Чарльз Макинтош. Одиночество гения
Разве не интересно нам, созерцая в путешествиях архитектурные шедевры средневековых и современных мастеров, эти памятники стилей, памятники эпох и сокровища человеческой культуры и искусства, заставляющие нас завороженно стоять подле них часами, не выключая фотокамер — разве не интересно знать имена, а также хотя бы немного о жизни и творчестве создателей этих шедевров? Конечно! Потому что […]
Разве не интересно нам, созерцая в путешествиях архитектурные шедевры средневековых и современных мастеров, эти памятники стилей, памятники эпох и сокровища человеческой культуры и искусства, заставляющие нас завороженно стоять подле них часами, не выключая фотокамер — разве не интересно знать имена, а также хотя бы немного о жизни и творчестве создателей этих шедевров? Конечно! Потому что именно здесь в нашей памяти чаще всего и происходит путаница.
Вот Чарльз Макинтош. Признайтесь, кто не думал, что это имя создателя длинных серых плащей-пеналов из непромокаемой ткани, так и называемых «макинтошами» в честь их изобретателя, химика Макинтоша (1766–1843), в которые больше столетия была одета вся европейская, а потом и советская интеллигенция? Но нет, был еще один Чарльз, родившийся на четверть века позже своего именитого однофамильца и проживший еще двадцать восемь лет в веке двадцатом. Это Чарльз Ренни Макинтош, выдающийся шотландский архитектор, дизайнер и художник, которого еще при жизни называли в его окружении «оригинальным гением».
Стул с высокой спинкой, как и прочие дизайнерские изыски в стиле «макинтош» – визитная карточка талантливого шотландца, считавшегося родоначальником британского модерна. В начале века архитектурные проекты Макинтоша богачи с удовольствием воплощали в жизнь, а его мебель была предметом вожделения всех модных салонов Европы и Америки. Сейчас её можно увидеть в музеях и частных коллекциях, но огромная часть всего творчества художника находилась в Глазго, в спроектированной им же «Новой Школе искусств». К несчастью, в мае 2014 года там случился пожар, уничтоживший большую часть шедевров Макинтоша и шокировавший всю Шотландию. Теперь музей архитектора – «Дом Макинтоша» – решено перенести в городок Порт-Вендре на юге Франции, где он проживал и занимался живописью в двадцатые годы прошлого века. Это жалко, но гордостью Британии Чарльз Ренни останется навсегда.
Итак, кто же таков был этот Макинтош «не-химик» и чем, собственно, он заслужил честь быть внесенным в энциклопедию мировой архитектуры и искусства?
В «золотые скрижали» мировой архитектуры и дизайна ХХ века имя Чарльза Ренни Макинтоша вписано как-то одиноко: никаких явных учителей впереди, ни, тем более, преданных учеников следом за ним. Одинокий гений. Или оригинальный гений, как высказывались о нем современники… Впрочем, «каждый объект, который проходит через твои руки, должен нести черты индивидуального, прекрасного и взыскательного исполнения», – говорил сам лидер архитектурно-дизайнерской группы «Школа Глазго». Так что мнения о нем, вероятно, были справедливы. Более того, по сей день нет в художественных кругах строгой определенности в том, к какой школе или стилю можно отнести его творчество. Не получается, все рассыпается на детали, сравнения, сюжеты, образы, собственную драматургию искусства. Результат – расхождения в справочниках по архитектуре и дизайну. Кто-то находит массу подтверждений его «движения по горизонтали» со стилем арт-нуво, другие же зачисляют его в «пионеры модернистского движения».
Начиная с 60-х годов, когда появился термин «арт-деко» и искусствоведы, наконец, окончательно вспомнили и конкретизировали его приметы, Макинтоша тут же обозвали «отцом стиля», а на родине, в Глазго, для его творчества придумали совсем оригинальный термин «глазгский стиль». Что важно: все верно, все правильно – и то, и другое, и третье. Можно еще вспомнить, что он принадлежал в начале ХХ века к группе архитекторов и дизайнеров Европы, черпавших вдохновение в национальных традициях, Макинтош – в кельтской символике и шотландской замковой архитектуре, и критики говорили тогда, что «изысканный стиль проектов Макинтоша насквозь пронизан духом шотландской романтики».
Словом, этот «странный, но чертовски способный парень» прославил Шотландию и Глазго, как Антонио Гауди – Испанию и Барселону. Однако Гауди повезло: его «безумные» творческие идеи нашли поддержку у богатых меценатов, и прежде всего у миллионера и его друга Гуэля. Макинтош же в Глазго, еще в детстве утвердившись в своей любви к рисованию и проектированию домов и мебели, с 16 лет менял мастерскую за мастерской, предлагая свои «дурацкие и неуклюжие» эскизы и проекты, которые хозяева с насмешками отвергали, как несоответствующие концепту, а затем выпирали и автора. Но с шотландским упрямством парень продолжал рисовать свои затеи, а мебель делал сам. Задержался Чарльз надолго, работая стажером, лишь в архитектурной мастерской Джона Хатчинсона (именно там прослыв странным, но чертовски способным парнем), а потом, закончив Школу Искусств там же, в Глазго, ассистентом архитектора «пахал на контору», которая часто оставляла его имя за кадром проектов – без авторской подписи! Впрочем, узнать его почерк было уже нетрудно. А в 1890 году Чарльз Ренни получает персональный грант – стипендию, благодаря которой отправляется на изучение архитектуры в Италию и Францию. Свой первый проект он построил в 1893 году. Это была башня для здания «Глазго Геральд». Вот так он привлек к себе всеобщее внимание.
Слава на родине, как и положено в штампах-биографиях гениев, пришла к нему только после смерти. При жизни у него не было богатого друга Гуэля… Теперь Университет Глазго и Школа Искусств собрали коллекции творений Макинтоша и весьма гордятся ими. Знаменитая «Чайная» на Ингрем-стрит была разобрана и куплена Художественной галереей Глазго, там и сегодня можно увидеть тщательно восстановленную «Китайскую комнату». Даже «Чайная «Ива», измененная поначалу универмагом, который последним занимал это здание, была отреставрирована. Имя Макинтоша стало теперь символом большого бизнеса – один из его стульев не так давно был продан за 100000 фунтов! Создан даже «шрифт Макинтоша», самый, пожалуй, узнаваемый и популярный в мире дизайна.
Но вернемся к его жизни и творчеству. Легко увидеть, почему «модернисты» прославляли мастера и оглядывались на него весь век. Макинтош был трудолюбивым и талантливым художником, не всегда знавшим, куда идет. Следовательно, разнообразие его творчества и постоянные драматические изменения в стиле получались, судя по всему, случайно, в зависимости от его широкого видения пространства и искусства вообще. «Индивидуальный дизайн создается индивидуальностью для индивидуальности» – его незыблемый принцип, и поэтому все, что он создавал, было уникально. Но ведь это и есть основной творческий критерий модернистского искусства.
Конечно, свой наиболее внушительный вклад в искусство Чарльз Ренни Макинтош сделал в области архитектуры. В 1897 году, под маркой мастерской «Кэп энд Макинтош», художник, опять же впервые – сначала в проекте «Школа Искусств» в Глазго, а затем на практике (десять лет строительства!) – воплотил свою главную в жизни творческую идею о синтезе искусств. «Школа» стала главным его шедевром и, возможно, самым впечатляющим зданием в стиле Макинтоша, когда-либо построенным в Великобритании. А кстати, пока велась стройка, многие идеи Макинтоша были растасканы на цитаты и внедрены другими архитекторами по всей Европе, включая Россию, где художник побывал в 1906 году. Его «Школа» стала первым примером изобразительного дизайна, примером «свободного стиля в архитектуре», с множеством необычных деталей и странным парадоксом – сдержанное внешне здание оказалось максимально наполненным светом.
Однако стал ли бы Чарльз Ренни знаменитым, не будь рядом его жены Маргарет – большой вопрос. Она не только поддерживала и частенько сдерживала его (он слишком много пил..), но и была безупречным проводником его идей. Особенно это заметно в их совместно спроектированном и созданном доме (1900 год), также ставшем объектом подражаний и заимствований уже при их жизни. Элегантность дома уже стояла за чертой избыточных идей модерна и начинала то течение, тот стиль, который позже назовут «арт-деко». Атмосфера в доме была простой, спартанской, но очень чувственной по использованию цвета и линий, и на контрастах с белой гостиной, к примеру, Макинтоши сделали темную столовую с коричневыми обоями и темным деревом… Через несколько лет после этого сочетание «темного и светлого» стало главным в проектах интерьеров Макинтоша, как мужское и женское начало в искусстве.
Особенно активно художник использовал эти идеи в знаменитой серии «артистических чайных» Глазго, сочиненных для их подруги Кейт Крестон. В них появились гениальные трафаретные стенные росписи Макинтоша, изображавшие странных удлиненных женщин, переплетенных какими-то органическими формами, листьями, стеблями, стволами деревьев. Там же он применил много цветного стекла, вставляя его в стены, двери, камины, панно, и удивительные, вибрирующие роскошной цветовой гаммой, «светильники Макинтоша».
В этих чайных появилась и знаменитая мебель Макинтоша. Конечно, он делал ее и раньше, но теперь стулья (несколько вариантов) стали одним из самых незабываемых, потрясающих силуэтов в истории дизайна. Особенно запоминаются стулья с высокой спинкой – преувеличено вытянутой, что создает их очень эффектное присутствие в комнате, даже если на них никто не сидит! К тому же они создают в заполненном ресторане легкий открытый экран вокруг стола, как бы образуя комнату внутри комнаты.
В 1900-м году в компании друзей (знаменитая «Четверка»: Герберт Макнейр, Френсис и Маргарет Макдональд, позже его жена, и сам Чарльз Ренни) мастер принял участие в престижной, очень известной выставке Венского Сецессиона, после которой творчество самого Макинтоша оказало огромное влияние на «венский стиль» в дизайне. Собственно, как указано в справочниках по искусству, после этой выставки его и стали считать автором «модерна», от чего мастер категорически отрекался.
Конечно, описать все открытия, постройки и проекты Чарльза Ренни Макинтоша в коротком очерке просто невозможно, но было бы несправедливо обойти стороной его художественное наследие. Ведь Чарльз начинал свой творческий путь как превосходный рисовальщик, а последние четыре года жизни, полностью отойдя от проектирования и переехав во Францию, занимался исключительно живописью. Тем не менее, в акварельных рисунках и графических работах художника отчетливо слышны, как говорится, отзвуки его любимого прикладного искусства – архитектуры. Это те мотивы, которые так или иначе были уже отражены в его дизайне – красочные этюды цветов, растений, красивые легкие пейзажи.
Искусствоведы обнаружили грустную иронию в том, что живопись Макинтоша представляет собой присущее только ему превосходное выражение декоративной формы и использование линий и цвета. И хотя Макинтош, практически изгнанный из архитектуры (заказы после 1920 года перестали поступать совсем), сам принял очень болезненное, но осознанное и твердое решение отойти от любимого дела жизни, все же на духовном уровне он этого сделать не смог.
Духовная связь – сильная штука. Она не позволяет нам опуститься ниже уровня людей мыслящих и чувствующих, она заставляет человека что-то создавать, пробовать и менять в поисках себя, она, наконец, через произведения искусства связывает нас с эпохой, историей, культурой, Мастером.. Вы сидели когда-нибудь на стуле Макинтоша? Я только видел его в мюнхенской Пинакотеке, однако он, как и другая его мебель, поражает своей необычностью: перед вами сразу же возникает картина времен эпохи модерна и взлета искусства в начале прошлого века. Вот что такое духовная связь. Сейчас этот стул в музее, а тогда в диковинном интерьере «Чайной» работы Макинтоша на таких сидели – совершенно не заботясь о том, кто их сделал – «суровые» шотландцы, простые и великие, и, весело беседуя, попивали чай или запрокидывали в себя рюмки с элем. Подумать только! А гениальный проектировщик и дизайнер, человек, усадивший на свои стулья всю Европу, умер в Лондоне в невостребованности и бедности… Поистине sic transit gloria mundi – так проходит мирская слава.
Анатолий СИГАЛОВ, Германия