Илларионов о Путине: «Расчетливый, дисциплинированный, терпеливый»

Мой перевод статьи Илларионова вы найдете после той, которую читаете сейчас.

Я хочу остановиться на нескольких замечаниях Илларионова относительно Путина, в администрации которого он провел шесть лет и которого мог наблюдать при близком общении. Вот что он говорит о нем: «расчетливый, организованный, ориентированный на детали, дисциплинированный и терпеливый. Он не среднестатистический политик, который может менять свою стратегию каждые несколько недель или месяцев».

Это важно знать всем тем, кто говорит, что де Путин это не Путин, а артист-двойник, который ничего не знает и ничего не решает. И еще тем, кто считает что Путин – маньяк, идиот, Гитлер, #уйло и все в таком духе.

Тут важно понимать, что названные свойства Путина находятся вне сферы моральных оценок. Да мы так вот сходу и не скажем какие из известных нам руководителей моральны. Джо Байден – морален? Борис Джонсон – морален? А Си-Цзиньпин? Но тут важно другое. Если вы решили видеть в своем оппоненте идиота, маньяка или артиста, то в отношениях с ним вы сразу проиграете, потому что если он пустое и смешное место, то, стало быть, бояться его нечего. Но тут ситуация совершенно иная.

Илларионов представил себя в этой статье очень независимым человеком. Его семья и его собственные принципы для него важнее карьеры. Если верить ему, то перед тем, как стать главным советником Путина по экономическим вопросам, он выдвинул ему условия, на которых он будет работать с ним. И он проработал с ним шесть лет, после чего ушел с поста по своему желанию. Вдумайтесь: он работал на своих условиях с президентом-диктатором шесть лет, хотя тот знал, что у них принципиально различные политические взгляды и вообще представления о добре и зле. Это много говорит о прагматизме Путина. Он может работать с человеком, если это полезно для дела, закрыв глаза на все, что их разделяет.

Теперь сравните эту историю с другой – из жизни Илларионова, о которой он тоже рассказал в своей статье. В США он работал в либертарианском научно-исследовательском институте Катона. После событий 6 января 2021 года в Вашингтоне, на основании анализа доступных ему видеоматериалов, Илларионов написал в своем «Живом журнале» статью под названием «Пожар в Рейхстаге». В ней он высказал свое мнение о том, что могло стоять за беспорядками в Капитолии. За эту статью его уволили с работы. В свободной Америке! В научном либертарианском центре! По его словам, причина в том, что Америка поменялась в худшую сторону. Она стала менее свободной. То есть Путин в своей травле диссидентов не одинок.

Илларионов раскрыл нам одну очень важную, на мой взгляд, черту Путина – он терпелив в достижении своих целей и может идти к ним годами: «Когда дело дошло до ведения войны против Украины, Путин планировал ее как минимум с 2003 года. Между кризисом в Тузле и полномасштабным вторжением в 2022 году прошло 19 лет. Кто еще мог потратить 19 лет на подготовку к нападению? Это говорит о том, кто он такой: расчетливый, организованный, ориентированный на детали, дисциплинированный и терпеливый. Он не среднестатистический политик, который может менять свою стратегию каждые несколько недель или месяцев».

Я не готов принять версию Илларионова о путинских планах по Украине. Если Путин планировал войну с 2003 года, то почему в 2014 году он не развил свои успехи в Крыму и на Донбасе, когда у Украины не было такой хорошо оснащенной армии как сейчас и она не могла, как сейчас, полагаться на помощь Запада? Путин мог захватить если не всю Украину, то  Новороссию, меньшей кровью и меньшими средствами. Но он остановил донбасских сепаратистов и своих «курортников» из Якутии, когда те уже были под Мариуполем.

Но ради продолжения разговора, я готов временно принять довод Илларионова, только чтобы сказать следующее: наши президенты, равно как и другие западные лидеры, действительно ограничены сроками нахождения на своих постах. Поэтому все их планы краткосрочные. Это усугубляется тем, что внутренняя оппозиция стопорит их планы через суды, как это было с трамповской пограничной стеной.

Но и у нас в стране есть силы, которые планируют на десятилетия вперед и терпеливо идут к своей цели. Из известных нам персонажей представителем таких сил является заместитель госсекретаря Виктория Нуланд. Она – активный сторонник распространения американской демократии через военные союзы. Мы не знаем, когда было принято решение о предоставлении Украине членства в НАТО (при выполнении определенных условий), но оно было озвучено в 2008 году на саммите НАТО в Бухаресте – 16 лет тому назад! С 2008 года в США сменились четыре президента и понятно, что план по Украине курировался не в Белом доме. В этом плане роль Нуланд отличается от путинской только тем, что тот контролирует свои планы сам, а ее можно уволить. Так и вышло – при Трампе она оставила свой пост, но процесс не остановился.

Это стало возможным благодаря тому, что внешняя политика в любой стране планируется и реализуется деятилетиями, у каждой страны есть свои цели и свои методы их воплощения в жизнь. Война в Украине – это итог несогласованности двух внешнеполитических курсов.

Теперь вопрос, который для меня всегда остается главным: можно ли было предотвратить эту войну? Мне, и не только мне, кажется, что можно было. Все, что требовалось, это отказаться от втягивания Украины в Североатлантический альянс. Путин постоянно просил об этом руководство НАТО и США.

Ответ НАТО, касавшийся Украины, звучал так: все государства должны «уважать право других государств выбирать или менять механизмы безопасности и решать свое собственное будущее и внешнюю политику без внешнего вмешательства. В этом ключе мы вновь заявляем свою приверженность политике открытых дверей НАТО в соответствии со статьей 10 Вашингтонского договора».

Украинское руководство, при содействии вашингтонских советчиков, решило свое будущее и получило его в нынешем виде. Но это только одно мнение.

Есть и второе, которого придерживается Андрей Илларионов. Путин планировал эту войну с 2003 года, потому что он считает, что Украина – это искусственное образование на карте мира, которое на самом деле является частью России. В интервью Такеру Карлсону Путин подтвердил это еще раз. Что интересно, эту его версию украинской истории до 2014 года мы не слышали. Или я ошибаюсь? Признаться, я не слежу за историческими исследованиями российского президента. Но это не суть важно. Важно, что перед нами две версии событий. Ответ на вопрос – какая из них верная – есть. Та верная, в которую вы верите, потому что никто из нас не знает, что происходит в путинской голове.

Но на основании того, что мы знаем и того, во что мы верим, мы можем сделать важный вывод: если мы хотим остановить бойню в Украине, при том, что мы уже скоро как два года не можем одолеть российские войска на поле боя со всеми нашими эйбрамсами и хаймарсами, значит мы должны признать, что Путин – опасный, умный, прагматичный и принципиальный соперник и, вместо того чтобы продолжать это непредсказуемое по своим людским и финансовым потерям побоище, целесообразней сесть с ним за стол переговоров и попытаться найти какой-то компромисс.

Как можно договариваться с диктатором? Очень просто. Как мы договариваемся с Си Цзиньпинем и другими диктаторами. Почему Путин должен быть исключением?

Такер Карлсон высказал на днях на саммите в Дубае замечательную мысль: США – самая сильная в мире страна. Она взяла на себя роль мудрого, сильного и справедливого отца в мировой семье народов. И мы должны вести себя соответственно. Если отец приходит домой и видит, что двое его детей деруться, он, не выясняя кто виноват, сначала разводит их в стороны, а потом уже начинает выяснять что случилось и как это исправить. Это то, чего не делают США. Вместо этого мы даем одному из сыновей в руки палку и говорим: «добавь-ка еще своему братцу!» Этот тип поведения – аморален. Но я уверен на все сто, даже на все двести, что наша нынешняя администрация, в смысле стоящая за ней команда Нуланд-Блинкен, на все это смотрит иначе и результаты, как говорится, налицо.

Вадим ЯРМОЛИНЕЦ

Я был советником Путина. Я в лицо обвинил его в преступлениях (Заголовок в Newsweek).

Андрей Илларионов

25 июля 1998 г. я случайно оказался в приемной кабинета Алексея Кудрина. Он был первым заместителем министра финансов России, и я обсуждал надвигающийся финансовый кризис в России с ним, его помощниками и несколькими посетителями, когда кто-то за моей спиной вошел в кабинет.

Я не видел человека, но все повернули головы к вошедшему. Стало ясно, что это не обычный посетитель. Когда он подошел, я увидел, что это мужчина невысокого роста в очень странном светло-зеленом костюме; необычно для серьезного человека в московских коридорах власти.

Этим человеком оказался Владимир Путин, которого президент России Борис Ельцин тем утром назначил директором ФСБ, службы внутренней разведки России.

Мое присутствие было чистым совпадением. Казалось, Путин пришел поговорить с Кудриным, очевидно, его ближайшим тогда другом в Москве. Кудрин попросил меня повторить Путину то, о чем я говорил месяцами, — неизбежности девальвации рубля. И я, вкратце, повторил.

Путин не ответил и не отреагировал вообще. Ни согласия, ни несогласия. Просто молчание. Он слушал, хотя было неясно, понимает ли он меня. После моего краткого монолога я ушел.

Я возглавлял исследовательский мозговой центр, Институт экономического анализа, который я основал четырьмя годами ранее. Мы сосредоточились на российской экономике в период потрясений и реформ после распада Советского Союза, а также на политике устойчивого выхода России из девятилетней Великой депрессии.

В то неспокойное время ощущалась огромная нехватка экономистов, имеющих представление о рыночной экономике. Я был в числе нескольких молодых экономистов, профессионально изучавших рыночную экономику и денежно-кредитную политику, приглашенных в недавно сформированное российское правительство.

Я стал заместителем директора правительственного аналитического центра при бывшем премьер-министре Егоре Гайдаре, а затем, после его ухода, был приглашен стать главным экономическим советником его преемника Виктора Черномырдина.

Находясь в Москве, я услышал позитивные новости о некоем подполковнике КГБ, который случайно оказался в команде тогдашнего мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака.

Мой круг общения там состоял в основном из экономистов; часть из них была антикоммунистами и советскими диссидентами, выступавшими против КГБ. Было довольно необычно слышать от них лестные отзывы о бывшем офицере КГБ. Я был шокирован, но мои друзья были спокойны.

Он, как мне сказали, был сотрудником КГБ другого типа, настоящим реформатором, перешедшим из одного лагеря в другой – на нашу сторону.

Мое отношение к нему оставалось скептическим. Сотрудник КГБ – реформатор? Для меня это было невозможно; явное противоречие в терминах. Они пытались успокоить меня, говоря, что я просто не знал его, и в присутствии других агентов КГБ он был другим человеком.

В любом случае, я никогда не встречался с Путиным до той короткой встречи в здании Министерства финансов. У меня больше не было с ним никаких контактов до 28 февраля 2000 года, когда Путин уже был исполняющим обязанности президента после ухода Ельцина в канун Нового 1999 года.

Я, как обычно, сидел в своем институте и занимаясь своей работой, когда зазвонил телефон. В тот вечер я был приглашен на встречу с Путиным на его подмосковную дачу, потому что он искал экономического советника.

Меня подобрала правительственная машина, и когда я приехал, там было много людей, но не было Путина. Это был пик президентской кампании, поэтому на даче было напряженное время. Наконец Путин появился и, пожав руки нескольким людям, было около 8 часов вечера, пригласил меня посидеть и поговорить.

До дня выборов оставался месяц, но никто не сомневался в победе Путина, поэтому он начал формировать свою будущую команду. Мне сказали, что он уже видел около 10 кандидатов на должность экономического советника, но ни один из них ему не понравился, так что не было никакой гарантии, что он выберет меня.

Когда мы уже сидели вместе, он сразу спросил меня: что бы я предложил ему сделать с экономикой России?

Я ответил: “А чего вы хотите?”

Он был явно удивлен. Похоже, никто раньше не задавал ему такого вопроса. Путин довольно долго молчал.

Ему потребовалось некоторое время и усилия, чтобы сформулировать, чего бы он хотел. Похоже, найм экономического консультанта был не его идеей. Возможно, ему просто сказали, что он нужен. Но зачем ему понадобилась эта игрушка? Ему самому было неясно.

Я сказал, что его выбор должен зависеть от его приоритетов; от того, чего он хочет достичь в течение своего четырехлетнего срока. Хотел бы он продолжения экономического кризиса, подобного предыдущим девяти годам, который оставит Россию слабой? Или изменить траекторию, возобновить экономический рост и дать российскому народу шанс на процветание?

Он не был заинтересован в управлении слабой Россией. Постепенно мы более подробно обсудили экономические проблемы и способы оздоровления российской экономики.

Это происходило во время второй российско-чеченской войны. Примерно через час после начала нашего разговора помощник Путина по безопасности незаметно передал ему записку.

Путин прочитал ее и, когда помощник исчез, ликующе сообщил мне: российские войска взяли Шатой в горах Кавказа, последний серьезный оплот чеченцев.

Я воспользовался этой возможностью, чтобы сказать ему, что война, которую он вел, убивая чеченцев и русских, была тяжким преступлением.

Он не ожидал такого афронта. Мы обменялись резкими мнениями о войне, и с каждой минутой они становились все жестче, продолжаясь, может быть, минут 20.

Мы повышали ставки с каждым кругом спора, занимая все более непримиримые позиции, наши голоса становились все тверже, почти достигая психологического порога, при котором было бы невозможно снова разговаривать с другим человеком.

Мы оба понимали, что еще одно замечание, высказанное в этом споре, положит конец не только этой дискуссии, но и любым отношениям вообще.

Путин внезапно сказал: “Хватит. О войне мы больше говорить не будем”. Минуту мы сидели в абсолютной тишине, остывая.

Затем он сказал: “Давайте поговорим об экономике”.

Это было нелегко для нас обоих. Но постепенно мы вернулись к российской экономике и продолжали в том же духе в течение оставшихся полутора часов. Около 11 часов вечера, после трехчасовой беседы, Путин сказал, что уже поздно, и спросил, присоединюсь ли я к нему в качестве экономического советника.

Я сказал, что мне это не интересно. Он спросил почему, и я ответил ему. Я уже работал в правительстве раньше и знаю, что такое бюрократическая жизнь, и мне это не нравится. Путин спросил, можем ли мы встретиться в неофициальном порядке. Я сказал: без проблем.

Он спросил о встрече на следующий день. Я сказал, извините, но нет, потому что у меня были планы отпраздновать годовщину приезда моей жены в Россию 29 февраля 1992 года. Каждые четыре года — в високосный год – мы отмечали эту дату.

И затем, добавил я, была еще одна причина. Поскольку моя жена – гражданка Америки, мог ли он представить реакцию российского общества, если бы у него, как у российского президента с хорошо известным прошлым в КГБ, был советник, жена которого американка?

Он замолчал и пристально смотрел на меня.  Мы пожали друг другу руки.

Я ушел, совершенно убежденный в том, что это была моя последняя встреча с ним.

На следующий день мы с женой отправились во вращающийся ресторан “Седьмое небо”, расположенный на высоте 330 метров над землей в Останкинской телебашне, одном из последних остатков советской цивилизации, столь привлекательном для посещения жителями Запада в динамично трансформирующейся России.

1 марта, когда я вернулся в свой институт, днем снова зазвонил телефон: “Вы обещали встретиться со своей женой сегодня вечером?” Я проверил свое расписание — там ничего не было.

Я снова поехал на дачу Путина, и мы продолжили наш разговор на экономические темы. Наши регулярные встречи, иногда каждый день, иногда через день, продолжались почти два месяца. Он начал приглашать меня на свои встречи в Белом доме, Кремле и в поездки по стране.

В конце концов, я согласился занять должность его экономического советника, но потребовал выполнения трех условий.

Первое: я мог позвонить Путину в любое время, если бы счел это необходимым. Второе: Я мог говорить с кем угодно и ехать в любое место, которое я считал необходимым. Третье: Я мог делать публичные комментарии, когда считал необходимым, без каких-либо ограничений.

Я сказал Путину, что если эти условия будут нарушены, то это будет мой последний день в качестве его советника.

На следующий день, 12 апреля 2000 года, я был назначен главным экономическим советником Путина; первое назначение в его новой администрации. Мои ориентированные на рыночную экономику и политически либеральные взгляды были хорошо известны в России, поэтому это назначение вызвало шок.

Я сказал Путину, что останусь до конца этого года, а там посмотрим. Хотя я не был особенно удовлетворен достигнутым, я оставался его советником почти шесть лет.

Я также стал представителем российского президента в G7. Я руководил российской командой, которая, наконец, привела Россию в G8 с полноправным членством, как объявил премьер-министр Канады Жан Кретьен в Кананаскисе в июне 2002 года. Это был значительный успех для России. Объективно говоря, этот успех “Большой восьмерки” следует приписать Путину.

Те наблюдатели, которые утверждают, что он из 19-го века и оторван от сегодняшней жизни, совершенно неправы. Правда совершенно иная. Именно Путин иногда предпочитает, чтобы его считали оторванным от жизни.

Когда он говорит что-то возмутительное или заведомо ложное, он не всегда  так думает. Он просто занимается пропагандой или специальной операцией по дезинформации. В большинстве случаев он знал, какова реальность.

Работая в Кремле, я критиковал как в своих частных беседах с Путиным, так и в своих публичных заявлениях ряд действий и политики его правительства. И не только экономические — но и самого Путина.

Я очень критически относился к его национализации нефтяной компании “Юкос” и аресту Михаила Ходорковского в 2003 году; к убийству 333 детей, их родителей и учителей во время осады школы в Беслане в 2004 году; к экспроприации государственных активов на сумму 12 миллиардов долларов в деле “Роснефти”. Все это зафиксировано.

Узнав об использовании танков и огнеметов при штурме спортивного зала Бесланской школы, заполненного детьми-заложниками, я подал в отставку со своего поста его представителя в G8. Я объяснил Путину, что не могу быть его личным представителем ни в одной организации после этого массового убийства.

Кроме того, посетив совещание российского руководства в Кремле, посвященное тому, как наилучшим образом украсть миллиарды государственных активов с помощью IPO “Роснефти”, я подал в отставку со своей должности экономического советника, объяснив как лично Путину, так и публично всему миру причины своего шага.

Наиболее точное описание натуры Путина таково: Расчетливый. Он всегда был подготовлен и сосредоточен. Он очень дисциплинирован. Он знал, чего хотел. И он очень организован.

Он потратил девять лет, планируя развязать российско-грузинскую войну 2008 года. В свободном мире нет никого подобного, кто потратил бы столько времени на подготовку к чему-либо, оставляя в стороне тот факт, что большинство западных политиков никогда не остаются у власти так долго.

Когда дело дошло до войны против Украины, Путин планировал ее как минимум с 2003 года. Между кризисом в Тузле и полномасштабным вторжением в 2022 году прошло 19 лет. Кто еще мог потратить 19 лет на подготовку к нападению?

Это говорит о том, кто он такой: расчетливый, организованный, ориентированный на детали, дисциплинированный и терпеливый. Он не среднестатистический политик, который может менять свою стратегию каждые несколько недель или месяцев.

В первые три года своего президентства Путин, казалось, был искренне заинтересован в присоединении к западному миру. Он подружился с премьер-министром Великобритании Тони Блэром, и его первый зарубежный визит был в Лондон. Блэр был первым иностранным лидером, посетившим Путина в России.

Путин неоднократно говорил о вступлении России в НАТО. Он был первым иностранным лидером, позвонившим президенту США Джорджу У. Буш-младший во время теракта 11 сентября предложил свою поддержку.

Сравнивая тогдашнего Путина с сегодняшним, невозможно оценить дистанцию между этими двумя людьми. Они не похожи на одного и того же человека.

Что послужило причиной этих перемен — большой вопрос, и он имеет решающее значение для извлечения уроков о том, что пошло не так – с Путиным, с Россией, с российско-западными отношениями и почему?

Несомненно, основная часть ответственности лежит на самом Путине. Но западным лидерам следует учитывать свой собственный вклад. Для меня критический момент, по—видимому, наступил в 2003 году – когда США возглавили операцию по изгнанию Саддама Хусейна из Ирака.

Это помогло Путину переосмыслить свои позиции и сформулировать свое решение выступить против Запада. У Путина всегда были имперские наклонности — в конце концов, он работал в КГБ, — но война в Ираке стала для него событием, которое кристаллизовало его и помогло ему оправдать изменения в своем отношении.

Конечно, Саддам Хусейн был печально известным преступником-мясником, но он не нес ответственности за 9/11 и не был причастен к ним, и у него не было оружия массового уничтожения.

Как тогда, так и сегодня, самой большой проблемой Запада является отсутствие осознания своей ответственности за мир и порядок во всем мире, непонимание роли силы в международных делах и ошибочные оправдания применения и неприменения силы.

За последние десятилетия Запад значительно эволюционировал. Сегодня это не Запад Рональда Рейгана, Маргарет Тэтчер и Иоанна Павла II. И не Запад Франклина Рузвельта, Гарри Трумэна и Уинстона Черчилля.

Если бы Запад по-прежнему следовал собственным правилам, использовавшимся в течение четырех десятилетий холодной войны, Путин не смог бы стать таким могущественным и достичь того, что у него есть. Сегодняшний Запад не оказал Путину никакого значимого сопротивления — и даже не пытался.

Ядро западной цивилизации – ее этическая система – кардинально изменилось. Та самая этическая система, которая столетия назад создала эту уникальную человеческую цивилизацию, находится под сильным давлением и быстро разрушается.

Пример из моего личного опыта иллюстрирует этот сдвиг. В феврале 2000 года в Москве я сказал Путину — бывшему офицеру КГБ на пути к тому, чтобы стать полноценным диктатором-убийцей — прямо в лицо, что он совершает тяжкое преступление, развязывая войну в Чечне.

Я был “наказан” этим потенциальным тираном приглашением стать его экономическим советником. В течение почти шести лет, пока я был в Кремле, Путин никогда не ограничивал меня в том, что я говорил, где и кому — в частном порядке или публично, — даже если иногда это была резкая критика, направленная против него и его народа.

Тем не менее, 21 год спустя, в январе 2021 года, в Вашингтоне, округ Колумбия, я написал в своем личном русскоязычном блоге о том, что я видел собственными глазами на улицах столицы США. Либертарианский институт КАТОНА, расположенный в самом сердце западного мира, уволил меня за то, что я выразил свои взгляды.

Какой шокирующий контраст между этическими стандартами сегодняшнего Запада и Путиным, самым серьезным его противником. Нынешний Запад не следует своим собственным старым правилам.

Когда Путин развязал российско-чеченскую войну, президент Билл Клинтон критически отнесся к этому. Путин по сути сказал ему: «Это не твое дело, заткнись». И Клинтон заткнулась, в то время как у Путина развязались руки для массовых казней чеченцев.

В 2008 году Путин начал агрессию против Грузии и оккупировал 20% ее территории. Грузины сражались изо всех сил, но многого не смогли сделать. Тогда президент Барак Обама сказал: хорошо, давайте проведем перезагрузку отношений с Путиным.

Обама, тогдашний вице-президент Джо Байден и тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон хотели, чтобы с Россией все было как обычно, и с радостью нажали кнопку перезагрузки, предпочитая забыть преступления Путина.

Затем наступил 2014 год, и под руководством Обамы Путин аннексировал, без каких-либо реальных препятствий со стороны США, Крым и Севастополь и начал войну против Украины на Донбассе.

И снова ответная реакция была невнятной. Сначала Путин получил помпезные и беззубые санкции, а на следующий год, в 2015 году, Обама потакал Путину в Сирии, по сути пригласив российские войска войти и дав ему зеленый свет на бомбардировку Алеппо.

Затем в течение 13 месяцев, с января 2021 по февраль 2022 года, администрация Байдена проводила “стабильную и предсказуемую” политику умиротворения, которая помогла склонить Путина к его полномасштабному вторжению в Украину. “Стабильность и предсказуемость” обернулись ужасной войной.

Постоянное молчаливое согласие США с действиями Путина придало ему смелости для новых атак. Путин никогда бы не начал свою войну против Украины без такого слабого отношения к нему.

Стоит помнить: Путин развязывал новые войны при каждом совпадающем президенте США, кроме одного.

У Клинтона была Чечня; у Буша-младшего была Грузия; У Обамы были Украина и Сирия; а у Байдена было полномасштабное вторжение в Украину. За почти четверть века пребывания Путина у власти только один человек не видел нового вторжения: Дональд Трамп.

Во время президентства Трампа не было новой войны под руководством Путина; российская “частная” военная компания Wagner Group была уничтожена в результате американо-курдских ударов близ Хашама в Сирии; американские ракеты наказали военно-воздушные силы режима Асада за применение химического оружия; северокорейский лидер Ким приостановил свои ядерные испытания; а число украинских военнослужащих, погибших на линии соприкосновения в Донбассе, по моим подсчетам, сократилось в 16 раз.

На глазах у Трампа Путин-волк превратился в Путина-овцу. Решением этой головоломки может быть непонимание Путиным Трампа. Байден не является секретом для Путина и полностью предсказуем. Путин достаточно умен, чтобы хорошо понимать Байдена, Обаму, Буша, Клинтон. И он использует это знание в свою пользу.

Единственным президентом США, которого он не понимал, был Трамп. Путин в этом не одинок.

Есть шанс, что Трамп снова станет президентом в 2025 году. Мы не знаем, каким лидером может стать Трамп на свой второй срок. Главной чертой Трампа является его непредсказуемость — для всех, включая Путина.

Стал бы Трамп восхвалять Путина, как он делал это раньше, и продолжать свои разговоры об их “замечательных отношениях”? Запустил бы Трамп ракеты, как он это сделал в Сирии после Хан-Шейхуна? Предоставит ли он “много боеприпасов” Украине, как он когда-то обещал? Прибегнет ли Трамп к серьезным угрозам в адрес Кремля, как он делал в своих частных беседах с Путиным? Или все это одновременно? Или что-то еще?

Мы просто не знаем. Невозможно делать какие-либо твердые прогнозы. Но эта непредсказуемость, похоже, дает всем нам некоторый шанс на надежду.

Андрей Илларионов – старший аналитик по российским и европейским делам Центра политики безопасности. Он бывший главный экономический советник президента России Владимира Путина. Все высказанные мнения принадлежат автору.

Вадим Ярмолинец

Источник