История водопроводного крана

ГЛАВА 1

Жил-был водопроводный кран. Он жил в так себе семье. Хозяйка ее ходила в постоянно замызганном фартуке, с рукавами, засученными по локоть, потому что руки ее все время были в деле: убирали, стирали, готовили, гладили, давали подзатыльники старшим и подпопники младшим, изредка поднимались кверху, чтобы поправить выбившиеся из-под косынки непричесанные волосы, и очень часто равнодушно крутили водопроводный кран, наливая кастрюли воды для готовки, ведра для мытья полов или тазы для помывки мелкоты. Кран кряхтел, скрипел, но честно выполнял предназначенный ему долг. Резьба его уже была довольно изношенной, вид у него был уж точно не первой свежести, и часто-часто, будучи закрученным до предела, он начинал слезиться непрошенными старческими слезами.

Особенно часто такие казусы случались с ним по ночам, и его громкие «кап-кап» страшно раздражали хозяев. Они просыпались и, шаркая тапочками, с ворчанием подходили к крану, и закручивали его еще больше. Он начинал задыхаться и на время умолкал. Но что-то копилось в его металлическом нутре – то ли глухая ненависть к хозяевам, то ли какие-то бунтарские настроения. Он и сам не мог этого понять. Он только знал, что внутри него растет давление и что рано или поздно что-то должно произойти.

Он начинал вспоминать свою юность и даже детство, когда он, сверкающий и новенький, блестяще отражающий весь огромный мир вокруг себя, ехал с завода, где его изготовили несколькими месяцами раньше, со своими товарищами, с которыми он сумел познакомиться и поперезваниваться во время пути, на место его временного пристанища – в хозяйственной магазин. О, какие тогда перспективы открывались перед ним! Он, конечно, понимал, что будущее его – не на каких-то больших стройках века, не на опасных, но таких благородных поприщах, как, например, основа для пожарного брандспойта, нет. Он, конечно же, понимал, что его сделали скромным тружеником для каких-то мелких, но симпатичных дел, и он был полон решимости принести максимальную пользу на этом незаметном, но таком нужном посту.

Сваленный вместе со своими товарищами на полке «Для дома, для семьи», наш кран терпеливо ждал своей участи, внимательно и трепетно вглядываясь в лица покупателей. И когда в магазин вдруг запархивала, как прекрасная бабочка, непонятно каким ветром туда занесенная очаровательная блондинка в блестящем плаще, туго перетянутом пояском на тонкой талии, в косыночке от дождя, покрытой мелкими дождевыми каплями, металлическое сердце его начинало бешено колотиться: все-таки он был, как-никак, существом мужского рода.
Но, увы, блондинка обычно пропархивала в другой отдел, он грустнел и тускнел, настроение его портилось, и он покрывался матовым налетом. Впрочем, это продолжалось недолго, как и полагается в ветреной и полной надежд юности.

ГЛАВА 2

Кран познавал жизнь, лежа на полке, и его ощущения все больше обострялись по мере того, как к нему прикасалось все большее число чужих рук. Он уже начинал угадывать характеры людей и даже их профессии, образ жизни, потому что прикосновение человеческой руки может так много сказать о ее владельце.

Иногда его довольно грубо хватала сильная мужская рука с жесткой кожей, твердыми мозолями и неотмываемой чернотой под ногтями, быстро вертела и небрежно бросала обратно на полку, заставляя звенеть от боли удара о своих товарищей. И кран не знал, радоваться этому или печалиться оттого, что его не взяла эта сильная мужская рука, потому что тут ведь был вопрос двоякий. Конечно, он попал бы в умелые руки мастерового человека, который отлично знал бы, как с ним обращаться, да и хозяйкой могла оказаться какая-нибудь симпатичная веселая женщина, привыкшая к труду и делающая все с легкой непринужденностью и радостной энергией. Но, с другой стороны, он понимал, что никогда не займет особого места в сердце хозяев, потому что такого инструментария у них было полно, и для них он станет только еще одной деталью в их обширном хозяйстве.

Сердце его замирало, когда его касалась легкая женская рука с длинными тонкими пальцами и нежно гладила его сверкающую поверхность. Мечты его немедленно уносились куда-то вдаль, он видел себя в обстановке элегантной квартиры, с тем удивительным уютом хорошего вкуса, который сулит безбедную жизнь, наполненную чем-то прекрасным и возвышенным. Он воображал себя обслуживающим компанию собравшихся умных людей, говорящих друг с другом нежно и почтительно, иногда внезапно звенящую звонким смехом от удачной шутки, которая еще больше всех сближала. Он воображал себе, как прекрасная хозяйка, бесшумно скользя между гостями и успевая очаровательно улыбнуться и вставить остроумное слово в беседу, заходила на кухню, отделенную от гостиной всего лишь гранитной приставкой на современный манер, легко касалась своими чудесными пальцами прилагавшихся к нему ручек, и он, полный гордости и радости оттого, что может служить такому замечательному делу, наполнял журчащей водой прозрачный стеклянный чайник, который немедленно ставился на электрическую плиту.

Но, увы, по каким-то непонятным для него причинам легкая рука, раз коснувшись его, уже больше не возвращалась, чтобы сжать его в своей ладони, и в сердце к нему закрадывалась печаль брошенности и одиночества.

Один раз его тронул Поэт. Он это понял по той отрешенности, с которой рука с не по-мужски изящными пальцами провела по его изогнутому телу и на секунду задержалась. Движение это никак не было связано с оценочным характером, нет, в этом было что-то совсем другое. Это было мгновение перевоплощения реальности прикосновения в те необычные ассоциации, которые могут возникнуть только в голове человека, живущего в совсем ином мире.

Наш кран обладал тонкой душой, несмотря на то что был сделан на массовом производстве, и очень хорошо мог вообразить себя в обстановке иной реальности. Он мог представить себя живущим в маленькой кухоньке небольшой квартиры, в которой одинокий холостяк заваривает по утрам душистый кофе, не спеша и с наслаждением отпивая его маленькими глотками из кофейной чашки старинного сервиза – единственной уцелевшей с тех незапамятных времен, когда цельным сервизом пользовались аристократические предки нашего Поэта.

Водопроводный кран воображал себе, как его потенциальный хозяин подходит к нему с почти всегда отсутствующим выражением лица, меж тем как руки его проделывают привычную работу по наполнению водой сосудов разного предназначения или просто моют посуду – всегда в небольшом количестве, потому что потенциальный хозяин его не был любителем шумных сборищ. Лишь иногда в гости к нему заходил кто-нибудь из его немногочисленных друзей, и тогда кран не спал до утра, потому что друзья имели привычку говорить всю ночь, подбадривая себя маленькими чашечками кофе.

И лишь иногда кран готовился к особым гостям и начинал волноваться вместе с хозяином задолго до их прихода. Хозяин становился немного суетливым, на его щеках появлялся румянец возбуждения, он метался из комнатки на кухню и обратно, останавливался, вспоминая, что именно он должен был сделать в данный момент, бросался к буфету за конфетницей, рылся по шкафам в поисках банок варенья, которые он куда-то распихал с прошлого раза, наполнял хрустальное блюдо изысканным печеньем с шоколадной начинкой. Из всех этих приготовлений можно было заключить, что в гости должно было придти какое-то полчище сладкоежек. Но вот на лестнице слышался торопливый стук каблучков, завершавшийся стуком в дверь, и, когда хозяин распахивал ее в радостном возбуждении, в комнату врывался Солнечный Луч. Именно так определял для себя кран появление чудесной маленькой женщины, излучающей какое-то веселое лучезарное сияние. Глаза хозяина как будто загорались ответным восторгом, он хватал маленькие руки и страстно их целовал. Все остальное происходившее ускользало от внимания крана, потому что он был занят радостными хлопотами – то наполнял чайник, то струил воду на рюмки и чашки, старательно их прополаскивая, но сквозь собственное веселое плескание он слышал колокольчиковый смех и обворожительный голос гостьи и был бесконечно счастлив за себя и за хозяина.

Ах, если бы, если бы только эта женщина приходила в гости к Поэту! Если бы только ради нее в доме устанавливалось напряжение ожидания. Как хотелось крану прожурчать хозяину, что важно, очень важно было бы задержать у себя это легкое и светлое счастье. Увы. Поэты не могут жить одной лишь радостью. Они обязательно должны найти что-то мучительное и неразрешимое, что заставляет их сердца сжиматься от боли. Может быть, именно это и есть главный источник их вдохновения?

ГЛАВА 3

Да, в жизни нашего Поэта была другая женщина.

Как ночь не походит на день, как бледная луна не походит на яркое солнце, так отличалась эта Другая от той искрящейся радостью чудесной сладкоежки, которую так любил кран вместе с хозяином.

Другая приходила всегда неожиданно. Ради Другой Поэт никогда не запирал дверь на замок. Она появлялась редко – иногда всего лишь несколько раз в месяц – и никогда не пересекалась с радостью Поэта. Она как будто чувствовала приход той и всячески избегала столкновения с ней.

Другая была великолепна. Тонкое бледное лицо ее с почти прозрачной кожей обрамляли густые черные волосы, лившиеся свободным потоком на узкие плечи. Изящный нос с небольшой горбинкой подчеркивал чувственность рта с чуть припухлыми изогнутыми губами, всегда готовыми к насмешливой улыбке. Но самыми чарующими в Другой были зеленые миндалевидные глаза. Их взгляд был колдовским и завораживающим, и крану, для которого все, связанное с водной стихией, было родным, чудились образы ундин и русалок. Какая-то гибельная и непреодолимо влекущая сила таилась в глубине этих глаз, и крану было боязно за своего хозяина.

Когда Другая входила, почти неслышно открывая дверь, Поэт стремительно вскакивал со своего стула, на котором он просиживал долгие часы работы за письменным столом, лицо его бледнело, и он невольно судорожно прижимал руки к груди. Кран почти мог слышать глухие удары сердца Поэта – недаром его причудливое тело походило на какой-то необычный музыкальный инструмент, настроенный на настроения хозяина и резонирующий с ними.

Поэт никогда не подбегал к Другой, не хватал ее длинные красивые кисти в свои руки, не целовал их. Он всегда выглядел потерянным и неловким в ее присутствии. Она входила в этот дом хозяйкой, а он становился рабом и исполняющим ее прихоти слугой. За это кран ненавидел Другую.

Кран знал, что Другая никогда не останется с хозяином навсегда, что она не принесет ему счастья, что ее приходы для него так же мучительны, как и ее уходы, но он ничего не мог с этим поделать. Так же, как ничего не мог поделать со своей бесплодной, испепеляющей и разрушительной страстью сам хозяин. Это был тупик…

И кран облегченно вздохнул, когда задержавшаяся рука Поэта соскользнула с его тела, и все видения, мелькнувшие перед ним во время их телесного контакта, исчезли вместе с этим долгим затянувшимся прикосновением. Кран, конечно, успел полюбить Поэта за время совместных мечтаний, но оказаться в доме царившей печали ему почему-то расхотелось. Он подумал, что Поэту нужен был бы кран попроще и понадежнее.

ГЛАВА 4

Не успел кран отдохнуть от своих переживаний по поводу расставания с Поэтом и насладиться обретенной свободой, как в магазин ввалилось большое и шумное семейство. Кран попытался зарыться поглубже в груду своих собратьев, потому что это семейство уж точно не вызвало в нем никакой симпатии. Грузные – каждый на свой манер – муж и жена находились в разгаре какой-то очередной семейной перебранки. Старшие сыновья, засунув руки в карманы и делая вид, что им на все наплевать, тащились сзади, подгребая ногами для пущей важности. Впереди, бесцеремонно расталкивая покупателей, шныряли два мелких шкодника-близнеца с лицами, перепачканными размазанной по ним грязью и с выражением намерения что-нибудь натворить.

Когда один из них подскочил к полке с водопроводами кранами, наш кран затаил дыхание, стараясь ненароком не звякнуть. Но маленькая грязная ручонка, миновав всех соседей, выхватила его из груды товарищей и подняла высоко вверх. Победа над несчастным водопроводным краном ознаменовалась громким воплем, и родители, прекратив на мгновение свою перепалку, поспешили к мальцу. Отец дал ему на всякий случай подзатыльник и выхватил из рук кран. Показав его хозяйке и получив одобрительный кивок, он бросил его в тележку, и участь нашего крана была решена.

Как многие существа с нежными и чувствительными душами, водопроводный кран был преисполнен чувства долга и смирения перед судьбой. Он решил верой и правдой служить своим хозяевам, раз уж по предназначению своему выбирал не он, а выбирали его.

Кран работал безостановочно и беспрекословно, подчиняясь грубому вращению своих ручек руками всех членов семьи. Он не любил их, но тут, как говорится, ничего не попишешь. Лишь изредка его заедало, когда он предавался воспоминаниям о своей в буквальном смысле блестящей юности и о своих несостоявшихся мечтах. Зато ему было о чем думать. И он с нежностью вспоминал прикосновения ласковых женских пальцев и нервный и трепетный контакт с изящной рукой Поэта, так много принесший в его жизнь. И он был счастлив этим. Потому что ведь не каждому водопроводному крану удается с такой силой самоотдачи поучаствовать в жизни удивительных людей, пусть это даже и происходит всего лишь в мечтах.

Алена ГАХ