Испанское каприччио: еврейские пути в Америку

Изабелла отпустила взглядом камеристку и продолжила разговор:

– Все-таки я считаю, что нам надо вернуться к предложению этого настырного генуэзца.
Фердинанд недовольно поморщился:
– У меня нет к нему доверия. Кстати, как правильно произносится его имя?
– Его зовут Кристобаль Колон, хотя я слышала, что до появления в нашей стране его звали то ли Христофоро Коломбо, то ли Христофор Колумб. Между прочим, он представил отличные рекомендательные письма.
– Письма? В них, разумеется, сказано, что он хороший человек? У нас пол-Испании хороших людей.
– Но мне кажется, его план заслуживает внимания.
Фердинанд вскочил, крайне возмущенный последними словами королевы:
– Каждый нормальный человек знает, что Индия находится на востоке. А ваш самоуверенный мореплаватель предлагает достичь ее, отправившись на запад!
– В доказательство своего предложения Колон произвел навигационные расчеты. Известные ученые отозвались о них одобрительно.
– А если затраченные на его плавание деньги вместе с ним и кораблями окажутся на дне морском?
– Всё в руках Божьих. Но Колон – не новичок, и он клянется, что не только завоюет для Испании индийские земли, но и привезет из экспедиции золото, жемчуг, пряности, драгоценные камни.
– Не забываете ли вы, дорогая Исабель, что ваш протеже имеет наглость требовать себе звание вице-короля новых земель, которых он еще в глаза не видел, и десятую часть привезенных им богатств?
– Это всего лишь означает, дорогой Фернандо, что из каждых десяти мер золота ему достанется одна, а нам – девять. Я полагаю, что именно сейчас, когда с Божьей помощью мы стоим на пороге завершения нашего Главного Дела, нам не помешает еще одна колония, а золото не окажется лишним.
Фердинанд усмехнулся:
– Золото никогда не бывает лишним. Как и колонии. Но где гарантия, что он – не шарлатан? Недаром наш сосед Жоан II отказался иметь с ним дело!
– Я никогда не считала португальского короля серьезным монархом, – пренебрежительно отмахнулась Изабелла. – Настоящий король – настоящий мужчина. Он должен уметь рисковать. И выигрывать.
Попробуй тут быть настоящим мужчиной, подумал Фердинанд, когда твоя супруга дала обет не мыться, пока не победит этих ненавистных мусульман, да еще столько времени была верна своему обету! И каждый раз приходилось срочно придумывать причину, чтобы не подходить к ней ближе, чем на двадцать шагов. Правда, запах отпугивал и возможных любовников. А сейчас, когда мавры разгромлены и она опять стала мыться… Но ничего не поделаешь, всем в Европе известно, что в нашем союзе она – главная.
Фердинанд нервно дернулся и раздраженно произнес:
– Значит, его зовут Колумб?
– Ну вот и отлично, я рада, что ты согласился, – поднялась с кресла королева. – Пожалуй, я назначу ему аудиенцию.
… На дворе стояла весна 1492 года.
Испания набирала силу на европейской арене. Женитьба Фердинанда Арагонского на Изабелле Кастильской позволила объединить эти два королевства Пиренейского полуострова в единое государство. Оно стало мощным оплотом Ватикана. Единственным бельмом на глазу у испанских правителей оставались евреи. Они жили в стране давно, в течение многих веков, их вклад в материальную и духовную культуру Испании ни для кого не являлся секретом, но – они были евреями. И этим всё сказано.
Новое время – новые веяния. Евреев заставляют креститься. Они не хотят. Их убеждают, настаивают, угрожают, применяют методы насилия. Не все выдерживают давление и уступают – переходят в христианство. Испанцы смотрят на “новых христиан” с недоверием и презрительно называют их “марранами” – т. е. свиньями. Евреи смотрят на своих обращенных соплеменников с определенным сочувствием и называют их “анусим”, т. е. жертвами насилия. Простой народ, сельские и городские жители, как всегда, тверды в своей вере и взглядах и не жалуют ни евреев, ни выкрестов.
Очень скоро выясняется, что многие из анусим пошли на такой шаг только для того, чтобы от них отвязались. В то же время втайне они продолжают следовать Торе и соблюдать еврейские традиции. Но вот это, с точки зрения католичества, – как раз самое страшное преступление. Теперь эти люди попадают в разряд еретиков. А какой разговор может быть с еретиками в любую эпоху – будь то средневековье, Возрождение или что-нибудь другое, посовременнее, пусть и названное звучным красивым словом?
Королевская чета обращается к Папе с просьбой устроить Святую Инквизицию, главной целью которой будет суд над недостаточно верными католиками, но в первую очередь, – над христианами, тайно исполняющими иудейские религиозные обряды.
Переговоры тянутся долго. Не то, чтобы Папа был против, но и ту, и другую сторону очень волнует вопрос: кому из них достанется конфискованное у осужденных имущество? Фердинанд и Изабелла побеждают в споре – у них убедительные аргументы. Суд начинает действовать – в 1480 году сжигают первых шесть анусим. Лиха беда начало – спираль “справедливого возмездия за прегрешения” раскручивается быстро. Как и положено в приличном обществе, бОльшую часть имущества казненных отдают доносчикам.
В 1483 году во главе Инквизиции встал монах ордена доминиканцев, приор одного из монастырей Томас Торквемада. О его жестокости ходили легенды. Тысячи погубленных жизней числились на его совести. Но он оставался неколебимым в своем служении Вере и Господу. Торквемада начал с создания подробной инструкции для членов святой коллегии инквизиционного суда. Главным в ней был пункт – как добиваться признания в ереси. Основным средством этого процесса, конечно же, служили пытки. В итоге каждый подозреваемый уже с момента ареста был фактически обречен.
А потом на главной площади Севильи устраивалось аутодафе – Акт Веры. “Огонь сжигает грешное тело, но очищает душу”, – любил говаривать Великий Инквизитор. На зрелище стекалась огромная масса народу – других праздников в городе было мало. И когда эти марраны заживо горели на костре, толпа кричала, улюлюкала, веселилась – всегда приятно посмотреть, как сжигают тех, кто думает иначе, чем ты…
Сам Торквемада еще с юности, когда он решил стать священником, вел аскетический образ жизни. Однажды, после того, как умерла его бабушка – внимательная и отзывчивая, которую Томас очень любил, – к нему подошел старый слуга.
– Я хочу вам кое-что сказать, господин. В вашем добром христианском семействе есть тайна, и я должен бы унести ее в могилу.
– В семейных преданиях всегда таится что-то загадочное и интригующее, – улыбнулся Томас.
– Вы примерный христианин, господин, – самый примерный и набожный из всех, кого я повидал за долгую жизнь. Поэтому мои слова вам не повредят. Но я хочу, чтобы вы знали: ваша бабушка была еврейкой. Ее родителей насильно обратили в католичество.
Небо пошатнулось и чуть не обрушилось на Томаса. В глазах потемнело и, если бы он не держался в этот момент за ограду, то наверняка бы упал. Удар был абсолютно неожиданным и поэтому таким сильным и болезненным. В тот день Томас дал клятву – делать всё, чтобы очиститься в глазах Господа. И посвятил этому всю свою жизнь. Его рвение заметили. Он стал духовником Изабеллы Кастильской, а затем одним из ее самых доверенных советников. Инквизиция дала ему в руки то, чего у него еще недоставало, – власть. При его появлении на улице люди прятались. И хотя он неизменно утешал осужденных, что огонь очищает душу, однако ему ни разу не пришла в голову мысль самому пройти очищение таким путем. Он продолжал заливать алтарь Всевышнего потоками чужой крови.
В то же время ситуация с инквизицией в Испании выглядела достаточно парадоксальной: уличенных в нелояльности выкрестов преследовали, а некрестившихся евреев не трогали. Более того, в эти же годы еврей дон Ицхак Абраванель был главным финансистом при дворе Фердинанда.
Очередь евреев пришла в 1492-м году. В самом его начале Испания, наконец, разгромила Гранадский эмират – последнюю мусульманскую занозу на католическом Пиренейском полуострове. Воспользовавшись победной эйфорией, Торквемада уговорил Фердинанда и Изабеллу обратить свое благосклонное монаршее внимание на “внутренних врагов” – еще остававшихся в стране нехристей. По его предложению был подготовлен и 31 марта 1492 года зачитан королевский указ: евреев обязывали креститься или покинуть страну. Указ вступал в силу с 1 мая, и на его исполнение отводилось три месяца. Решив такие важные проблемы, королевская чета вздохнула с облегчением. Теперь можно было побеседовать и с Колумбом.
В мореплавании энергичный генуэзец был подготовлен изрядно. Идея, которую он вынашивал много лет, – дойти до Индии, двигаясь на запад, – получила авторитетную поддержку известного флорентийского географа и математика Паоло Тосканелли, который даже начертил предполагаемый маршрут на карте. Таким образом, чтобы реализовать свой замысел, у Колумба имелось всё, кроме двух составляющих, игравших, правда, далеко не последнюю роль: кораблей и денег. Ими могли снабдить только очень богатые люди при участии и под покровительством какого-либо из европейских дворов.
Самой многообещающей казалась Португалия. Колумб потратил пять лет, пытаясь уговорить тамошних властителей снарядить экспедицию – и всё безуспешно. Тогда он перебрался в Испанию и вступил в переговоры с севильским двором. 30 апреля 1492 года Фердинанд и Изабелла заключили, наконец, с ним договор. Условия Колумба приняли, он становился правителем вновь открытых земель и, кроме того, ему даровали испанское дворянство и титул адмирала. Дождавшись своего часа, честолюбивый и властный адмирал приступил к нелегкой работе по подготовке экспедиции.
Между тем, вдохновленный Торквемадой королевский указ начал действовать. Так уж повелось, что на крутых переломах всемирной истории почему-то всегда возникала идея “окончательного решения еврейского вопроса”. И сейчас, в гуманистическую эпоху Ренессанса, накануне очередного Великого географического открытия, разрушалась выстроенная и выстраданная в веках обитель древнего народа, хранилище его культуры. Креститься? Но анусим – тех, кто на это пошел, – сжигают на кострах. Бежать? Но взять с собой разрешили лишь самое необходимое, золото и ценности приказано сдать в казну. А остальное имущество хотя и позволили продать, но горожане дают за него жалкие гроши. Да и куда бежать?
Дон Абраванель пришел во дворец Алькасар, чтобы попросить высочайшей аудиенции. На вопрос о причинах объяснил, что должен информировать короля о важных государственных делах. После долгого ожидания получил ответ: ему предписано явиться для доклада в ближайшую субботу.
Ицхак Абраванель (по некоторым источникам – Абарбанель) был далеко не ординарной фигурой. Выходец из знатной еврейской семьи, корнями уходившей к царю Давиду, он умело вел финансовые дела португальского двора. Однако по ложному обвинению в заговоре вынужден был бежать в Испанию. Здесь через год он занял ту же должность, на сей раз при короле Фердинанде. За выдающиеся заслуги в пополнении казны получил дворянское звание. Но не только этим жил потомок древнейшего рода. Он – крупнейший еврейский философ 15 века и комментатор Торы, который по глубине суждений может быть поставлен рядом со Спинозой и другими мыслителями того периода…
В назначенный час главного финансиста Испании провели в Зал Послов через боковой вход. Ицхак был бледен, от его былой уверенности в себе не осталось ни следа. Он низко поклонился, затем преклонил колена.
– Ваше Величество!
– Встаньте! – милостиво махнул рукой король. – Вы ведь пока еще мой казначей.
Дон Абраванель послушно встал.
– Ну? – произнес Фердинанд.
– Ваше решение… – казначей запнулся, – я понимаю, какие государственные резоны его вызвали…конечно, если исчезнут все евреи, у марранов не будет ни соблазна, ни возможностей тайно приобщаться к иудаизму. Но изгнание – это ужасно! Это трагедия для огромного числа людей, так верно служивших вашим величествам!
– Какая трагедия? – сделав удивленное лицо, пожала плечами Изабелла. – Всё прекрасно устраивается, все будут довольны и счастливы.
Абраванель на мгновение опешил. Но в ту же секунду понял, что последует дальше. Между тем, королева продолжила:
– Достаточно нашим подданным-иудеям перейти в христианскую веру, и они смогут, как прежде, жить в своих домах и достойно трудиться на благо испанской короны.
– Увы, – печально возразил Ицхак Абраванель, – это слишком непросто, а порой невозможно. Вера предков сидит в моем народе глубоко. И это можно понять. Представьте себе, что католику предложили стать иудеем. Разве он согласится на подобный шаг?
– Как вы смеете такое говорить?! – в гневе вскочил Фердинанд. – Сравнивать единственно возможный путь служения Господу нашему с еретическими верованиями!
– Это не мои слова, – пытаясь загладить свою оплошность, быстро проговорил финансист. – Это сравнение принадлежит одному из севильских раввинов. Он мудрый человек. И поэтому собрал с евреев Арагона и Кастилии некоторую сумму, чтобы преподнести ее в дар вашим величествам. Это будет скромным напоминанием о том, что мои соплеменники любят вас и вы всегда можете на них рассчитывать… в будущем. Они надеются также, что вы пересмотрите свое решение и дадите им возможность остаться в стране, где их семьи живут с незапамятных времен.
– Сколько? – коротко бросил Фердинанд.
– Тридцать тысяч дукатов.
Фердинанд взглянул на Изабеллу. Та почти неуловимо кивнула.
– Он действительно неглуп, тот раввин, – сказал король. – Мы обдумаем ваше предложение.
– И дадим знать о нашем решении, – добавила королева.
Когда посланец вышел, Фердинанд хмыкнул:
– Совсем неплохо придумано, я уже вижу блеск монет в тяжелом сундуке. Хотя я бы самолично разогнал упрямых соплеменников нашего казначея.
– Ты успеешь это сделать немного погодя, – возразила Изабелла. – Деньги нам нужны. Пусть пройдет несколько месяцев, и тогда король передумает. На то он и король. Но твой сундук уже будет полным.
На следующее утро королева послала за финансистом. За окном, в одном из бесчисленных двориков замка Алькасар, цвели деревья и играли на солнце струи причудливых фонтанов. Однако в зал тепло не проникало. От кованых железных дверей Главного входа несло холодом. Каждая их створка, в два метра шириной, уходила вверх на пятиметровую высоту, упираясь в опрокинутую чашу потолка-купола. Но и его оранжевое сияние не могло смягчить зябкий промозглый воздух.
Прошло некоторое время, отворилась боковая дверь, и высокая фигура в черном проскользнула в Зал Послов. Но это был не дон Абраванель. В проеме между портьерами стоял Томас Торквемада. Великий Инквизитор неспешно приблизился к королевской чете и наклонил голову:
– Рад видеть Ваши Величества в добром здравии и заботах о процветании государства.
– Мы тоже рады приветствовать вас, – Фердинанд хотел лишь кивнуть в ответ, но отчего-то его голова непроизвольно качнулась в поклоне. – Что привело во дворец такого высокого гостя в столь ранний час?
– Слухи, всего лишь слухи, – развел руками священник, садясь в глубокое кресло. – Хотя должен заметить – нехорошие слухи.
– Новый заговор марранов? – озабоченно отозвалась Изабелла.
– Да, заговор. И самое гнусное то, что он направлен против высокочтимых властителей Испании.
– Как?! – в один голос воскликнули Изабелла и Фердинанд.
– Эти мерзкие евреи обливают грязью Ваши Величества. Они решили откупиться от вас, и считают, что вы пойдете на такое предательство перед Всевышним и католической церковью.
В Зале Послов наступила тишина.
– Речь идет о деньгах? – осторожно задал вопрос король.
– И немалых. Говорят о 30 тысячах дукатов.
– Ого! – деланно удивился Фердинанд. И задумчиво добавил: – Это было бы солидное пополнение наших средств.
– Я тоже подумал, что кому-нибудь при дворе может прийти в голову подобная коварная мысль. Поэтому я здесь, – Великий Инквизитор в упор смотрел на короля.
– Казна истощена. Мы изгнали мавров, но победа потребовала немалых денег. – Придя на помощь мужу, королева отвлекла внимание священника на себя. – Мы могли бы отложить высылку евреев. На короткий срок, разумеется, – поспешно уточнила она.
– Исполнение Божьей Воли не терпит отлагательств, – отрезал Торквемада.
– Вы хотите сказать, что если кто-либо осмелится помочь евреям в их замысле, ему придется иметь дело с вами?
– Вы знаете мои права и знаете меня, – сухо заметил Великий Инквизитор.
– И вы решитесь отлучить от церкви особу самого высокого происхождения? Даже королеву?
– Вместе с королем. Ересь подлежит искоренению независимо от того, скрывается она под рубищем или под короной.
Торквемада встал, резко повернулся и вышел.
Изабелла сидела, сцепив руки.
– Убеждать этого человека бесполезно. Жаль, – почему-то шепотом, медленно произнесла она. – Он не остановится ни перед чем.
– Дон Абраванель! – доложил слуга.
Искорки надежды светились во взгляде вошедшего.
– Наше королевское достоинство, – высокопарно начал Фердинанд, – не позволяет…
Глаза дона Ицхака потухли…
Начался трагический исход евреев из Испании. Одни попросились в соседнюю Португалию. Но вскоре там произошло то же самое, только в еще более страшном варианте: взрослых изгнали, а многих отобранных у них детей насильно крестили. Другие устремились в Италию, в том числе Абраванель, отказавшийся от королевской милости – сохранить свою веру и остаться главным финансистом. Третьи бежали на юг Франции, в Прованс. Пытались найти спасение и в мусульманских странах, на севере Африки. Значительное количество беженцев приняла Турция, причем сделала это с удовольствием. Там, в Османской империи, переселившиеся евреи сыграли огромную роль в подъеме экономики. Султан Баязет II высказался по этому поводу очень определенно: “Фердинанд Испанский – глупый король. Он разорил свою страну и обогатил нашу”.
Часть изгнанников выбрала Нидерланды, еще бывшие тогда, в конце 15 века, испанской колонией. По разным данным, от 200 до 400 тысяч человек ушли из страны, где их народ прожил более тысячи лет.
2 августа 1492 года последний еврей покинул пределы Испании.
3 августа 1492 года экспедиция Христофора Колумба отчалила от берега и взяла курс на запад. В ее составе были три парусника – “Санта Мария”, “Пинта” и “Нинья”. Плавание оказалось тяжелым, не обошлось даже без бунта, но 12 октября, два с лишним месяца спустя, матрос Родриго с борта “Пинты” закричал: “Земля!” Адмирал Колумб вступил во владение открытыми территориями, чтобы вскоре, после возвращения из первого плавания, сообщить об этом всему миру.
Пять европейских стран, омываемых волнами Атлантического океана, были обращены лицом к новым землям – Португалия, Испания, Франция, Нидерланды и Великобритания. Каждая из них попыталась урвать лакомый кусок заокеанского пирога. Собственно, никто еще не знал, что открыт неведомый дотоле континент. Вслед за Колумбом считали его частью Индии. Да и местных жителей назвали индейцами. Понимание пришло позже.
Первой опомнилась от шока Португалия. Ее опытные моряки уже в 1500-м году добрались до большой и богатой части материка, которую назвали Бразилией. Еще через 30 лет началось ее освоение. Вскоре бразильские товары, особенно тростниковый сахар, стали оборачиваться эолотом для португальской казны. После пиренейцев и другие участники забега не ударили в грязь лицом и обзавелись более-менее солидными колониями на неосвоенных просторах американского континента.
Между тем, 16 век в Европе выдался бурным. Вспыхнула Реформация – Мартин Лютер из Германии и Жан Кальвин из Женевы, каждый на свой лад, обличали католическую церковь. Естественно, считая при этом, что только предлагаемые ими реформы позволят сохранить настоящую веру. И у того, и у другого появились сторонники-протестанты – уж слишком много неправедного видели верующие в поступках церковников, начиная от простых священников и кончая Папой. Постепенно все больше людей разных сословий стали переходить на сторону реформаторов, их не могли остановить даже пылавшие без передышки костры инквизиции.
На этом фоне жители Нидерландов проявили себя наилучшим образом – они перешли в протестантство в его кальвинистском варианте, после чего в 1579 году добились независимости от католической Испании. Надо отдать должное этим людям – они стали строить “христианство с человеческим лицом”, отличавшееся веротерпимостью. Как нигде в Европе, здесь никого не преследовали за религиозные убеждения. Не забудем: совсем недавно, 24 августа 1572 года, рядышком, в соседней Франции, с благословения королевы-матери Екатерины Медичи, во время Варфоломеевской ночи католики вырезали не менее 10 000 протестантов-гугенотов.
Нидерланды стали притягательной силой для изгнанников и их потомков – туда ринулись евреи и анусим, рассеянные по разным государствам. А уже оттуда, вместе со многими жителями Амстердама, Антверпена и других городов, попадали за океан. Но прежде, чем это произошло, переселенцы дали кое-что взамен приютившей их стране. Большинство из них были сефардами (от названия Испании на иврите; позже так стали звать и евреев, бежавших из Португалии). Одним из главных и традиционных занятий в их семьях оставалась торговля. Владели они этим делом искусно, имели устойчивые связи со многими партнерами в разных странах. Получив достаточную свободу, они придумали способ, облегчавший взаимовыгодные операции, и впервые в истории организовали международную банковскую систему. Суть ее сводилась к тому, что применявшиеся до того расчеты наличными заменили использованием ценных бумаг и кредитов. Это помогло маленьким Нидерландам вырваться в лидирующую группу мировых держав.
Между тем, Испания потихоньку теряла свое влияние, но Португалия была еще в силе. Одним из важнейших источников ее богатства стала Бразилия. И совсем неплохо чувствовали себя там португальские марраны. Они использовали принадлежность к католической вере на все сто. Чем только они ни занимались в заокеанской колонии! Среди них были учителя и торговцы, предприниматели и христианские священники и даже владельцы сахарных плантаций. Кто-то исполнял католические обряды не за страх, а за совесть и породнился со “старыми христианами”. Кто-то тайно исповедовал иудаизм.
Однако испанцам удалось еще сделать рывок перед закатом и в конце 16 столетия подчинить себе Португалию. И тут же эмиссары Инквизиции отправились за океан, чтобы заниматься своей обычной работой. Ничего хорошего марранам это не сулило, благо еще, что долго Испания не продержалась. Хотя, по большому счету, хрен редьки не слаще. Однако ситуация в корне изменилась, когда в 1630-м году голландцы отобрали у португальцев Бразилию и объявили в ней религиозную толерантность. Туда сразу же ринулись как неустойчивые анусим с Иберийского (Пиренейского) полуострова, так и сефарды из самих Нидерландов. Вскоре в бразильском городе Ресифе появилась первая в Новом Свете еврейская община. Перед переселенцами открывались широкие возможности. Им разрешили купить брошенные убежавшими португальцами плантации и заняться производством сахара.
Обычно с 60 га земли с помощью 20 аборигенов-рабов получали в год 160 тонн сахара. Сефарды стали равноправными участниками процесса получения готового продукта и торговли им. Товар поставлялся в Европу. Колонистами была разработана эффективная схема: туда – сахар, обратно – африканских рабов. Местных индейцев уже не хватало – долго протянуть в более, чем каторжных условиях они не могли, да и освоены пришельцами были только прибрежные районы.
Нередко работорговлю представляют себе так: подошел корабль к берегу, высадился отряд, захватил группу черных невольников и повез их в Америку. На самом деле всё было иначе. Силой захватывали рабов только арабы, которые занимались этим в течение многих веков. Когда европейцы решили последовать их примеру, они, большей частью, пошли другим путем. Загружали на родине в трюмы ружья, ткани, ножи и другие нужные аборигенам вещи и, причалив к африканскому берегу, предлагали обмен. Местные племенные вожди и царьки за вышеперечисленное добро с нескрываемым удовольствием отдавали либо захваченных в плен соседей, либо членов своего племени. О гуманности тут разговора быть не могло – ни с одной, ни с другой стороны. На плантациях выжить было крайне трудно. Таким образом, многие евреи быстро разбогатели. В этом смысле они нисколько не выделялись среди других белых поселенцев – рабов использовали все, и богатели тоже все.
Но недолго играла успокаивающая голландская музыка. Ее снова сменили обжигающие иберийские ритмы: в 1654 году Португалия, освободившаяся от испанского владычества, вернула себе Бразилию. Для уже успевших осесть на новом месте евреев это было равносильно катастрофе. Изгнанные с Пиренейского полуострова сефарды и их потомки в течение полутора столетий скитались по Европе и теперь вдруг снова могли оказаться во власти жестокой Португалии со всеми ее католическими прелестями. Оставалось одно: в который раз – бежать. Что ж, просторы перед ними лежали большие. А приткнуться, по сути, было некуда.
600 евреев, приехавших в свое время с раввином из Амстердама, вернулись домой (как раз в это же время – в 1654-1655 годах – туда добрались и оставшиеся в живых беженцы-евреи, спасавшиеся от резни, устроенной Богданом Хмельницким при поддержке русских войск). Остальные рассеялись. Кто-то обосновался на островах Карибского бассейна, принадлежавших Нидерландам. А 23 человека из Ресифе на небольшом корабле пришвартовались к причалу Нового Амстердама в бухте на восточном берегу Северной Америки. Они обратились к местным властям за разрешением поселиться в их городе. У губернатора Петера Стуйвесанта хватало своих проблем, но как человек вежливый он отказал просителям в самых культурных выражениях и посоветовал им плыть куда-нибудь подальше.
Однако губернатор не был самым главным. Он просто исправно нес свою службу. А его хозяином, как и хозяином Нового Амстердама, являлась знаменитая нидерландская Вест-Индская компания. Она имела собственный флот, солдат, владела огромными богатствами и заморскими территориями. Управлял этой мощной процветающей организацией совет из 19 именитых купцов. Нетрудно догадаться, что это были умные, хваткие люди. А из такой догадки уже абсолютно достоверно следует, что часть совета составляли евреи и марраны. Поэтому представители руководства “поправили” губернатора – и беженцы остались. Это были первые сыны израилевы в Северной Америке. Именно с них началась история крупнейшей еврейской диаспоры в мире.
Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы вскоре Новый Амстердам перешел к англичанам и получил английское имя – Нью-Йорк. Но потеря поддержки доброжелательных голландцев не сказалась на положении немногочисленной сефардской общины, со временем ставшей селиться и за пределами большого города. Не сказалась потому, что на новой земле они получили неожиданный подарок.
… Несколько мужчин только что закончили молитву, но не спешили расходиться. Они чувствовали себя всё еще неуютно на этом неосвоенном диком берегу, но не только оттого, что надо строить себе дом и начинать жизнь сначала. Давило и нарушение привычного ритма бытия – ни синагоги, ни раввина, субботу приходится отмечать далеко не так, как хотелось бы. К тому же надо налаживать отношения с новыми соседями. Сейчас к ним как раз приближались двое из них – англичане из местной колонии. Стоявшие смотрели на них молча. С голландцами иметь дело было просто. А как прикажете общаться с британцами, если не знаешь их языка?
– Добро пожаловать в наш край! – на отличном иврите обратился к мужчинам высокий седой англичанин.
– Надеемся, вам здесь понравится, – доброжелательно добавил его молодой спутник.
Сефарды были поражены.
– Вы евреи? – удивленно спросил старший из них.
– Нет, конечно, – улыбнулся седой. – Мы пуритане. Но понимаем ваши затруднения, и к тому же владеем вашим языком. Почему бы вам не присоединиться для молитвы к нам? Мы можем молиться вместе в нашем доме.
– Спасибо, но это невозможно, – возразил старейшина. – Вы – христиане, мы – иудеи.
– А знаете ли вы, что мы не так далеки друг от друга, как это может показаться? – опять вступил молодой. – Впрочем, мой отец объяснит ситуацию лучше – как и зачем они покидали Англию.
– Да, это было необычное и героическое решение. Для нас оно означало рывок к свободе. – Седой помолчал. – Это был исход. Да-да, исход! Такой же, как у ваших предков из Египта. Ветхий Завет для нас – неиссякаемый источник познания. И не случайно, поднимаясь в 1620-м на наше судно Mayflower, мы считали – и считаем себя – пилигримами. Мы видим глубочайшую аналогию между своим поступком и тем, что происходило в то давнее время с вашим народом…
И потрясенные потомки испанских изгнанников услышали пронзительную по уважению к ним и их вере историю.
Пуритане-протестанты из-за религиозных гонений чувствовали себя на родине, словно рабы. И не просто вспоминали Моисея, а отождествляли себя с древними иудеями. Англия в их глазах была Египтом, английский король – фараоном. Красным морем являлся Атлантический океан – и они преодолели его и пришли на новую родину. Америка таким образом воплотилась в их исходе как бы в Землю Израильскую. Встретились им здесь и ханаане – местные индейцы. А они сами стали новыми израэлитами, нашедшими Землю Обетованную.
– Мы рады таким соседям, как вы, – закончил свой рассказ пожилой англичанин. – И повторяем свое приглашение.
– Спасибо за гостеприимство и добрые слова, – поклонился старейшина. – Мы тоже счастливы жить рядом с вами. Но молиться будем отдельно.
… Еврейская история на новом континенте только начиналась. Поразительным в ней было то, что изгнанники-евреи пользовались здесь и доверием, и уважением, особенно в Новой Англии, основанной пуританами-переселенцами. Это было удивительное везение. Сколько раз везло этому многострадальному народу? Перелистываешь в памяти страницы истории – и не можешь припомнить что-либо подобное ни до 17 века, ни после него.
Казалось бы, надежды были весьма призрачными. В Европе, куда ни кинь, евреев притесняли, ущемляли в правах, насильно крестили, изгоняли – из той же Англии и из Франции, к примеру. И даже в тех странах, где им жилось получше, – в Нидерландах, Польше или Литве – они в массе своей оставались людьми второго сорта. Но в Америку на ловлю удачи приехали, между прочим, те же европейцы. Как они должны были относиться к евреям здесь, за океаном, привезя с собой столь “богатый опыт”?
Сохранившие свои убеждения потомки пуритан-пилигримов оказались людьми другого склада. И проявлялась их близость к духовной жизни сефардов не только в добрых словах, но и в делах. В Гарвардском, Йельском, Колумбийском, Принстонском и других университетах преподавался курс иврита. В значительной части колоний юридические установления и законы строились на нравственных положениях Библии – древнееврейской Библии. Многие отцы-основатели Соединенных Штатов прошли через эти университеты. Более того, когда через годы в результате победы Американской революции создавалась новая страна, всерьез рассматривалось предложение, чтобы государственным языком США вместо английского стал иврит. Трудно даже представить себе, как повернулась бы мировая история, если бы тогда это предложение прошло. Но… мы имеем то, что имеем.
При всём при том здесь численность евреев росла медленно. К концу 17 века их было всего около сотни, к середине 18 столетия чуть побольше – около 300 человек. Все друг друга знали, жили дружно, занимались любой работой. Сефарды долго сохраняли свою культуру и свой язык – ладино, в котором иврит приобрел испано-португальскую окраску. Появлялись синагоги, становившиеся центрами жизни общины. Первые ашкенази (по названию Германии на иврите), прибывшие в Америку в 1702 году, сначала тоже посещали эти синагоги, хотя у германских евреев культура носила несколько иной оттенок. Язык, которым они пользовались, – идиш – наряду с выражениями из иврита, включал трансформированные немецкие слова. Неудивительно, что поначалу между этими двумя ветвями европейских евреев возникла некоторая напряженность. Однако потом всё наладилось, и вскоре ашкенази заняли лидирующее положение. Тем более, что к 1720 году их уже стало больше. Но всё же и тех, и других вместе в 1776 году оставалось немного – примерно полторы тысячи.
Они были равноправными гражданами своей страны. Иудаизм существовал свободно и открыто, наравне с другими конфессиями – впервые в мировой истории Соединенные Штаты сознательно отказались от государственной религии. Когда в Ньюпорте, штат Род-Айленд, 17 августа 1790 года открывается первая городская синагога, президент Джордж Вашингтон направляет местной общине такое послание: “Пусть дети рода Авраамова, живущие на этой земле, продолжают и впредь пользоваться заслуженным добрым отношением к ним со стороны других ее обитателей – в то время как каждый будет сидеть в безопасности под собственной виноградной лозой и смоковницей, и никто не будет угрожать ему”.
Это было не только теплое пожелание, но и выражение признательности. Во время войны за независимость евреи сражались за свободу. Первым патриотом, убитым в Джорджии, был сефард Фрэнсис Сальвадор. А денежная помощь! Финансист Хаим Соломон, из польских евреев, в последние дни войны, когда все средства фактически были исчерпаны, собрал у своих соплеменников-эмигрантов и европейских партнеров и отдал, включая все свои сбережения, американскому правительству 200 000 долларов – огромную по тем временам сумму. Разумеется, после победы ему не вернули ни цента, и он умер банкротом. Объяснили, что документы затерялись. Но это уже другой разговор…
И всё-таки, и всё-таки… Не всюду – пуритане. Не все любили евреев. В некоторых местах им даже не позволяли селиться. Да и выдающиеся государственные умы Америки не всегда могли преодолеть инерцию устоявшихся взглядов – что ни говорите, а сыны избранного Б-гом народа отличались от других. Например, Томас Джефферсон и Джон Адамс полагали, что евреи с их особым языком и талмудической подготовкой не могут стать такими же полноценными членами общества, как классически образованные граждане европейского типа. Иными словами, эти ребята развивали несложную мысль, что свобода для тебя в Америке есть свобода в том случае, если ты не слишком еврейский еврей. Между прочим, Джефферсон был вполне здравомыслящим современным деятелем: по количеству рабов на его большом земельном участке он уступал только одному человеку в своем графстве.
Так что сыны Авраамовы плодились и размножались на американской земле не слишком интенсивно. К 1820 году их стало 6000. Негусто. Нужно было что-то экстраординарное, чтобы ситуация изменилась. И это произошло. Два события почти совпали во времени. Одно – глобальное: в Европе начиналось победоносное шествие капитализма. Другое – на первый взгляд, частное и незначительное: в понедельник, 24 января 1848 года, примерно в 10 часов утра, Джеймс Маршалл, строивший на Американской речке в предгорьях Сьерра-Невады лесопилку, извлек из воды несколько твердых желтых полосок, ярко блеснувших на солнце. У него мелькнуло предположение – что бы это такое могло быть. Но всё-таки сомнения оставались. Проверка подтвердила – его предположение верно!
Через месяц золотая лихорадка захлестнула мир.

Самуил Кур