Голуби
Давно это было В стране, которой больше нет. Что-то скрыло время, А что-то забыли люди. (Из песни «Бошко и Адмира»боснийской группы Zabranjeno pusenje) – Папа, расскажи мне сказку, расскажи, расскажи, расскажи… – Анри, ты уже большой мальчик, какой пример ты подаешь сестре? Нельзя же так, тебе ведь семь лет, вот Мари […]
Давно это было
В стране, которой больше нет.
Что-то скрыло время,
А что-то забыли люди.
(Из песни «Бошко и Адмира»боснийской группы Zabranjeno pusenje)
– Папа, расскажи мне сказку, расскажи, расскажи, расскажи…
– Анри, ты уже большой мальчик, какой пример ты подаешь сестре? Нельзя же так, тебе ведь семь лет, вот Мари услышит и тоже начнет клянчить, капризничать…
– Папа, она давно спит, видишь, у нее в комнате даже ночник не горит. Она сегодня целый день всем своим игрушкам устраивала чаепитие. Девчонка! «Добрый день, месье Пиф, как ваши дела, мадмуазель Карамболина…». Ля-ля-ля, жу-жу-жу… Противно слушать! Расскажи сказку, ну пожалуйста!
– Хорошо. Устраивайся поудобнее, мой маленький медвежонок. Накрывайся получше пледом. Какую ты хочешь сказку – «Кот в сапогах» или, может быть, про Золушку? Помнишь, на ярмарке в Гренобле я купил тебе и Мари большую книжку с красивыми картинками, давай почитаем, а?
– Нет, папа, я хочу другую сказку. Эти сказки я все знаю, нам их читала мама, когда тебя долго не было. Расскажи мне такую сказку, которую никто из детей нашего класса никогда не слышал. Я очень хочу, когда у нас будет следующий школьный «Час рассказов» всех удивить, ведь только у меня папа бывал в разных странах, много видел и слышал… И мадам Брийе меня похвалит, а может, и наградит бантом «Лучшего рассказчика». Папа, расскажи СВОЮ сказку!
– СВОЮ? Ммм-да, ну, давай попробуем… Дай-ка подумать… А если сказка будет грустная или страшная, ты не испугаешься и не будешь плакать?
– Не-аа, никогда, я же взрослый мальчик, я ничего не боюсь, и папа у меня – солдат!
– Ладно, ладно, ишь какой зуав нашелся, накрывайся хорошенько и слушай…
Была на свете когда-то страна, в самом центре нашей старушки-Европы. И звалась эта страна… впрочем, зачем тебе знать, как она звалась, ведь ее уже больше нет на карте.
Много-много лет правил этой страной, ну, скажем… грозный король Иосип. Был он не хороший, не плохой, а так себе, обычный грозный король. Но жилось при нем людям сытно и спокойно, никто не обращал внимание на то, что порой тот или иной не уважающий короля придворный или поэт куда-то пропадали навсегда, увезенные в большой лакированной черной машине.
«Да и ладно, не надо было хаять нашего короля в своей жалкой книжонке или на страницах какой-нибудь грязной западной газетенки! Как говорится, поделом вору и мука. Живем сытно, спокойно, на курорты на Адриатическое море ездим, пиво импортное пьем, джинсы «Ливайс» носим? Чего человеку еще надо, спрашиваю я вас? Вон у восточных соседей и того нету, все завидуют…». Так думали жители той страны и восхваляли на каждом углу «умнейшего и справедливейшего короля Иосипа».
И был в центре этой страны город, один из красивейших городов континента. Со всех сторон был он окружен высокими величественными горами, прекрасные мосты соединяли его улицы, перекинувшись через быстрые холодные реки, маленькие, аккуратные, белого кирпича домики, покрытые ярко-красной черепицей, мостились на близлежащих горных склонах, покрытых яркими-яркими зелеными деревьями.
Тот, кто побывал в этом городе хоть раз, не мог его позабыть до конца жизни. Ни острый шпиль мечети Хаваджи-Дарака, ни куранты Часовой башни, ни ремесленные лавочки на улице Ферхадия, ни шесть куполов «рынка шелков» Бруса Безистан, ни рынок Маркале с его неповторимыми, по-восточному экзотическими ароматами… Анри, сынок, ты спишь?
– Нет, папочка, я слушаю. Скажи, а ты там был? Папа, у тебя что, слезы?
– Да нет, сынок, просто свет от ночника, наверное, слишком сильно бьет. Давай-ка его поправим. Вот так, хорошо… Да я там бывал, просто очень давно, тебя еще на свете не было. Слушай дальше…
В городе этом слились самые разные культуры и верования, в нем жили люди, верящие и в Христа, и в Магомета, и в Яхве… То есть в разных богов, а по сути в одного ; вечного, доброго и всемогущего. Жили давно, дружно, роднились семьями, и ничего не предвещало беды.
И жили в том городе две семьи – Бркичи и Исмичи. Бркичи верили в человека, которого распяли тысячи лет назад на кресте в одной далекой южной стране, а Исмичи – в человека, который разрешал мужчине иметь много жен, и завещал обычай молиться пять раз в день. Но то, что они верили в разных Богов, не мешало этим семьям дружить между собой и ходить друг другу в гости. Ведь ни в одной священной книге нигде не сказано, что людям дружить нельзя. Тем более, если они живут по соседству. А жили они действительно рядом – в Старом городе, в районе Башчаршия, славящемся и по сей день многочисленными маленькими лавочками-мастерскими знаменитых ремесленников: гончаров, стеклодувов, чеканщиков и ювелиров.
В узких улочках Башчаршии, по-турецки поджав под себя ноги, мастера и подмастерья творили чудеса: узорчатые круглые блюда для плова с фигурными крышками, узкогорлые кувшины, подносы, а также различные ювелирные украшения.
Спустя какое-то время родились в этих семьях дети. У Бркичей мальчик, которого назвали Бошко, а у Исмичей девочка, названная Адмирой. Дети росли, их родители дружили и работали рядом, плечом к плечу, один был стеклодувом, второй – ювелиром. Они прекрасно ладили между собой, у бедных тружеников нет повода для ссор, им нечего делить, кроме тяжелого труда. Дети подросли, пошли в школу, и тут…Тут пришла любовь… А ты знаешь что такое «любовь», Анри?
– Да, папа, знаю, это как у вас с мамой… Или как у меня с нашим домашним хомяком Эрве, ведь я его очень люблю, а, пап?
– Ну, пожалуй, трудно сравнивать те чувства, которые вспыхнули у меня к вашей маме во время увольнения в Марселе, с вашими с Эрве взаимоотношениями. Так что, Анри, у Бошко с Адмирой было скорее, как у нас с мамой. Рассказывать дальше, ты не устал, сынок?
– Нет, папа… рассказывай.
– Короче говоря, Бошко с Адмирой полюбили друг друга. Об этом узнали их отцы, пожали в задумчивости крепкими трудовыми плечами, подали друг другу мозолистые ладони да и решили в скором будущем сыграть свадьбу. И никого не волновало, что невеста просыпается под молитву муэдзина каждое раннее утро, а жених ходит на исповедь к священнику в церковь Рождества Пресвятой Богородицы.
Но вскоре пришла беда в одну из семей. От тяжелой внезапной болезни умер отец Бошко, а его мать и брат, предчувствуя другие беды, уехали из города в столицу королевства. Они звали Бошко с собой, умоляли, говорили, что он пропадет один, но тот лишь упрямо склонив голову, отвечал: «Нет, у меня здесь Адмира». Так и остался Бошко в городе рядом со своей любимой невестой.
А потом… Потом беда постигла весь город. Умер король Иосип. А что происходит, когда умирает король, не оставивший сильных наследников, а, Анри?
– Не знаю, папа, я же еще маленький…
– Когда умирает король, мой маленький всезнайка, сразу же откуда ни возьмись появляются десятки маленьких королей, рвущих несчастную, осиротевшую без своего такого жестокого, но привычного, тирана, страну на части. Потерпи, скоро уже конец нашей истории…
Черные дни пришли в город Бошко и Адмиры. Оказалось вдруг, что жили горожане все это время неправильно, не так, как надо. А правильно, это когда сосед, молящийся не твоему Богу, враг, и дети его враги, и родители его враги… Гнать его, жечь, топить… В этом городе должны жить только люди одного Бога, самого правильного. И ничего, что ваши дети выросли вместе, что свадьбы гуляли всей улицей, что деньги занимали друг у друга… Забудьте, не было этого!
Город поделился на несколько частей, враждовавших друг с другом. Здесь – верят в Аллаха… На той улице – молятся Христу на латинском языке, туда не ходи, пристрелят. В том переулке начинается граница молящихся на своем родном языке бородатому священнику, могут бросить гранату. Страх и боль опустились на город… С гор били по площадям и домам пушки. И лишь один Бог ведал – был ли это снаряд христианский или мусульманский.
Семья Исмичей решила – надо во чтобы то не стало вывести из города двух возлюбленных, спасти их, тем более, что они уже тогда ждали ребенка.
В том районе, где жили Бошко и Адмира, правил злой и жестокий разбойник по кличке Кело. Говорят, что до войны он много лет отсидел в тюрьме за какое-то ужасное преступление. В это же страшное время только он в районе решал: кому жить, а кому -умереть, кому есть, а кому – голодать.
Именно к нему пришел отец Адмиры, узнавший, что она ждет ребенка от своего любимого Бошко.
«Кело, помоги, пропусти моих детей через мост на реке Врбаня. Там, на том берегу, ждут их родственники моего зятя, но мост не перейти, ведь твои люди по нему стреляют, да так метко, что и птица не пролетит».
Кело улыбнулся кривыми зубами и сказал: «Но это будет стоить денег, уважаемый Исмич. И не потому, что я жаден, или не уважаю Вашу старость, а потому, что пойдут слухи, что я пропускаю через мост любого встречного-поперечного, упадет дисциплина, знаете ли…».
Тяжело склонил голову старый Исмич: «Сколько?».
«Восемнадцать тысяч иностранных монет, и тогда я гарантирую, что не один волос не упадет с их голов». Лгал Кело, не над всеми стрелками имел он власть, многие из них не считали его своим главарем… Но не знал этого отец Адмиры, поэтому и поверил словам разбойника.
Деньги собирали всем миром. И христиане, и мусульмане, и поклонники Яхве. В назначенный день принес их старый Исмич разбойнику Кело, отдал с тяжелым вздохом и пошел готовить молодых к тяжелому пути.
Я забыл тебе сказать, сынок, что в городе том находилась обширная Голубиная площадь, где кормились тысячи голубей, признаваемых священными птицами. Голуби важно ходили вокруг старинного фонтана, гордо распушив хвосты и громко курлыкая. И настолько они были священны для горожан, что даже противоборствующие стороны старались не вести пушечный огонь по Голубиной площади.
В ночь перед тем, как Бошко и Адмира должны были покинуть город, старый Исмич поймал на площади двух больших красивых белых голубей, связал им лапки и отдал Бошко.
«Сын мой, а ты мне сын, ведь ты отец моих будущих внуков, ты знаешь, что из нашего дома не видно моста на реке Врбаня, и с соседних крыш его не видно… А я так хочу знать, что вы беспрепятственно покинули город. Возьми этих птиц с собой, засунь за пазуху. Когда вы будете переходить мост, ослабь им веревочки на лапках, а когда вы будете на той стороне – выпусти их в небо, я своими старческими глазами их разгляжу и пойму, что у вас все хорошо…».
Бошко поцеловал руку мудрому старику, пообещал все исполнить в точности и отправился со своей возлюбленной в путь.
В назначенный утренний час пристально смотрел Исмич в направлении моста, прислушивался к каждому звуку или шороху, идущему с той стороны. Что это, выстрелы? Не может быть! Ведь обо всем было договорено! Но нет, вон взлетели голуби, значит все прошло хорошо, дети живы и находятся за пределами города… Голуби летели свободно, с силой разрезая воздух мощными белыми крыльями, голуби поднимались все выше и выше, уносясь к облакам от проклятого моста, разделяющего два мира: мира жизни и мира смерти. Сердце старика отпустила железная рука страха за судьбы дочери и ее возлюбленного, и он вздохнул с облегчением… Анри, ты спишь? Малыш, ау? Спи, спи…
– Мама, мама, что это за шум? Что это за люди в белых халатах, почему они бегут в кабинет папы? А что это с папой, почему он лежит головой на столе в луже чего-то очень красного? Он что, заболел? Мама, ну не плачь, мама…
Из предсмертной записки капитана Жан-Жака-Рене Мишле, бывшего военнослужащего немецко-французской дивизии «Саламандра», командира подразделения французской морской пехоты «Марсуэны» («морские свиньи»), служившего в городе Сараево (Босния-Герцеговина) в силах ООН в 1993 году:
«Простите меня, дорогие Анри, Мари и Жанна!
Я ухожу из жизни совершенно добровольно. Слишком много нехороших вещей я либо сделал в своей жизни, либо не предотвратил…
Анри, сынок, когда ты станешь взрослым, мама даст прочитать тебе конец нашей сказки.
Я до сих пор не знаю, поторопился ли тогда Бошко, раньше времени выпустив голубей в небо, а, может быть, он просто споткнулся, и они вырвались на свободу. Мы никогда теперь не узнаем правду…
А знаю я точно лишь одно, мой сын. 18 мая 1993 года на глазах у меня, офицера доблестной армии Французской Республики, на мосту Врбаня были убиты 25-летние Бошко Бркич и Адмира Исмич. Они долго готовились к бегству, и, через несколько дней после дня рождения Адмиры, попытались перебежать по мосту Врбаня из мусульманской в сербскую часть города, чтобы потом вместе уехать в Сербию.
Мусульманский полевой командир Исмет Байрамович, по прозвищу Кело, согласился за 18 000 марок обеспечить парню и девушке выход из Сараево. За эти деньги он должен был приказать снайперам пропустить Адмиру и Бошко по мосту через реку Миляцка, которая разделяла мусульманские и сербские позиции.
Ночью 18 мая 1993 Адмира и Бошко начали переходить через реку по мосту Врбаня после того, как Кело дал им знак. Однако, как только они достигли середины моста, мусульманские снайперы из числа тех, с кем Кело не поделился полученными за переход деньгами, открыли по ним огонь. Первая пуля попала в Бошко, умершего мгновенно, у раненой Адмиры хватило сил, чтобы доползти до него и умереть, обняв любимого.
Тела серба и боснийки шесть дней пролежали на мосту, мои ребята из UNPROFOR, со слезами на глазах и с искусанными в кровь губами, не могли им помочь, так как начальство из ООН отказалось посылать бронетехнику для прикрытия под предлогом ее возможного артиллеристского обстрела.
Лишь 24 мая сербские солдаты под ураганным огнем мусульман-снайперов смогли вытащить тела сараевских Ромео и Джульетты и похоронить их в Лукавице…
Я никогда не забуду эти шесть дней, в течение которых все Сараево скорбело, рыдало и бессильно смотрело на тела Бошко и Адмиры, этих слившихся в последнем предсмертном объятии мусульманки и христианина… А я так и не понял, куда в это время смотрел Бог?…»
22-23.04.2015 г., Минск
Александр КАРАБЛИКОВ