И в мире музыки не все бывает как по нотам…

Собрал и подготовил к печати Олег ШУСТЕР

После окончания Второй мировой войны бельгийская королева Елизавета решила возобновить музыкальный конкурс, проходивший прежде в ее стране. До войны это был конкурс имени великого бельгийского скрипача и композитора Эжена Изаи. Его первыми победителями стали советские музыканты – скрипач Давид Ойстрах и пианист Эмиль Гилельс. В послевоенное время этот конкурс был назван именем самой королевы Елизаветы, и стал одним из самых престижных в мире. Было решено в 1951 году провести состязания скрипачей, в следующем году – пианистов, в следующем – композиторов.

Королева обратилась с письмом к главе страны-победительницы Иосифу Сталину с просьбой прислать музыкантов для участия в конкурсе. Прочитав его, вождь начертал резолюцию: «Послать! Занять первое место!» И передал министру культуры.

После такого пожелания Сталина не занять первое место было просто опасно. За советом руководящие работники культуры обратились к самому большому авторитету в области скрипки Давиду Федоровичу Ойстраху. Ойстрах дал такой совет:

– Хотите, чтобы первое место было нашим? Пошлите на конкурс Леонида Когана.

Посылать на конкурс Когана не входило в планы министерства культуры. Ведь в это время уже активно разворачивалась широкая антисемитская кампания, и выпускать за границу еврея руководству не хотелось. Но не последовать совету великого скрипача Давида Ойстраха оно побоялось. Да и ответственность в случае чего можно было на него свалить.

Коган в это время совершал гастрольную поездку по стране. Гастроли были немедленно прерваны, скрипач был срочно отправлен в Москву, а отсюда – в Брюссель. Перед выступлением Леонида Когана к нему подошел посол СССР в Бельгии и дрожащим голосом заговорил о необходимости во что бы то ни стало занять на конкурсе первое место. Ибо сам Сталин следит за выступлением наших музыкантов. «Так что вы уж не подведите, товарищ Коган».

Ойстрах оказался прав: Леонид Коган не подвел. Он блестяще выступил на конкурсе имени королевы Елизаветы, заняв первое место. Он по праву стал в один ряд с лучшими скрипачами мира. Строгое указание товарища Сталина «Занять первое место!» было с честью выполнено.

Для дирижера Новосибирского симфонического оркестра Арнольда Михайловича Каца время, в которое он проводил репетиции своего коллектива, было святым. Он ценил каждую минуту репетиций, напряженно работал с музыкантами, добиваясь того особого звучания, по которому оркестр Каца можно было отличить от всех других оркестров.

И вдруг на одной из репетиций кто-то бесцеремонно открывает дверь, проходит по залу к сцене и громко заявляет:

– Заканчивайте репетировать, нужно срочно освободить зал для важного мероприятия.

Всегда вежливый и интеллигентный дирижер вскипел:

– Вы кто такой?

– Я – инструктор обкома партии!

– Да как вы смеете прерывать репетицию? Вон отсюда…

Затем последовала тирада, которую привести в печати не представляется возможным.

– Я все это передам товарищу Горячеву, – сказал инструктор.

– Чихал я на вашего Горячева!

– И это я передам…

Пока Кац «бушевал», музыканты начали потихоньку, на цыпочках покидать сцену. Но он остановил их громким: «Продолжим репетицию». И пока не выполнил намеченное, от своего пульта не отошел.

Кто же такой этот Горячев? Это был всесильный в то время первый секретарь Новосибирского обкома партии, которого все в области боялись. Кроме, конечно, дирижера Каца. Горячев все же сумел по своему мелко отомстить дирижеру. Он на год задержал уже подготовленные документы на представление Каца к званию Заслуженного артиста СССР, хотя его оркестр неоднократно занимал первые места на всесоюзных и международных конкурсах и был признан одним из лучших в мире. Казалось бы, надо гордиться тем, что благодаря оркестру дирижера Каца Новосибирская область прославилась на всей планете, как одна из самых музыкальных. Но, видимо, первому секретарю было не до музыки.

Многие удивлялись, как это Кац, находясь постоянно в конфронтации с городскими властями, умудряется «выбивать» для своих оркестрантов квартиры, телефоны, материальную помощь, новые инструменты… Слух об удивительном дирижере, о его отношении к музыкантам и к музыке, распространился по всей стране. И лучшие столичные музыканты с удовольствием перебирались работать в холодную и далекую Сибирь, к легендарному Кацу.

Этот эпизод из жизни своего отца – известного советского композитора – песенника Эдуарда Колмановского, автора знаменитых песен «Хотят ли русские войны», «Я люблю тебя жизнь», – рассказал в своих воспоминаниях его сын Сергей, который пошел по стопам отца и также стал композитором.

Однажды Эдуарда Колмановского пригласили выступить с концертом в прекрасном зале Юсуповского дворца в Ленинграде. Этот зал слышал многих прекрасных музыкантов, и славился чудесной акустикой. По своей профессиональной привычке Эдуард Савельевич пришел осмотреть зал, в котором предстояло играть, а также проверить звучание рояля… Инструмент оказался в отвратительном состоянии. В нем нормально звучали только две белых клавиши. Колмановский немедленно вызвал администратора:

– У вас есть другой рояль? На этом ведь невозможно играть, – сказал композитор.

– Конечно, у нас имеется другой рояль, мы вам его предоставим, – успокоил композитора администратор. – Но этот рояль очень знаменит, и играть на нем – большая честь для музыканта.

– Чем же так знаменит этот рояль? -удивился Колмановский.

– Дело в том, что на этом инструменте еще в 1904 году сам Сергей Васильевич Рахманинов… отказался играть.

 

* * *

Несколько слов хочется сказать и о продолжателе композиторской династии Сергее Колмановском. После смерти отца он переехал жить в Германию. Здесь он принимает активное участие в жизни еврейской общины. А главное, пишет много еврейской музыки, которая исполняется музыкантами всего мира. Это «Кадиш» памяти отца, «Еврейская сюита», «Еврейский танец», мюзиклы «Еврейка из Толедо», «Мольер», «Одесса-мама» и много других произведений.

Для московских композиторов был построен прекрасный дом по особому индивидуальному проекту: красивый, с современными удобствами, в престижном центральном районе города. Всем был бы хорош новый дом, если бы строители подумали о лучшей звукоизоляции комнат. А то ведь, в какой квартире ни играют, слышно чуть ли не во всем доме.

Композиторы, живущие в этих квартирах, хотят до поры до времени сохранить свои новые мелодии в тайне, уберечь их от чужого уха. Это далеко не всегда удается.

Звукопроницаемая стена разделяет и квартиры двух известных композиторов-песенников Сигизмунда Каца и Константина Лепина. Знаменитый своим остроумием Сигизмунд Кац громко приглашает:

– Приходите сегодня ко мне в гости. Лепин новую песню написал. Послушаем!

Для семьи Шварца 1935-й год был одним из самых ужасных в жизни. Отец Исаака Иосиф Евсеевич был безвинно осужден по 58-й статье и вскоре скончался в лагере. Исааку было тогда всего 13 лет. Семье «врага народа» запретили жить в Ленинграде и отправили в ссылку в Киргизию. Чтобы заработать какие-то средства и помочь маме и сестре, юноша давал уроки музыки, служил тапером в кинотеатре, руководил ансамблем военного округа. А оставаясь наедине с фортепиано, с увлечением сочинял свою собственную музыку.

Началась война. Исаак ушел на фронт и воевал до тех пор, пока не получил тяжелое ранение. Он был признан негодным к службе и вернулся в Киргизию. Здесь он узнал, что в город Фрунзе эвакуировалась группа известных советских композиторов, и среди них – Дмитрий Шостакович, творчество которого особенно привлекало молодого музыканта. Он встретился с Дмитрием Дмитриевичем, и тот положительно отозвался о сочинениях Шварца, пригласил после войны приехать, найти его и обязательно поступить в Ленинградскую консерваторию.

В 1945 году семье Шварца разрешили вернуться в Ленинград. И первой его встречей была встреча с Шостаковичем. Композитор рекомендовал Шварца лучшим педагогам консерватории. Обучение в высших учебных заведениях в те годы было платным. Оплачивать учение было нелегко, тем более, что Исаак был уже женат, у него родилась дочь. Однажды его вызывают в деканат и говорят, что он освобожден от платы за обучение. Причину не назвали, студент посчитал, что это награда за хорошую учебу. И только через пятнадцать лет после окончания консерватории Исаак случайно узнает, что плату за него вносил Шостакович, и просил деканат не разглашать его имя.

В конце сороковых годов коммунистическая партия развернула борьбу «против формализма в музыке». Газеты обрушились на Шостаковича и ряд других композиторов. Особенно досталось его опере «Леди Макбет Мценского уезда». Студента Шварца пригласил секретарь партийного бюро консерватории, положил перед ним лист бумаги, и потребовал, чтобы он публично осудил Шостаковича за «формализм в музыке», а заодно покаялся и в своих формалистических грехах. Шварц категорически отказался выступать против своего учителя и друга. Положение его было нелегким. Ему напомнили, что он сын врага народа, пообещали не только исключить из консерватории, но и выслать из Ленинграда. Но он твердо стоял на своем, и донос не подписал.

 

Конечно, эта история стала тотчас известна Шостаковичу. Реакция на нее была несколько неожиданной. Встретившись со Шварцем, он стал ругать молодого коллегу: «Вы не имели права так себя вести. У вас же семья – жена, дети. Надо думать о них, а не обо мне. Пусть себе ругают – это мое дело».

Но было видно, что Дмитрий Дмитриевич был очень растроган и рад, что его молодой друг не испугался, не предал его в трудную минуту. Такая смелость, особенно в то суровое время, стоила дорогого. И за эту поддержку, за преданную дружбу, за веру в него Шостакович был Шварцу особенно благодарен.

Еженедельник «Секрет», Тель-Авив, информационный партнер «Кстати»

Олег Шустер