Хитросплетения писательской родословной

НЕАФИШИРУЕМОЕ РОДСТВО

Биография Бориса Львовича Васильева (1924–2013), автора ряда популярных книг, а также сценариев к еще более популярным кинолентам, пряма, чиста и ясна. Фронтовик-доброволец, вывел из окружения и спас группу однополчан, был контужен. Участник Парада Победы. Последовательный, убежденный антисталинист. Орденоносец и лауреат высоких литературных премий. Однолюб, проживший в браке с Зорей Альбертовной (прототип Сони Гурвич, одной из героинь «Тихих зорь») около семидесяти лет, он держался в строю почти до своих девяноста, чтобы самому проводить ее в последний путь. И два месяца спустя ушел следом…

А вот жизнеописания его родных плохо сочетались с советской действительностью, и о них старались лишний раз не упоминать. Недаром он в детстве стал случайным свидетелем уничтожения родителями – подчистую, в огне – старинных семейных фотографий. Вследствие этого, вероятно, и оказались недоступными снимки некоторых персонажей данной публикации. И понятно почему.

Отец писателя Лев Васильев – дворянин, потомственный военный, офицер царской армии – перешел впоследствии на сторону красных, но первая его служба все же портила анкету…

Предки же по линии матери принадлежали к старинному роду Алексеевых. Но дворянские корни в данном случае биографию тоже не украшали, хотя среди представителей разных поколений встречаются и герой Бородинского сражения, и видные участники русско-турецкой войны, и революционеры – члены подпольной «Народной воли».

В некоторых источниках встречается даже утверждение, что в огромное, развесистое генеалогическое древо семьи вплетены ветви Пушкиных и Толстых. Отыскать убедительные свидетельства столь почетного родства мне не удалось, но тесные контакты подтвердились. Так, один из далеких предков, прапрадед Бориса поручик Александр Алексеев приятельствовал с великим поэтом, и знакомство это едва не привело к трагедии.

Вскоре после восстания декабристов Алексеев предстал перед военным судом. Согласно обвинению, он «не только не предъявил начальству возмутительные стихи, как того требовал долг честного и верного офицера и русского дворянина, но решительно не хочет открыть, от кого их получил. Мало того, передал переписанный собственной рукой экземпляр знакомому офицеру». (Эти страсти разыгрались, оказывается, по поводу… стихотворения А. Пушкина «Андрей Шенье» – о литераторе времен Французской революции, признанного царской цензурой крамольным).

Суд нашел подсудимого виновным и приговорил к смертной казни. Решение направили на рассмотрение высшего руководства, которое потребовало «отобрать от сочинителя Пушкина показания, им ли сочинены означенные стихи». И поэту пришлось написать признательные объяснения, где он утверждал, однако, что не помнит, кому мог передать свое сочинение.

Дело дошло до командующего гвардией, который, руководствуясь «монаршим милосердием», предписал перевести осужденного из гвардейских частей в армейский полк, сохранив жизнь.

Интересно, что по представленным суду документам Алексеев «имеет способности ума хорошие, к пьянству и игре не предан»… А праправнук его, Борис, до бумаг этих, видимо, не добрался, иначе вряд ли назвал бы его, руководствуясь преданиями, картежником, забиякой, дуэлянтом… Но вернемся к более близким родственникам. (О связях с Л. Толстым – чуть ниже).

В отличие от многодетных семей давних эпох, у Елены Николаевны, мамы Б. Васильева, было всего две родные сестры: старшая – Ольга Георгиевна, младшая – Татьяна Ивановна, а также брат Владимир Иванович (это тети и дядя писателя).

«Стойте, стойте, – воскликнут тут бдительные читатели, – какие же это родные, если одна сестра – Николаевна, вторая – Георгиевна, а остальные – Ивановичи?..» Но не станем спешить с выводами. Тут и кроется замысловатая тайна, возникшая по воле предков Б. Васильева, которую ему удалось раскрыть, докопавшись до своих корней.

НЕПОВТОРИМАЯ СУДЬБА ДЕДА И БАБУШКИ ПИСАТЕЛЯ

Жизнь деда, Ивана Ивановича, сложилась насыщенной и бурной. В молодости сидел в печально известной петербургской тюрьме «Кресты» за участие в студенческих демонстрациях. Затем проходил по громкому политическому процессу как член народнического антимонархического кружка. После ссылки под надзор полиции в родной Смоленск он, вместе со старшим братом Василием, сбежал оттуда аж за край земли – в Америку. Цели ставились самые благородные: основать трудовую коммуну и на практике проверить идеи равенства и братства по рецептам французского социалиста Шарля Фурье.

Приступили к делу: около небольшого поселения Кедровая Долина (Cedar Valley) на юге штата Канзас выкупили у индейского племени земельный участок и провозгласили создание «прогрессивной коммуны», объединившей 15 россиян. Но опыт совместной жизни по утопическому принципу «от каждого по способностям…» почему-то не удался. И после восьми лет изнурительного труда (по 11 часов в день), скудного питания, неустроенного быта и конфликтов между коммунарами община распалась.

(Деревня под тем же романтическим «кедровым» названием сохранилась до наших дней, но никто из ее 730 жителей понятия не имеет о давнем российском эксперименте на американской земле).

Потерпев неудачу, братья Алексеевы вернулись на родину. О старшем, Василии, ставшем стойким последователем толстовских философских взглядов, прослышал сам граф и пригласил его в качестве домашнего учителя для своего сына Сергея. Василий продолжительное время провел в Ясной Поляне и близко общался с великим старцем, что, видимо, и послужило поводом для мифического породнения рода Алексеевых с Л. Толстым.

А Иван Иванович, будущий дед Б. Васильева, надумал продолжить учебу в столичном Технологическом институте. И вот великовозрастный, сорокалетний бородатый студент снимает комнату у вдовы чиновника Дарьи Кирилловны и вскоре… женится на ней. Совет, как говорится, да любовь!

Через год после свадьбы в доме появился ребенок – девочка, названная Олей. Все бы ничего, если бы не одна небольшая, но пикантная деталь: родила Олю не Дарья, а… ее пятнадцатилетняя дочь от первого брака, живая и общительная красавица с южным темпераментом отца-грека.

Иван признался своей законной жене, что любит ее дочь больше всего на свете, да и женился-то с целью всю жизнь быть рядом с ней. После бурного объяснения между супругами Дарья навсегда переселилась в принадлежащее Ивану имение Высокое, не желая отныне видеть ни мужа, ни дочь.

О разводе она и слышать не хотела, и в итоге дитя двух любящих родителей оказалось, согласно церковным канонам и взглядам общества, незаконнорожденным. И получило отчество не по родному отцу, а по крестному. В этой роли выступил брат Ивана Ивановича, Георгий, и она сделалась Ольгой Георгиевной.

Когда несовершеннолетняя девочка становится мамой, комментирует ситуацию Б. Васильев, это вызывает лавину слухов и сплетен. Если же она к тому же ваша падчерица, а вы не открещиваетесь, а безмерно счастливы, это уже грандиозный скандал. (Внук предположил даже, что слухи о происшествии дошли до романиста Вл. Набокова и послужили толчком для написания «Лолиты», что маловероятно: уж больно велик разрыв событий во времени).

Но минули годы, страсти несколько улеглись. Иван окончил учебу, поступил на службу, и тут появилась вторая и тоже незаконная девочка – уже упомянутая Елена, будущая мама писателя. Крестным отцом стал другой брат Ивана, и она звалась, соответственно, Николаевной.

Кое-что начинает проясняться, не так ли? Тем не менее за развитием событий надо следить еще внимательнее, поскольку восемнадцатилетняя в данный момент мамаша двух малышек познакомилась и… сбежала от семьи с каким-то «усатым прохиндеем при шпорах и сабле».

Для Ивана Ивановича это был страшный удар, он пытался забыться в пьянстве, но отрезвляла тревога за судьбу дочек. И он отважился отвезти их к… собственной жене, в Высокое. Тут возникает путаница, в которой не только мы, посторонние, но и сам внук разобраться до конца был не в силах.

Поскольку Дарья Кирилловна – законная супруга Ивана Ивановича, то его детям она приходится мачехой. Но, будучи матерью их сбежавшей ветреной мамы, она в то же время является и бабушкой этих девочек. Ну, а муж ее – одновременно их отец и… дед. Поневоле можно свихнуться.

Иван честно рассказал о беглянке и попросил жену приютить малюток. Та растрогалась и согласилась, а отец-дед укатил к месту службы – в Брест, где его навестил однажды возвращавшийся из заграницы очередной брат, который поведал, что «гусар» бросил нашу попрыгунью-артистку на произвол судьбы. И она уже полгода зарабатывает на жизнь, распевая в ночных кабаре.

Нетрудно догадаться, как поступил Иван. Он помчался в Париж, разыскал любимую, расплатился с ее долгами, и они, возвратившись в Россию, забрали дочек из родного гнезда и стали жить-поживать все вместе. Но примерно год спустя маменька… снова покинула дом, на сей раз с итальянским тенором. Правда, месяца через три вернулась, в слезах и раскаянии, а ОН и теперь все простил, после чего несчастных детей опять отняли у одинокой Дарьи. И она, успевшая к своим падчерицам-внучкам искренне привязаться, всех этих перипетий не выдержала, и вскоре ее не стало.

Смерть эта потрясла взбалмошную дочь; она вроде бы остепенилась, и через установленный приличиями срок они с Иваном обвенчались. Когда в семье один за другим родились Володя и Таня, в их документах на совершенно законных основаниях записали отчество по настоящему отцу.

Тут бы и сказке конец, но… мать семейства ударилась в бега в третий раз, оставив записку, что не может жить без сцены, хотя и признает себя женщиной падшей и порочной. Несколько лет металась она по провинциальным подмосткам. Муж проклял ее, добился развода и начал пить горькую, не заметив в пьяном угаре ни революции, ни Гражданской войны. Дети же, лишенные матери, а фактически и отца тоже, росли в семьях своих родственников, благо, их было много.

А ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Шли годы, три сестрички с разными отчествами стали взрослыми, обзавелись собственными семьями. Избранником Елены, как уже упоминалось, стал потомственный военный Лев Васильев. В силу особенностей его службы им приходилось колесить по стране, неоднократно менять гарнизоны, что угнетало хозяйку дома, и без того не отличающуюся крепким здоровьем. В пору послереволюционных потрясений она переболела оспой, оставившей свой след, затем подцепила сжигавшую ее чахотку.

У них уже были дочери, и на фоне обострения болезни вопрос расширения семейства представлялся закрытым. Но тут в судьбу вмешался счастливый случай в облике скромного лечащего врача, который честно признал, что сомневается в успешном излечении общепринятыми методами. Так не положиться ли на силы женской природы и родить еще ребенка?! Говорят, иногда это помогает.

Доктору поверили, и… у Васильевых появился сын – Боря, а состояние мамы чудесным образом преобразилось, она прожила еще более полувека. Но и этим событием семейная сага не завершилась.

В один прекрасный день на пороге внезапно возникла… беглая бабушка – «легкомысленная фантазерка с детской душой». Как ни в чем не бывало она обосновалась в их квартире и взялась за внука. Вот эта «грешница» и сделалась главным наставником, учителем, воспитателем знаменитого писателя. Именно она – страстная поклонница чтения, особенно французских авторов в подлиннике – увлекла его литературой. И ей же первой удалось открыть для него магию киноискусства, когда она трудилась на ответственном посту билетерши в городском клубе и «по знакомству» пропускала мальчишку на манящие сеансы…

Последний раз она «покинула» дом, и уже навсегда, в годы войны, не простившись с Борисом, сражавшимся на фронте. А он, вернувшись, часто вспоминал детство, огромную библиотеку предков и белый рояль в старинном родовом имении, подаренный дедом любимой бабушке, за которым она музицировала и распевала свои романсы…

Владимир ЛЕРНЕР