Искорки памяти

…И меры счастью нет и смысла в обладаньи.

Все сквозь тебя, как космос тихо протечет.

И оправданье жизни лишь только в состраданьи,

В желаньи размышлять. Другое все не в счет.

Александр Дольский

Я – коллекционер, собиратель. Прежде всего имею в виду накопление и систематизацию разнообразных по своей значимости знаний, всего того, что формирует мир вокруг меня, включая улыбки благодарных людей.

Я попытался вспомнить некоторые эпизоды из моей жизни, не только запомнившиеся, но и в какой-то мере повлиявшие на мое мировоззрение. И если кое-что кому-то покажется не стоящим внимания, а тем более описания, знайте: я и не думал никого убеждать в обратном.

 

«Когда поет
далекий друг»

В декабре 1956 года в Советский Союз приехал известный французский актер и исполнитель песен Ив Монтан. В поездке его сопровождала супруга, киноактриса Симона Синьоре. Москва, Ленинград, Киев предоставили свои лучшие концертные площадки для выступлений певца. Пару встречали с необыкновенным гостеприимством, в том числе на самом высоком уровне. Трудно даже описать, каким неординарным событием стал их приезд и что это значило для советских людей того времени.

По телевизору транслировался концерт француза. Помню, как вечером к нам в комнату набились до отказа все жильцы нашей киевской коммунальной квартиры, чтобы посмотреть это выступление. Все впились в малюсенький экран единственного на всю квартиру телевизора КВН-49 с выдвижной линзой и старались не упустить ничего. Высокий, стройный, гибкий Монтан, одетый в строгую черную рубашку, черные брюки и туфли, вершил на сцене настоящее колдовство. Приятный певучий мягкий голос в сочетании с изумительной пластикой тела и мимикой производили большое впечатление и создавали у зрителей эффект слияния со словами и музыкой песен. Свободная раскованная манера поведения певца на сцене разительно отличалась от всего виденного ранее. Мне особенно запомнилась песня о бродячих циркачах, где Монтан, имитируя их выступления, сам совершал на сцене акробатические трюки. А песня о злободневных тогда стилягах?! Его пластику надо было видеть! Я мало что мог оценить тогда в полной мере, но счастливые лица взрослых и их восторженную реакцию помню отчетливо.

К приезду певца Б. Мокроусовым и Я. Хелемским по просьбе Марка Бернеса была написана песня об Иве Монтане «Когда поет далекий друг». Ее исполняли М. Бернес и позднее сам Монтан.

 

Пианино

Не знаю, как еще до войны то пианино попало в наш дом в Киеве. Всю жизнь думал, что оно было привезено из Германии, поскольку на черной лицевой его панели бронзовой вязью готического шрифта была выведена загадочная надпись «Мекленбург». Совсем недавно узнал, что, оказывается, изготовлено оно было на киевской фабрике, находившейся на улице Фундуклеевской, 34 (ныне Богдана Хмельницкого), под руководством мастера Генриха Иоанна Мекленбурга, работавшего в Киеве вплоть до революции 1917 года…

Здесь я позволю себе отвлечься и расскажу историю, из-за которой мой дедушка попал на фронт. Услышал я это от мамы только в конце ее жизни.

В призыве деду отказали из-за плохого слуха. В 1941 году дедушка, бабушка и мама бежали из Киева на восток – немцы были на пороге. По дороге надо было как-то кормиться. Дедушка устроился на временную работу и получил за нее вознаграждение… папиросами. Чтобы обменять на деньги, он пошел на рынок, пытаясь их там продать. А тут милиция: что? откуда? Объяснения не убедили. Деду грозила тюрьма. Избегая позора, всю жизнь честно проработавший человек сделал еще одну попытку попасть на фронт. На этот раз – удачную. Так инвалид по слуху пошел воевать и пропал без вести. Мне довелось читать сохраненное моей бабушкой его последнее письмо откуда-то из-под Сталинграда.

В эвакуации, на Урале, бабушка работала секретарем директора Магнитогорского металлургического комбината, а мама училась в школе и точила снаряды на заводе, из-за маленького роста стоя на ящике, чтобы дотянуться до станка.

Моя бабушка, Груня Мироновна, была на редкость работоспособной и по-своему талантливой женщиной. Ее энергия и умение вести делопроизводство снискали уважение и ценились всеми, с кем ей доводилось работать на протяжении многих лет. Она мне рассказывала, как к ним в секретариат «Магнитки» однажды пришел В.Э. Дымшиц, в то время управляющий трестом «Магнитострой». Выдающиеся организаторские способности этого человека выдвигали его на значительные руководящие должности, вершиной которых стала работа на посту заместителя председателя Совета Министров СССР в течение 23 лет, вплоть до 1985 года. Так вот, Дымшиц обратил внимание на бабушкину обувь – туфли-деревяшки.

– Что же вы, такая интересная женщина – и ходите в чем попало? –  спросил он бабушку и распорядился выписать со склада вполне приличные туфельки.

После окончания войны бабушку уговаривали остаться в Магнитогорске, обещали предоставить все мыслимые привилегии, но она была непреклонна в своем желании возвратиться домой.

…Вернулись они в Киев, в чудом сохраненные соседями для них их же комнаты в коммунальной квартире. Вернуться-то вернулись, а пианино нет. Нашли его случайно в рядом стоящем доме, где теперь был кинотеатр «Комсомолец Украины», а при немцах – их клуб. Попытки заполучить пианино обратно не увенчались успехом: директор кинотеатра не захотел его отдавать. Бабушка пожаловалась соседу-фронтовику. Я видел его фотографию – бравый вояка. Он вызвался помочь. Пошел к директору и потребовал отдать пианино по-хорошему. Тот же эффект. Тогда он вытащил револьвер и сказал, что расстреляет директора, который измывается над семьей погибшего фронтовика. Время было нервное, а вид у нашего защитника был грозный и решительный. Короче, пианино было возвращено, а я начиная с семи лет и до десяти и позже мой брат играли на нем, постигая премудрости и мелодичность музыкальных пьес Глиера и Гедике. А до этого инструмент капитально отреставрировал приглашенный мастер, заменив фигурные нижние подпорки клавиатуры на прямые столбики и отремонтировав клавиши. Трещина в нижней деке осталась, но это не сказывалось на звучании инструмента. Видимо, немцы наяривали на нем нещадно, отдыхая в перерывах их «каторжной» службы.

 

В плену страха

Городок Ямполь Винницкой области в Украине, где жили мои дедушка и бабушка (родители моего папы), стал тем местом, где мне было суждено испытать настоящий страх.

В самом начале 1960-х годов, летом, в один из наших приездов туда на отдых, в погожий, не предвещавший ничего плохого денек вдруг по громкоговорителю местной радиостанции было объявлено, что над Ямполем кружится американский самолет с атомной бомбой на борту. Стало быть, он прилетел из далеких Соединенных Штатов специально для того, чтобы стереть с лица земли то место, где мы находились. Коварство американской военщины было известно всему свету, и вероятность планируемой операции была очевидной. В достоверности и серьезности вот-вот собирающегося разразиться Армагеддона не приходилось сомневаться, настолько мы привыкли верить и подчиняться всему тому, что вещалось из рупоров. Всем предписывалось срочно прятаться кто куда может – во избежание поражения ядерным смерчем. Устрашающее объявление железный голос диктора повторял опять и опять, нагнетая страх и панику.

За нашим домом находился подземный погреб с крытым входом и глубокими ступенями, ведущими в подземелье.

К нам сбежались люди из соседних домов, у которых не было столь надежного укрытия. Отчетливо запомнил нас, стоящих на выходе из погреба и почему-то с наброшенными на плечи одеялами. Лица у всех были испуганные. Всех сковал и парализовал страх близкого конца. Моя мама, пережившая труднейшую эвакуацию и испытавшая во время войны весь ужас близкой смерти, прижимала меня к груди. Не помню, как долго мы так стояли. В конце концов было объявлено, что это учение по гражданской обороне и теперь все могут заняться своими обычными делами. Американцы, как и следовало ожидать, были посрамлены, сами о том не зная.

 

Паспорт

Когда-то в жизни юноши или девушки наступает момент, когда хочешь не хочешь, а надо утверждаться во взрослой жизни. Один из таких моментов – получение паспорта по достижении шестнадцати лет. В моем случае это произошло по-особому.

В назначенный летний солнечный день я пошел в наше районное отделение милиции за своим паспортом, ранее сдав необходимые документы и фотографии. Встретил меня капитан милиции. Убедившись в том, что я – это я, сказал в приказном порядке:

– Ты последний. Следуй за мной!

Приказы офицера милиции не обсуждаются, и я безропотно пошел за ним, боясь задавать вопросы: кто знает, может, я что-то натворил и меня арестуют? Я даже не смог себя пересилить, чтобы поинтересоваться: с какого конца я последний, и вообще, что все это значит? Весь неблизкий путь в неизвестность мы проделали молча. Капитан не проронил ни единого слова. Я как мог сдерживал свое «арестантское» любопытство. Успокаивала мысль о том, что в случае чего полковник Дима Полисский, как звали его мои родители, начальник милиции центрального района города, наш сосед и приятель нашей семьи, в обиду не даст.

Вдвоем с капитаном мы спустились по улице Свердлова на Крещатик, свернули налево, дошли до центрального почтамта, пересекли площадь им. Калинина (нынешний Майдан), площадь Ленинского Комсомола и вошли в Первомайский парк. Там невдалеке виднелся большой летний театр типа концертного зала со множеством рядов сидений и эстрадной сценической крытой площадкой.

– Иди на сцену! – приказал капитан.

«Ага, – смекнул я, – там меня и возьмут». Следуя по направлению к сцене, я уже мысленно придумывал свою оправдательную речь…

На сцене, кроме меня, оказалось еще человек десять, как оказалось, таких же, как и я, соискателей «серпастого-молоткастого», по выражению В. Маяковского, советского паспорта. Оказалось, что я, как и они, невольно стал активным участником мероприятия торжественного вручения паспортов в Первомайском парке культуры и отдыха при большом скоплении народа. После торжественной вступительной речи каждого из нас вызывали по имени и под аплодисменты зала и музыку духового оркестра вручали документы, удостоверяющие наши личности всерьез и навсегда.

Александр КАШЛЕР

Сан-Франциско