Информация против дезинформации
Сообщение о готовности Международного уголовного суда начать расследование по подозрению в совершении армией Израиля военных преступлений в секторе Газа, Иудее и Самарии, а также в восточной части Иерусалима вызвало некоторое оживление израиль-ской общественности, утомленной затянувшейся неразберихой среди желающих участвовать в служении народу.
Мало кто достоверно знает, что представляет собой этот юридический орган, в просторечии именуемый Гаагским судом, или Гаагским трибуналом, но в леворадикальной интернациональной тусовке за ним почему-то закрепилась репутация некоей грозы гонителей свобод и попирателей прав. А поскольку, говоря о гонителях и попирателях, левые имеют в виду Израиль, то в нем, в Израиле, новость вызвала интерес как у публики, так и у политиков.
Трудно представить себе, на что рассчитывала администрация Палестинской автономии, подавая какое-то время назад заявление в этот суд по поводу «израильских преступлений». Любое его, суда, решение не будет иметь для Израиля никакого значения. Почему? Давайте попробуем разобраться.
Людей, возглавлявших государства, победившие во Второй мировой войне, можно было понять: довести до успешного завершения такое грандиозное мероприятие – не шутка. И не исключено, что кто-то из них действительно поверил, что стоит им захотеть, как хорошие парни и впредь будут вместе идти по жизни, оберегая мирные Объединенные Нации от всяческих бед. Во всяком случае после осуждения Нюрнбергским трибуналом нацистских преступников Генассамблея ООН заявила о необходимости создания специального суда, который бы занимался уголовным преследованием лиц, ответственных за совершение агрессии, геноцида и других преступлений.
Специальный комитет затею одобрил, но потом хорошие парни занялись каждый своим делом, и многие из их благих намерений рассеялись, как утренний туман, тающий под яркими лучами солнца, не оставляющими места мечтам о чем-то хорошем, но неясном. Так оказалась пущенной на самотек реализация Декларации Бальфура. Такова была и судьба Международного уголовного суда. И еще много чего.
Этот юридический орган, созданный через много десятилетий после предложения ООН решением прошедшей в Риме в 1998 году Дипломатической конференции, может служить примером того, как оставленная без присмотра система начинает работать на самое себя. Он и задуман-то был в качестве внешнего по отношению к ООН. А положение, содержащееся в документе о его создании, называемом Статут, с ударением на «у», позволяет достаточно многое. Судите сами: «Суд устанавливает отношения с Организацией Объединенных Наций посредством соглашения, одобряемого Ассамблеей государств – участников настоящего Статута и впоследствии заключаемого Председателем Суда от имени Суда».
Прочитав этот документ, начинаешь понимать, почему столь мала отдача от работы этого скрупулезно описанного еще до начала функционирования механизма. В нем регламентировано все вплоть до окладов, пособий и компенсации расходов. Нет лишь четкого описания действенного механизма задержания обвиняемых и реализации вынесенного приговора. Да и как, в самом деле, вне взаимодействия с какими-либо национальными органами власти и имеющими реальные возможности влияния международными организациями можно осуществлять правосудие и правоприменение? Как можно всерьез говорить о том, что суд рассматривает преступления геноцида, преступные деяния против человечности, военные преступления и преступления агрессии, когда буквально следующий за этим перечнем абзац сообщает, что «Суд осуществляет юрисдикцию в отношении преступления агрессии, как только будет принято… положение, содержащее определение этого преступления и излагающее условия, в которых Суд осуществляет юрисдикцию касательно этого преступления»?
И в конце концов, что это за международный юридический орган, который не сочли нужным признать наиболее влиятельные государства мира?
Это бутафорское учреждение заранее предупреждает мировую общественность: не ждите многого. Оно осуществляет юрисдикцию лишь относительно государств, подписавших Статут. С оговорками, правда. Он может принять к рассмотрению дела по рекомендации органов ООН, а также трансграничные дела, то есть такие, когда подписало Статут хотя бы одно из государств, участвующих в конфликте.
Но вот незадача: Израиль Статут не подписал, а «Палестина» хоть и подписала, но государством не является. В Рамалле сколько угодно могут говорить о том, что Палестинская автономия признана наблюдателем ООН. В 2012 году, когда это произошло, в сообщении Reuters говорилось о признании де-факто «суверенитета палестинцев», The New York Times писала о «триумфе палестинской дипломатии» и «резком ударе для Израиля и США», но так ли это? Давайте посмотрим, что дает этот статус. Ничего он не дает. На сайте ООН в документе, называемом «О постоянных наблюдателях», говорится: «Статус постоянного наблюдателя возник исключительно из практики — в Уставе Организации Объединенных Наций никаких положений на этот счет нет. Эта практика существует с 1946 года, когда Генеральный секретарь признал назначение правительства Швейцарии в качестве постоянного наблюдателя при Организации Объединенных Наций». Конечно, людям Аббаса льстит возможность присутствовать на мероприятиях ООН, но не более того, права голоса они не имеют.
Объявленная прокурором Международного уголовного суда готовность начать расследование означает лишь готовность начать очередную антиизраильскую кампанию. Попытка не нова. В прошлом уже были обращения в национальные суды некоторых стран, уже высшим офицерам израильской армии рекомендовалось не совершать в эти страны поездки во избежание инцидентов, но все эти попытки как начинались, так и кончались, то есть безрезультатно для их инициаторов. Ни к чему, кроме шума в левой прессе, это не приводило, да и трудно, будучи в здравом уме, надеяться на иное. Как и многие другие структуры, мировая левая тусовка имеет, очевидно, иерархию, где одни решают, другие отдают приказы, а третьи их выполняют. Для людей, занятых в обслуживании низших звеньев этой машины, такая деятельность – эквивалент работы. Исполнителей она развращает, так как доставляет им средства к существованию, а у начальствующего состава вызывает ложное ощущение собственной значимости, что поощряет их к применению все более изощренных (или извращенных) приемов.
Комментарии прессы к решению прокурора Международного суда содержат многое из того, что уводит читателя от главного вопроса: почему этот важный орган, предназначенный для решения очень актуальной задачи – борьбы с преступниками, которые не могут быть осуждены национальными судами, имеет крайне низкую результативность. Причина в дурно понятой задаче журналистики. Когда-то, когда газеты действительно были передатчиками информации, перечисление фактов и имен, пусть и сухое, противостояло многословию и красноречию пропагандистских памфлетов и делало свое правое, как говорится, дело. Ныне же читатель превратился в потребителя медиапродукта, и простой перечень названий, имен и дат вполне может дезориентировать его. Говоря о «военных преступлениях» в Газе, Иудее и Самарии, вскользь упоминают, например, о создании в составе суда специальной палаты предварительного производства по делу о преследовании мусульман рохинджа в Мьянме. Как не добавить после этого, что уже 750 тысяч из них бежали в Бангладеш? У «потребителя», не знающего подробностей, при этом создаются ложные ассоциации, работающие на создание образа сионистского захватчика.
Стоит ли упоминать о том, что «страдающие жители Палестины», объявляемые жертвами оккупации, широко применяют то, что даже в Статуте Международного суда классифицируется как подсудные ему деяния? Не стоит. Так же как и обсуждать личность прокурора суда, решившего расследовать действия израильских солдат.
А о чем стоит говорить? О том, что Израиль, как и мир, стоит перед новой инкарнацией того, что в разные времена носило разные имена. Для русскоязычных читателей это «коммунизм». И этот последний памятен им не в последнюю очередь в качестве изумительной по изощренности дезинформационной машины.
Сергей ВОСКОВСКИЙ