Исчезнувший мир

Если вам случалось пролистывать какие-нибудь книги, связанные с историей евреев в Восточной Европе, вы наверняка видели фотографии Романа Вишняка. В любом документальном фильме, авторы которого так или иначе касаются темы довоенного еврейства в Европе, вы должны были видеть фотографии Вишняка. Его книги «Польские евреи» и «Исчезнувший мир» превратились в наглядное пособие для каждого интересующегося жизнью евреев в предвоенной Европе.

Фотографии Вишняка, сделанные в Польше, Литве, Румынии, Чехословакии, незатейливы. В основном, это уличные сценки – торговля с лотков разной снедью и бесхитростные снимки детей, которых фотограф просит глядеть прямо в объектив. Как работали эти люди? Где они жили? Таких фотографий немного. Немного, но это всё, что осталось от «исчезнувшего мира». И сегодня мы всматриваемся в фотографии Вишняка, пытаясь осознать то, что осознать невозможно: большинство из этих уличных торговцев картошкой или рыбой, этих бородатых учителей, толкователей Торы, этих портных и жестянщиков, большинство этих детей, глядящих прямо на нас своими широко открытыми глазами, очень скоро превратятся в чёрный дым, уходящий в небо из труб крематория.

***

Роман Соломонович Вишняк родился в 1897 году в Павловске, под Санкт-Петербургом, в состоятельной еврейской семье. Вырос он в Москве. Когда ему исполнилось семь лет, он получил на день рождения два важных подарка: фотокамеру и микроскоп. Вишняк увлекался биологией и зоологией, и фотокамера помогала ему запечатлеть увеличенные микроскопом простейшие организмы, насекомых, пыльцу растений. Так к увлечению биологией прибавился интерес к фотографии.

Вишняк окончил частную школу и в 1914 году поступил в Московский городской народный университет им. А.Л. Шанявского, где изучал зоологию и медицину.

После большевистского переворота родители Вишняка перебераются в Ригу, а затем в Берлин. Вишняк остаётся в Москве до 1920 года чтобы закончить аспирантуру (руководителем его был известный биолог Николай Константинович Кольцов).

На пути в Берлин Вишняк заезжает в Ригу, здесь его ждёт невеста Лия Багг. Они регистрируют брак, и Вишняк получает латвийское гражданство.

В Берлине родители новобрачных покупают им дом в Вилмерсдорфе, районе, где живут люди с достатком. Родители также пытаются помочь Роману Вишняку открыть респектабельный бизнес – сначала по продаже пишущих машинок, потом по продаже автомобилей и, в конце концов, по торговле недвижимостью. Но все эти начинания уходят в песок. Роман Вишняк не интересуется ничем, кроме биологии и фотографии. В своём доме он оборудует лабораторию, где может проявлять плёнки и печатать снимки, а также заниматься биологическими экспериментами. Он бродит по улицам Берлина в поисках интересных кадров, уличных сценок (в России это называют «жанровой фотографией»), он покупает новейшую фотоаппаратуру: в 1925 году только что появившуюся «Лейку 1», а в 1929 году – один из первых «Роллейфлексов». Он становится членом нескольких фотоклубов и принимает участие в коллективных выставках.

В 1935-38 годах  по заданию «Джойнта» (American Jewish Joint Distribution Committee) Вишняк со своими камерами путешествует по Восточной Европе, фотографируя как еврейские районы больших городов, так и жизнь сельских местечек. По словам Вишняка, он снял во время этих путешествий шестнадцать тысяч кадров.

Из этих фотографий впоследствии и были составлены знаменитые книги Романа Вишняка «Польские евреи» и «Исчезнувший мир».

В 1940 году Вишняк покидает Германию, ему с семьёй удаётся перебраться в Америку.

По заданию того же «Джойнта» он снимал в Европе еврейских беженцев, снимал послевоенный разрушенный Берлин, снимал Нью-Йорк. Однако биология всегда оставалась на первом месте. В 1957 году Роман Вишняк становится научным сотрудником Медицинского колледжа имени Альберта Эйнштейна. Здесь он читает лекции по биологии и всё больше внимания уделяет микрофотографии и научно-популярному кино.

***

После смерти Вишняка в 1990 году его дочка Мара передала отцовский архив Международному центру фотографии (Нью-Йорк). Там архив был оцифрован и каталогизирован куратором Майей Бентон. В процессе этой работы возникла идея устроить большую выставку Вишняка, чтобы показать его фотографическое наследие во всей полноте. Майя Бентон назвала этот проект «Роман Вишняк. Открытый заново» (Roman Vishniac Rediscovered).

Выставка стартовала в 2013 году в Международном Центре фотографии, из Нью-Йорка она отправилась в Форт Лоудердейл (Флорида), затем в еврейские музеи Амстердама, Парижа и Варшавы, потом в Музей изящных искусств в Хьюстоне (Техас) и теперь открылась в Еврейском музее Сан-Франциско. Это её последняя остановка.

Выставка «Роман Вишняк. Открытый заново» включает в себя почти четыреста экспонатов: фотографии, листы с контактными отпечатками, на которых сохранились пометки фотографа, книги, журналы, информационные листовки. Здесь можно увидеть работы Романа Вишняка за сорок лет: от жанровых сценок на улицах довоенного Берлина до цветных микрофотографий, сделанных в последние годы его жизни.

Выставку сопровождает превосходно напечатанный каталог, отредактированный Майей Бентон, увесистый том, который, кроме снимков, включает в себя два с лишним десятка статей о фотографической карьере Вишняка. По существу, и выставка, и книга рассчитаны на то, что, увидев обилие материалов, зритель скажет: да, это был человек, который не только сохранил для нас  документальные свидетельства «исчезнувшего мира», но и был разносторонним художником, фотографическая карьера которого не сводится к четырём годам, а охватывавет целых сорок лет работы. То есть выставка и книга как бы предполагают уравнять значение всем известных снимков Вишняка с вновь открытыми для публики предвоенными и послевоенными фотографиями. Что и отражено в названии: «Роман Вишняк. Открытый заново».

Но вот парадокс – и выставка, и эта книга вызывают чувства, вероятно, противоположные тем, на которые рассчитывали устроители.

Выставка (и книга) создают вполне определённый портрет фотографа, владеющего ремеслом, но никогда не ставшего художником. Фотографа, у которого нет ни своей темы, ни своей философии, ни своего стиля. Иначе сказать – нет художественной уникальности. Это фотографии вообще, так сказать, усреднённые фотографии, фотографии generic.

Профессиональных фотографов подобного уровня – десятки тысяч, фотографий подобного качества – миллионы. Но их – что совершенно справедливо – не вывешивают в музеях.

Портреты Эйнштейна и Шагала, механически запечатлевшие лица, но ничего не говорящие нам ни о персонажах портетов, ни об отношении к ним автора-фотографа. Уличные сценки, в которых есть ситуация, но нет той магии, которая превращает сиюсекундное в обобщённое, то есть превращает событие или происшествие в образ.

Вы скажете, что способностью раскрыть индивидуальный характер человека и в этом частном, сугубо индивидуальном увидеть черты общечеловеческие наделены немногие. Вы скажете, что увидеть – и показать – в расположении человеческих фигурок на городской улице всеобъемлющую гармонию способны только те, кто наделён особым талантом.

Я соглашусь. Вот именно таких людей мы и называем художниками.

Роман Вишняк не был худождником. И попытки убедить публику, что его фотографии имеют некую эстетическую ценность, на самом деле унижают его, как бы полагая, что оставленное им свидетельство о той жизни, которой больше нет и никогда не будет, нуждается в каком-то дополнительном украшении.

Он оставил нам не произведения искусства, а бесценные документы – разве этого мало?

Михаил ЛЕМХИН