Еврейское счастье в голливудском маринаде

Уникальность этого фильма не в том, что он, естественно, написан еврейскими сценаристами в расчете на еврейский (а какой еще?) Голливуд. Это растянутое на пять сезонов кинематографическое пособие о том, как современные американские евреи видят себя, хотят, чтобы их видели другие, и главное – куда они нас волокут за собой, потому что через Голливуд, образование, медийный шквал, издательский бизнес, юриспруденцию властители умов в Америке сегодня, увы, они.

Фильм начинается с шоковой сцены. Два успешных 70-летних адвоката, бизнес-партнеры, один из которых – глава еврейской семьи, сообщают за ужином своим женам, с которыми прожили по сорок лет, что скрывали свою гомосексуальную связь и наконец решили их, своих жен, оставить и пожениться однополым браком.

А дальше – карнавал отношений-приключений людей, которые все хорошие и любят друг друга. Трагедия в том, что отсталость общества не давала им раньше признаться в гомосексуализме.

Брошенные жены поселяются в одном доме и показывают нам и мужьям, на что сегодня способны одинокие женщины после семидесяти. При этом все переплетается с их взрослыми детьми, с внуками, которые и родителям в фильме не нужны, не говоря уже о бабушке, которая о них ни разу не вспоминает, хотя живет рядом.

Зато сексуальная жизнь семидесятилетних плюс женщин – просто атомный взрыв. Грейс (Джейн Фонда) заводит новых любовников в среднем каждые четыре эпизода. Никакими классами общества не брезгует. Первый, на кого она реально прыгает, обхватив ногами за пояс (недаром она была национальным гуру по фитнесу), – только выпущенный из тюрьмы заключенный. Впоследствии на него натыкается уже живущий с ней в доме бойфренд, бывший путешественник, съевший, чтоб выжить, своего напарника на полюсе.

Каждый следующий любовник Грейс находится на более высокой ступени социальной лестницы. Заканчивает она красавцем-мультимиллионером лет на двадцать ее моложе. Подумаешь, удивила: Лени Рихтеншталь, кинематографист Гитлера, судимая в Нюренберге, имела любовника моложе на 40 лет. Про Екатерину Вторую умолчим. Миллионер бьется головой о стену, чтобы уговорить Грейс улететь с ним на Мальдивские острова на частном самолете, умоляет хоть в ресторан с ним сходить, ну хоть на десерт. А она, гордая, все отвергает. Показывает ему, что без накладных ресниц и волос выглядит старухой, что в его отсутствие она ходит с палкой, а он все равно никого, кроме нее, не хочет и в конце пятого сезона (будет еще шестой), когда ей уже под восемьдесят, на своем самолете на Мальдивы умыкает.

Фрэнки (Лили Томлин, прекрасная комедийная актриса) тоже не отстает. Как настоящая либеральная еврейка, воспитанная в 60-х, несмотря на образование и бывшую жизнь с состоятельным адвокатом, заводит бойфренда – чернокожего фермера. Он, правда, после выращивания и продажи овощей посещает книжный клуб и говорит как еврейский интеллигент на сеансе психотерапии, но в ненасытную пасть of white guilt сценаристами кусок заброшен. Не успев расстаться с фермером, Фрэнки привозит с квазибуддийского курорта гуру, естественно, старого еврея, и поселяется с ним в юрте во дворе.

Нееврейская актриса Лили Томлин создала, увы, хорошо нам всем знакомый по университетам, по еврейским организациям, по библиотекам и школам образ либеральной еврейки Фрэнки Берштейн, женщины с недопричесанными волосами, ходящей в хипповых, будто крашенных в ванной, балахонах, сандалиях «Биркенсток» и вспоминающей фестиваль «Вудсток» как вершину своей жизни. Среди многих взбесившихся от сексуальной революции ее сверстниц Фрэнки остается бесплодной и в порыве борьбы за гражданские права усыновляет чернокожего ребенка и еще одного, белого. Чернокожий, по фильму, естественно, становится успешным адвокатом (еще один кусок в пасть политкорректности). Белый – лузером, алкоголиком и наркоманом. Голливуд с такими детьми знаком много больше, чем с нормальными. Фрэнки сама постоянно подкуривает то ли марихуану, то ли еще что-то, причем вместе с дочерью Грейс.

Как большинство либеральных американских евреев, Фрэнки Бернштейн, растоптав иудаизм, удрала от него на край света. По уши в шаманизме, вудуизме и примитивном буддизме, она постоянно камлает шаманские ритуалы, курит благовония, варит чаи из вонючих трав и воет на луну. В своих метаниях она принимает непонятный статус священника (прямо как венчающая лесбиянок Анджела Дэвис), самодеятельной акушерки и рисует на дому не продающиеся картины. Поразительно, что, попав в богемную колонию в Санта-Фе, она отшатывается, увидев тысячи таких же, как она, в хиппи-балахонах, рисующих дикие картины и усыновивших по черному ребенку женщин.

Что же в этом фильме еврейского, точнее, что еврейского осталось у элитных американских евреев в голливудском представлении?

Раввин в госпитале уже готов поженить двух гомоceксуалистов, но отказывается венчать гея-еврея с геем-неевреем. Реально просто комедийный прикол. На деле раввин, против запрета Торы женящий двух гомосексуалистов, повенчает хоть двух козлов.

О, случайно собравшаяся вместе зажигает шаббатные свечи расколотая уже еврейская семья. Еврей Сол (Соломон в сокращении), уже находящийся в гомосексуальном браке, умиленный семейными воспоминаниями, спит (о ужас) со своей бывшей женой. Сол (самая жалкая в фильме фигура) всех жалеет. Жалеет свою жену – потому двадцать лет ей боится сказать, что стал гомосексуалистом. Потом снова ее жалеет и, уже будучи официально мужем-геем, спит с ней. Потом жалеет своего гомосексуального мужа и боится сказать, что спал с собственной бывшей женой.

Усыновленный чернокожий на своей свадьбе, под хупой и в кипе, разбивает каблуком стакан и, выслушивая «мазл тов!» от приемного отца-еврея, тут же берет на руки ребенка, рожденного им с новобрачной задолго до брака.

Естественно, в фильме присутствуют все американо-еврейские политические маразмы. И за Хиллари они держат пальцы, и Фрэнки, после попытки ограбления дома, впадает в истерику не от ограбления, а узнав, что ее напарница Грейс имеет оружие. Без единого логического довода, просто истеричным скандалом Фрэнки заставляет Грейс от оружия отказаться. (Напоминает сегодняшнюю Америку?)

Несколько раз показан новый либеральный бредовый тренд – рожать дома, без врача. Все трое родов в фильме происходят дома. Последние роды прямо в надувной бассейн с водой в присутствии всех членов семьи, как в театре.

…Фильм учит опасному идиотизму. Monkey see monkey do. Слышу возражения, что раньше женщины тоже рожали дома. Да, только треть женщин до освоения кесарева сечения в родах умирала, не говоря уже о задохнувшихся и покалеченных детях. Сегодня 70% попыток рожать дома все равно заканчиваются в госпитале, но в новорелигиозном стремлении слиться с натуральной, однако не всегда милостивой к людям природой либералы статистику не читают. Лишь бы оружия в доме не было.

Почему же, несмотря на талантливых актеров и даже вкрапление вполне талантливых эпизодов и диалогов, этот пятисезонный сериал вызывает такое блевотное омерзение? Наверное, когда у человека перед глазами происходит наглое попрание заветов Торы, градус омерзения соответствует глубине еврейского чувства. Тора учит, что грех открытый и наглый куда страшнее греха прячущегося. Весь фильм – веселое, открытое и наглое затаптывание Десяти и всех остальных заповедей той еврейской, позже ставшей христианской, морали, которая принесла цивилизацию и сейчас с большим трудом несет ее бремя.

Если фильм швыряет зрителю старых, жирных, обвисших, взасос целующихся мужиков, ужасает не брезгливость, которую это вызывает, а то, что в конце к этому привыкаешь как к норме поведения. Точно так же, как и к тому, что геи-партнеры постоянно друг другу изменяют, объявляют свои отношения открытыми, разрешают спать с другими, подсовывают друг другу для улучшения отношений геев-куртизанок и проституток. Уже смотришь на этот вертеп почти с нежностью. Насчет 28, Левитикус: «…Ибо это мерзость» – авторы сначала вообще не знали, а потом совсем забыли.

Пожилая мать одного из адвокатов, нееврея, умирает. Она по фильму стерва и уродина, потому что придерживается норм ненавистной христианской морали. Сын, естественно, перед смертью угощает ее сообщением о своей новой сексуальной ориентации. Вся семья демонстрирует почти веселое равнодушие и пренебрежение к смерти человека, давшего им жизнь. Взрослая внучка Брианна шутит, что была уверена, что бабушка давно уже на том свете. Явно заповедь «чти отца своего и мать свою» если и была читана, то задача ее растоптать воспринимается как героический прогрессивизм.

Ссучившаяся от корпоративного стресса Брианна, дочь Грейс, главная молодая героиня, открыто презирает материнство, не понимая, почему она должна изображать умиление около сестриных детишек. Она просто Жанна д’Арк идеологии чайлдфри. И не только не собирается заводить детей, но утверждается в этом, приказывая своему бойфренду дать сперму двум поженившимся лесбиянкам. А когда те выбирают другого кандидата, убеждает их взять сперму именно у ее бойфренда, демонстрируя не только широту взглядов, не только патологическое нежелание возиться с детьми самой, но и незнакомство (в лучшем случае) с заповедью «плодитесь и размножайтесь».

Единственный бизнес, которым занимаются героини в фильме, связан с сексуальными смазками или с вибраторами для женской мастурбации. К сожалению, не могу сказать, распространяется ли библейский запрет на онанизм на женщин.

Фильм, замысленный как гуманная комедия, пугает хуже любого триллера, потому что показывает массовый побег кумира американского еврейства – Голливуда – и подражающей его фильмам публики от норм иудейско-христианской цивилизации. Еще бы! Проклятые заповеди – это сплошные нудные запреты («не воруй!», «не прелюбодействуй!», «не возжелай…», «не ложись…»), когда голливудские евреи, живущие в невиданном богатстве и комфорте при полном отсутствии антисемитизма, как избалованные психованные дети, хотят делать то, что им нравится: и возжелать, и прелюбодействовать, и ложиться с кем и с чем попало. Причем им кажется, что они все такие прогрессивные, что изобрели что-то, чего никогда не бывало. Но иудаизм за пять тысяч лет уже все это видел: и гомосексуализм, и трансгендеризм (потому и запрет на одевание мужчинами женской одежды и наоборот), и восстания против чужой собственности. Иудаизм (с присоединившимся христианством) запрещает, и запрещает потому, что знает, какими кровавыми реками эти развлечения, если их не запрещать, заканчиваются.

Сначала развратники, поправшие заповедь «не ложись…» вместе с теми, кого не устраивает иудейский запрет на возжелание чужого (социалистами-марксистами, жаждущими раздела чужой собственности), объединяются в идее отмены буржуазной семьи с обобществлением женщин. Попирающие «не ложись…» и «не возжелай…», объединившись, вместе топчут заповеди и Закон. Потом, когда совместными усилиями Закон, заповеди и построенное на их основе общество разрушены, жаждущие чужой собственности социалисты от развратников втихую избавляются. Свою собственность – жен – они отдавать не хотят. Развратников начинают давить. Это мы помним и по приходу к власти после гомосексуальной вначале Веймарской республики социалиста Гитлера, и по советскому движению от обобществления жен и ленинской теории секса как стакана воды до запрета разводов и уголовной статьи за мужеложство. Когда победивший социализм превращает страну в военный лагерь, развратников окончательно уничтожают, чтобы не ослаблять армейскую дисциплину.

Навлечение еврейским Голливудом и американскими, топчущими еврейские и христианские заповеди властителями умов социальной катастрофы на нас всех неизбежно. Советские евреи, три поколения хлебавшие результаты революции 1905–1917 годов, хорошо понимают это, в отличие от евреев американских. Учившие историю знают, ЧТО и как к этой революции, к десяткам миллионов смертей и изгнаний, привело.

Может, попробуем рассказать об этом своим детям и американским друзьям? Особенно когда будем вместе с ними смотреть добрую, смешную и гуманную комедию GRAYS AND FRANKIE, поставленную по еврейскому сценарию.

Татьяна МЕНАКЕР