Человек долга
Много лет 9 Мая моя жена Берта и я приходили на ул. Ольгиевскую в Одессе к памятнику медработникам, погибшим на фронтах Великой Отечественной войны. Это было единственное место, где она могла положить цветы в память об отце, которого совсем не помнила: ей было два года, когда он погиб на фронте. Его могилу мы не смогли разыскать, хоть и пытались это сделать.
Представление о том, каким был отец, сформировалось у нее по рассказам матери и немногим сохранившимся фотографиям. Особенно запомнился ей рассказ о письмах двух фронтовиков, но об этом чуть позже.
Родители Берты, Ефим Соломонович Кельштейн и Мирра Наумовна Шупер, были врачами, вместе окончили в 1939 г. Одесский мединститут и получили направления на работу в больницу г. Житомира: отец – хирургом, мать – терапевтом. Вскоре Ефима Соломоновича, еще в институте проявлявшего хорошие организаторские способности, назначили заведующим горздравотделом (в те страшные 30-е годы руководящие должности слишком часто становились вакантными…). Он согласился, но с условием, что будет продолжать работать хирургом. Мирра Наумовна рассказывала, что он ежедневно на несколько часов приезжал в областную больницу, оперировал и вел больных. Работал на износ, допоздна, иногда и ночью, и в выходные дни, ведь на основной работе, в горздраве, было много проблем, постоянно требующих решения.
В конце 1940 г., после присоединения Бессарабии, Ефима Соломоновича перевели заведующим водздравотделом бассейна реки Днестр, и семья переехала в г. Бендеры.
Из-за болезни сердца он был освобожден от военной службы. Но в самые первые дни войны, несмотря на бронь, Ефим Соломонович настоял на отправке на фронт: он считал, что хирург обязан быть там, где нужно спасать раненых и организовывать неотложную хирургическую помощь. В то время когда многие искали способы избежать мобилизации, это было поступком, достойным уважения.
Никаких вестей от мужа Мирра Наумовна не могла получить, так как уже в июле они вынуждены были эвакуироваться из Бендер: немцы стремительно наступали. Сначала ехали на предоставленной им повозке, но это продолжалось недолго: обращаться с лошадью молодая городская женщина не умела, кормов не было, и лошадь у нее забрали. Дальше добирались как могли. Попали они в Ульяновскую область. Там Мирра Наумовна работала в небольшой больнице – сначала рядовым врачом, потом 27-летнюю женщину без опыта руководящей работы назначили главврачом. На повозке, запряженной видавшей виды лошадкой, она выезжала на вызовы в другие села, т. к. других медицинских учреждений в округе не было. И голодать приходилось, и мерзнуть (своих теплых вещей сначала не было) – в общем, жили как все… Через некоторое время их каким-то образом нашла похоронка – известие о смерти военврача Кельштейна 7 августа 1941 г. под Вознесенском. Он провоевал немногим больше месяца…
После возвращения в 1946 г. в Одессу Мирра Наумовна получила письмо от сослуживца мужа по полевому госпиталю; так она узнала, как он погиб.
Доктор Кельштейн оперировал тяжелораненого бойца. В это время немецкие самолеты начали бомбить участок фронта, где был расположен госпиталь. Врач приказал ассистировавшим ему медикам немедленно идти в укрытие, а сам продолжал операцию: у раненого были тяжелые повреждения, он мог умереть от потери крови и шока.
После окончания бомбежки коллеги обнаружили хирурга на полу около стола, на котором лежал под наркозом прооперированный боец, мертвым. У него не было никаких ранений, просто отказало сердце. Не зря ему дали бронь…
А через некоторое время после получения этого письма Мирре Наумовне написал тот прооперированный раненый. Оказалось, что после выздоровления он пытался разыскать полевой госпиталь и узнать адрес семьи врача, спасшего ему жизнь такой дорогой ценой, но тогда это ему не удалось.
Мне кажется, что оба поступка Ефима Соломоновича (и отказ от брони, и поведение во время последней проведенной им операции) были вызваны одним, по-видимому, основным его качеством – высоким чувством долга, как общечеловеческого, так и врачебного. Я не хочу говорить о какой-то исключительности – так поступал, наверное, не он один. Но ведь очень многие вели себя, мягко говоря, совсем не так…
Поэтому я горжусь отцом моей жены, оставившим у людей такую светлую память о себе.
Михаил ГАУЗНЕР
