудила столько болезненных воспоминаний, которые затаились на самом дне его памяти, куда он боялся заглядывать много лет!

В тот страшный год он потерял сразу лучшего друга и любимую женщину.

Женька проследил за светящейся траекторией сигареты, брошенной им за борт, и вспомнил свой собственный голос, хриплый от плохо скрываемой ярости:

— Никогда бы не подумал, господин Гагетидзе, что именно вы наставите мне рога…

Потом были непривычно перепуганные Ромкины глаза, его жалкие попытки рассказать про какой-то розыгрыш и, наконец, последняя фраза уже бывшего друга:

— Что, привык изображать из себя альфа-самца? Знаешь, Женька, все эти годы Оля прекрасно знала о твоих похождениях. Иногда полезно почувствовать на собственной шкуре ту боль, которую ты причиняешь тем, кто любит тебя больше жизни…

«… Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда…»

Бархатный полумрак капитанского мостика, тяжелые всхлипы волн за бортом принесли острое чувство одиночества. На кой черт ему все это? Женька откинулся на спинку кресла, опять закурил. Его размышления прервал радист:

— Мастер!11 Вызывает порт Дубай…

— Переключи громкую связь на мостик, — устало попросил Женя. Ему не хотелось вставать и идти к телефону, ему не хотелось разговаривать, ему не хотелось жить…

— М/v Gulf Star this is Dubai port. How do you read me? Over.12

— Dubai port. This is m/v Gulf Star. I read five. Over.13

…Тандаган передал Ольге трубку и деликатно отвернулся. Ее ладони вспотели от волнения, трубка показалась горячей и тяжелой, как пудовая гантель.

— Теплоход Gulf Star, я хочу поговорить с капитаном…

— Капитан вас слушает, прием!

…Спокойный Женькин голос, тихий шорох радиоэфира… Ольга представила его усталое лицо в изумрудном свете навигационных приборов капитанского мостика, его слегка прищуренные глаза, такие холодные, такие чужие… Господи, а ведь он не узнал ее голос! Горло сжала судорога…

— Dubai port, this is Gulf Star. Read you poor. Over,14 — повторил Женя.

— Женя, это Ольга… Ты меня слышишь?..

По тому, как удивленно дернулся подбородок вахтенного матроса, Женька понял — это не слуховая галлюцинация!

— Женя? Если ты меня слышишь… я буду в Мумбаи в четверг…

Радиоэфир молчал…

Ольга растерянно оглянулась, словно искала поддержки у Тандагана. Но тот, хитрый лис, незаметно выскользнул из кабинета… All is fair in love and war?

И тогда она зажмурилась, словно боялась встретить чей-то насмешливый или осуждающий взгляд, и выдохнула в трубку:

— Женька, я очень соскучилась… Я хочу тебя видеть… Черт бы тебя побрал, капитан Костров, я люблю тебя!!

…Тоскливая пустота раскололась на множество ярких блестящих чешуек. И даже тонкий и печальный серп ущербного месяца, который неожиданно появился по левому борту судна, уже ничего не мог испортить.

— Малыш! — весело орал капитан Костров на весь Персидский залив, на всю Юго-Восточную Азию. — Я все понял! Буду на рейде порта Мумбаи в четверг, в 19:00! Ты меня слышишь? Я закажу для тебя катер… Записывай!

…Далеко за полночь золотистый «роллс-ройс», тихо шелестя белоснежными колесами, подкатил к ярко освещенному отелю. Это был тот особый случай, когда Ибрагим был за рулем, исполняя роль водителя при почетном госте. Он неторопливо распахнул дверцу автомобиля, с подчеркнутой галантностью помог Ольге выйти из машины.

— Спокойной ночи, madame, — Ибрагим задержал ее ладонь в своей узкой смуглой руке чуть дольше, чем полагалось, и как бы между прочим сказал:

— Я прикажу заказать вам билет на рейс Мумбаи — Лондон с открытой датой…

— Да, конечно, — улыбнулась Ольга и, неожиданно встав на цыпочки, поцеловала его в колючую бородатую щеку.

— Вы не представляете, как я вам благодарна, Ибрагим! Спокойной ночи!

Хитро прищурившись, он наблюдал, как стремительной и легкой походкой счастливой женщины она вошла в отель. Что ж, наконец-то этот бесконечный день закончился. Осталось сделать еще один звонок и можно ехать отдыхать.

— Тандаган? Спасибо, все прошло отлично!

— Я рад, Хозяин! Но нужно обязательно поблагодарить вашего Дэниса. Это он догадался предупредить Субира, что madame купила новую шляпу. Иначе наш агент никогда бы не нашел Ольгу на пляже!

— Я обязательно сделаю это завтра утром! — пообещал Ибрагим.

Он неторопливо сел в машину и впервые за этот непростой день расслабился. Экспромт, хотя и очень сложный, удался на славу! Что ж, у него будет отличная команда — преданная и благодарная…

Конец

Короткова Галина Павловна

E-mail korotkova@ukr.net

Дубай — Одесса

Ноябрь 1999 г.

_______________________________

1 Ольга, как дела? (англ.)

2 У меня интересное сообщение для Ибрагима, как мне с ним связаться? (англ.)

3 Не надо сообщений! (англ.)

4 Добро пожаловать в Дубай! (англ.)

5 Какой приятный сюрприз – снова видеть вас, мадам! (англ.)

6 Чем могу быть вам полезна? (англ.)

7 Два кресла сюда! (англ.)

8 Дорогая… (англ.)

9 Мадам, вы шутите? (англ.)

10 В любви и на войне все средства хороши… (англ.)

11 Мастер – принятое в торговом флоте обращение к капитану (прим. автора).

12 Теплоход Gulf Star, вызывает порт Дубай. Как меня слышите? Прием. (англ.)

13 Порт Дубай. Это теплоход Gulf Star. Слышу вас отлично. Прием. (англ.)

14 Порт Дубай. Это теплоход Gulf Star. Не слышу вас. Прием. (англ.)

Галина КОРОТКОВА

Share This Article

Независимая журналистика – один из гарантов вашей свободы.
Поддержите независимое издание - газету «Кстати».
Чек можно прислать на Kstati по адресу 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121 или оплатить через PayPal.
Благодарим вас.

Independent journalism protects your freedom. Support independent journalism by supporting Kstati. Checks can be sent to: 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121.
Or, you can donate via Paypal.
Please consider clicking the button below and making a recurring donation.
Thank you.

Translate »