«Generation П»

Мир, в котором живёт Вавилен Татарский, как нельзя более материален. Здесь беспрерывно курят, пьют водку, нюхают кокаин, едят мухоморы, считают доллары, стреляют из пистолета прямо через сидение автомобиля, или, чтобы уж наверняка, шарахают из огнемётов «шмель». Короче, это Москва второй половины девяностых годов.

Но одновременно этот мир совершенно иллюзорен. Начать с того, что он и построен на иллюзиях. «Взять хотя бы само имя «Вавилен», которым Татарского наградил отец, соединявший в своей душе веру в коммунизм и идеалы шестидесятничества. Оно было составлено из слов «Василий Аксёнов» и «ВладимирИльич Ленин». Отец Татарского, видимо, легко мог себе представить верного ленинца, благодарно постигающего над вольной аксёновской страницей, что марксизм изначально стоял за свободную любовь, или помешанного на джазе эстета, которого особо протяжная рулада саксофона заставит вдруг понять, что коммунизм победит».

На кого же из двоих – на Аксёнова или на Ленина – опирается этот новый мир, где «…по телевизору /…/ показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, твёрже и радикальнее. Татарский часто представлял себе Германию сорок шестого года, где доктор Геббельс истерически орёт по радио о пропасти, в которую фашизм увлёк нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступников, генералы СС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший, наконец, гауляйтер Восточной Пруссии. Татарский, конечно, ненавидел советскую власть в большинстве её проявлений, но всё же ему было непонятно – стоило ли менять империю зла на банановую республику зла, которая импортирует бананы из Финляндии»?

Может ли мир, построенный на фундаменте иллюзий, мир, в которым иллюзорные персонажи чувствуют себя как дома, может ли этот мир в чём-нибудь нуждаться? Ну да, скажете вы, в деньгах. Если бы! Простодушный бандит Вовчик Малой ломает себе над этим вопросом голову: «А сами производим, если задуматься, только бабки… Которые тоже по всем понятиям ихние доллары, так что даже неясно, как это мы их производить ухитряемся».

Иллюзорный мир, говорит Виктор Пелевин, сочинивший роман «Genеration П», нуждается только в одном – в новых и новых иллюзиях.

Герой романа «Genrtation П» Вавилен Татарский занимается производством иллюзий – сначала полукустарно. Он пишет сценарии для рекламных роликов – клипов, как их называют в России, – хотя реклама эта никому не нужна. Просто после того, как, скажем, какой-то мелкий предприниматель взял в банке заём и выпил много водки, «в нём просыпается чувство безграничного величия, и он заказывает себе рекламный клип. Причём он требует, чтобы этот клип был круче, чем у других идиотов».

Следующая ступень карьеры Татарского уже серьёзней.

« – Рекламодатель зачем у нас рекламу делает?

Татарский пожал плечами.

– Нет, ты скажи, скажи.

– Чтобы товар продать.

– Это в Америке – чтобы товар продать.

– Ну тогда, чтобы крутым себя почувствовать.

– Это три года назад было, – сказал Ханин поучительно, – а теперь по-другому.

Теперь клиент хочет показать большим мужчинам, которые внимательно следят за происходящим на экране и в жизни, что он может взять и кинуть миллион долларов в мусорное ведро. Поэтому чем хуже его реклама, тем лучше. У зрителя создаётся ощущение, что заказчик и исполнитель – полные кретины, но тут, – Ханин поднял палец и сделал мудрые глаза, – в мозг наблюдателя приходит импульс о том, сколько это стоило денег. И окончательный вывод про заказчика оказывается таким – хоть он и полный кретин, а бизнес у него так идёт, что он может пустить в эфир любую байду много-много раз».

В конце концов Татарский оказывается допущен туда, где работают самые главные иллюзионисты.

На экране «румяный хохочущий Ельцин быстро-быстро резал воздух беспалой ладонью и что-то взахлёб говорил». «Вот как прыгает! – комментирует приятель Татарского. – Вот что значит апгрейд…» Речь идёт про апгрейд компьютера. «Раньше такой сюжет два дня считать надо было, – поясняет приятель. – А теперь за ночь делаем. Поэтому и жестов больше можем посчитать, и мимики».

Оказывается, и Ельцин, и всякие там министры, не говоря о депутатах-думаках – все они трёхмерные модели, генерированные компьютером.

Сценарист получает задание, компьютерщики по готовому тексту стряпают телевизионный сюжетец, а «ботва» – так производители иллюзий называют людей, уставившихся в телеэкраны, – «ботва» всё это хавает. «Главное, чтобы у людей мозги были заняты и эмоции выгорали».

Есть они на самом деле, эти ельцины, чубайсы, лебеди, или их вообще нету? Вроде бы их и нету, но, когда Вавилен Татарский сочиняет сценарий про Березовского и Рудаева – где, между прочим, оба изображены отнюдь не комплиментарно, – непосредственный начальник Татарского потихоньку передаёт ему три конверта: «Прячь быстрее. Здесь двадцать от Березовского, десять от Рудаева и ещё две от ваххабитов. От них самый толстый, потому что мелкими купюрами. Собирали по аулам».

Кто тут наелся мухоморов? У кого пошли глюки?

***

Как всегда у Пелевина, в этом романе множество остроумных фраз и забавных ситуаций – этаких арабесок, – нанизанных на интересно придуманный сюжет. Плюс заразительная энергия отрицания, плюс памфлетность (например, критик Павел Басинский, нелестно отзывавшийся о предыдущем романе Пелевина, выведен в качестве литобозревателя Павла Бесинского, который проваливается в дачный сортир и тонет в экскрементах). Плюс, как и положено беллетристике, умелая адаптация уже существующих в сознании читателя сюжетных ходов и образов, что сильно облегчает усвоение идеи, ради которой автор затеял своё сочинение.* Плюс – мистический флёр, вавилонские легенды, немножко мата, немножко философии, и всё это незамысловато, так сказать, демократично, без элитарного чванства.

В результате, перевернув последнюю страницу романа, даже самый нерадивый читатель останется один на один с простым и понятным меседжем. Примерно таким: хозяева жизни дурят людей, забивая им головы квази-реальностью, квази-политикой, квази-событиями, квази-новостями, оставляя им только квази-жизнь.

***

Виктор Гинзбург родился в Москве, пятнадцатилетним юношей уехал с родителями в США, увлёкся кино, сделал множество рекламных клипов для рок- музыкантов, в 1994 году снял свой первый игровой фильм «Нескучный сад», а в 2001 году вместе с женой Джиной Гинзбург написал сценарий по роману Пелевина «Genеration П». Из-за проблем с финансированием съёмки начались только в 2006 году и продолжались до января 2011 года.

Картина прошла в российских кинотеатрах, побывала на нескольких кинофестивалях, и вот теперь она выходит в американский прокат.

Если какая-нибудь книжка оставила след в вашей душе – или даже просто в вашей памяти, – вы с настороженностью встретите её экранизацию. Для большинства экранизаций роман ли, повесть ли, пьеса ли, положенная в основу фильма – толчок, катализатор, короче, материал для интерпретации. Редко-редко встречаются экранизации, авторы которых задались целью добротно и максимально точно проиллюстрировать экранизируемый текст.

Разумеется, далеко не все интерпретации интересны – это может быть шедевр: «Солярис», «Сталкер» или «Расемон», а может быть убогий «Обитаемый остров» Фёдора Бондарчука. Дело тут не в первоисточнике, а в режиссёре, в том, что режиссёр хочет нам сказать (и может ли он сказать то, что хочет).

С иллюстративными экранизациями иначе. Понятно, что режиссёр в этом случае следует за текстом повести или романа, стремясь как можно аккуратнее воссоздать его на экране. Он не интерпретирует сюжет, не спорит с автором, не развивает или дополняет его идеи, а старается просто слиться с ним, переписав визуальным языком текст, написанный словами. Тут, правда, встаёт новый вопрос – совпадает ли его прочтение экранизируемого романа, с тем, что хотел сказать этим романом писатель.

В случае Виктора Гинзбурга и Виктора Пелевина, по-моему, всё совпало.

Речь идёт, конечно, не о буквалистском совпадении. Писатель и режиссёр пользуются разным инструментом. Тут можно говорить и о потерях, и о приобретениях. За бортом фильма остались некоторые сюжетные ответвления, ловкие фразы, и даже, о чём нередко вспоминают рецензенты, практически целая глава, в которой Татарский общается с духом Че Гевары. Зато в фильме сюжет приобрёл стройность (роман довольно сумбурен), зрелищность и, за счёт прекрасной актёрской игры, психологическую убедительность, которой героям Виктора Пелевина обычно не хватает.

При этом фильм не превратился в развлекательную пустышку и не утратил пелевинского публицистического заряда.

Короче говоря, если вы поклонник Пелевина и уже собрались перечитать роман – посмотрите сначала фильм, не пожалеете. Если же вы не читали романа, а у вас свободный вечер и некоторый интерес к тому, как молодые россияне пытаются осознать жизнь вокруг – фильм Виктора Гинзбурга стоит посмотреть. Нужно ли читать после этого роман – вы решите сами.

*Только из Стругацких здесь присутствует и «Улитка на склоне» (финал «Перца»), и «Гадкие лебеди» (несколько почти дословно повторённых сентенций), и «Жук в муравейнике» (Сирруф, и внешне, и по своей роли в сюжете, и по интонации голоса похожий на Щекна), не говоря уже о том, что сама концепция пелевинского романа вышла из тени «Обитаемого острова».

—————————————————————————————————-

Фильм Виктора Гинзбурга «Generation П» будет демонстрироваться в Сан-Франциско и Беркли, начиная с 7 декабря. 

 

Михаил ЛЕМХИН