Былое и память

В этот миг могут вместиться несколько поколений нашей истории:

1. Военное – наши родители, уже прошлое.
2. Дети войны – мы, с пенсионным сроком свыше четверти века.
3. Наши дети – расцвет зрелого возраста.
4. Наши внуки – входят или вошли в зрелый возраст.
5. Наши правнуки – будущее (пока трудно предсказуемое).

Полноценной можно считать память о первом поколении. Конечно, будет еще появляться о нем дополнительная информация, но сегодня ее достаточно для понимания того, какая роль принадлежит этому поколению. Размышлениям о нем послужили два повода: подготовка к празднованию 80-летия Победы и статья Бориса Гулько «Оправдание поколения» («Кстати» №1397).

Соглашаясь в целом с позицией автора, хотелось бы отметить и затем развить несколько своих соображений. В статье отражены события первой половины прошлого века, хотя это поколение было активно и всю вторую половину. Выделена роль Сталина, но в обиходе чаще ощущали воздействие советской власти. Согласен со словами автора о цене победы, но мне кажется, что такова русская традиция. Лермонтов, «Бородино»: «Уж мы пойдем ломить стеною…» О маршале Жукове и говорить не надо. Примеры автора о том, как воевал его отец и как погибло три брата отца, позволили мне коснуться тех же событий на примерах близких людей. Одним из них был мой тесть, полковник Наум Исаакович Белянский. О своем отце я уже рассказывал (газета «Кстати» №1399).

Наума Исааковича я глубоко уважал и ощущал его как своего второго отца. Его преданность советской власти была искренной. Он всегда утверждал, что только при ней еврей мог стать полковником. Дополнительное доказательство: мой однокашник по Каспийскому высшему военно-морскому училищу, еврей, окончил флотскую службу в звании капитана первого ранга. А в середине нулевых мой приятель эмигрировал в Америку. Ежегодно он прилетает в Калининград на встречи с друзьями и солидарен со своими приятелями в Бруклине: «Мы в ту Америку не ходим». Так что он сохраняет российский патриотизм. Но все же он представитель второго поколения, которое заметно отличается от первого. Эти отличия можно без труда увидеть на примере жизненного пути Наума Исааковича.

Во время Гражданской войны его родители и родственники покинули Украину, где шли еврейские погромы, и с трудом и потерями добрались до Москвы, а часть из них – аж до Уругвая. Всю жизнь Наум Исаакович боялся разоблачения, указывая в анкетах, что родственников за границей не имеет. Свою трудовую деятельность он начал в московском райкоме комсомола. Был призван на флот, затем учился в военно-транспортной академии, где был одновременно и секретарем комитета комсомола. Вместе с инженерным дипломом Наум Исаакович получил диплом переводчика немецкого языка. Брат Семен его часто подкалывал, говоря, что этот успех определялся его идишем. Офицерскую службу Наум Исаакович начал в инженерном батальоне под Ленинградом в Больших Ижорах. Войну встретил заместителем комбата.

Жена и дочь отправились в эвакуацию на Урал. Там Софья Вениаминовна работала на химическом заводе.

До конца блокады Наум Исаакович воевал на Ленинградском фронте. Участвовал в высадке десанта на Невский пятачок, когда из шести шлюпок батальона вернулась лишь одна, в которой находился он. Был награжден медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Ленинграда», которыми гордился больше, чем всеми своими орденами (Красной Звезды, Отечественной войны, Красного Знамени, Ленина). Когда Наум Исаакович шел в город, он набирал кусочки хлеба и раздавал их по одному в руки, чтобы не навредить, голодным. Однажды он получил приказ установить пулеметное гнездо на куполе Исаакиевского собора. Настоятель попросил не делать этого, но за невыполнение приказа могли расстрелять. Наум Исаакович колебался. Через час приехал Жданов и отменил приказ.

После снятия блокады Наумa Исааковичa направили строить дорогу для Ялтинской конференции. Затем его строительство участвовало в восстановлении Севастополя. К нему приехали жена с дочерью, и жизнь наладилась. Во дворе их дома росло абрикосовое дерево, так что Вера до сих пор обожает абрикосы. Жила у них собака Альма, и Вера до сих пор считает себя собачницей (a я кошатник, тоже с детства. В нашем доме культ кота. Нынешний кот – преданный паж Веры, поэтому ему самое большое внимание и кормят его чаще, чем меня).

В 1948 году Наумa Исааковичa перевели в Лиепаю, а затем в Калининград (бывший Кёнигсберг). Кёнигсберг был разрушен на 97% ковровыми бомбардировками английской авиации в августе 1944 года и штурмом Красной армии 6–9 апреля 1945 года. Штурм – ожесточенные бои за город-крепость первой категории. Только за взятие форта номер пять звание героя Советского Союза получили 15 человек.

Во многих кварталах города расположены братские могилы, а в центре – мемориальный комплекс памяти 1200 гвардейцев. Он был построен первым в стране сразу после войны в ноябре 1945 г., еще в Кёнигсберге. По традиции каждый День Победы к нему направляется людской поток с цветами. Улицы и площади названы именами полководцев и офицеров, руководивших боями за город и область.

Еще много лет работы было непочатый край. Мы, курсанты Калининградского высшего военно-морского училища, расчищали городские развалины в середине 50-х годов. На третьем курсе, встречаясь с Верой, я познакомился с ее семьей, и Наум Исаакович произвел на меня глубокое впечатление своей доброжелательностью, вниманием, искренностью; это впечатление осталось со мной на всю жизнь. Они с моим отцом присутствовали на защите моей кандидатской диссертации и очень гордились мною. А когда мне присвоили звание профессора, он говорил, что всегда верил в меня, даже когда мою зарплату инженера цеха можно было бы рассматривать через лупу.

Пожалуй, его вера в меня началась еще после нашей встречи нового 1958 года в Калининграде, когда я курсантом из Баку прилетел в самоволку.  А новый 1960 год мы встречали с Верой и матросами в кубрике корабля и под звон курантов чокались вместо шампанского кружками с какао. Потом Вера пошла вверх по сопке в нашу комнату коммунальной квартиры жилого офицерского дома. Я остался дежурным по кораблю.

Cтроительство Наума Исааковича возвело значительную часть города, в том числе единственный бассейн (куда я водил маленького сына), штабы флота и авиации, восстановило областной драматический театр (за это он получил орден «Знак Почета»). Наум Исаакович pуководил калининградским отделением операции «Анадырь», отправляя загруженные суда на Кубу во время Карибского кризиса.

В построенном им доме для Атлантического института океанологии я со своей семьей получил квартиру на правах демобилизованного офицера по закону о сокращении 1,2 млн военнослужащих в 1960 году (хрущевский закон). В Светлогорске для военного санатория построили здания управления, бассейн, 6-этажный корпус для отдыхающих и дома для сотрудников, кинотеатр, ресторан и др. Горисполком в качестве премии подарил ему дом недалеко от моря, но Наум Исаакович превратил его в пансионат для своих сотрудников.

Его строительство не только строило, но и разрушало. По распоряжению партийного руководства они два года (1967–1969) взрывали развалины королевского замка, хотя можно было бы его восстановить, и был бы он украшением города, каким стал кафедральный собор с могилой Канта. После развала СССР много лет над кафедральным соборoм трудилась команда энтузиастов, несмотря на то что в успех верили немногие. К 90-м кафедральный собор стал крупным концертным залом с самым большим органом в Европе.

Наум Исаакович был начальником самого большого военно-морского строительства на флоте. Когда он подал в отставку в 66 лет, строительство разделили на три части, поставив на каждую полковника.

На гражданке Наум Исаакович сразу же создал специализированное строительство и возглавлял его еще восемь лет. Несколько сроков он был активным депутатом Калининградского горсовета.

Наум Исаакович oчень ценил свою благополучную семейную жизнь. Всегда проводил отпуск с нами в Светлогорске. Мы плавали вдоль буйков ограждения довольно далеко. Он любил рыбную ловлю. Однажды Наум Исаакович поймал треску весом более 9 килограммов, и когда он нес рыбину на плече, её хвост волочился по земле.

В нем успешно сосуществовали две натуры: требовательный командир для своих подчиненных и доброжелательный и заботливый отец семейства. После его смерти в 1995 годy собирались одну улицу Калининграда назвать именем Белянского, но не получилось: видно, время не то, да и заботы иные.

Их сын Юра родился через десять лет после Веры. Учился в нашем институте, все пять лет был комсоргом своей группы специальности автоматизация производственных процессов. Диплом писал под моим руководством и защитился на «хорошо». Его отец выразил мне свое возмущение этой оценкой. Я пытался объяснить, что защита – не только качество проекта, но и степень уверенности студента, а здесь оказалась небольшая слабинка, однако мои аргументы не были восприняты. Работа у Юры шла успешно, и скоро он стал главным энергетиком городского строительно-монтажного управления. В лихие 90-е СМУ не работало, и он стал индивидуальным предпринимателем: возил из Польши разные товары. В его семье родился сын Женя; сейчас он живет в Израиле. Юра скоропостижно скончался в 53 года за полгода до нашей эмиграции.

Софья Вениаминовна была заботливой женой, прекрасно готовила, создавала в доме уют и особенно трепетно относилась к внучке Марине. Водила ее в музыкальную школу, и именно она настояла на выборе Мариной своей профессии. Маленькую дочь я возил в коляске к бабушке через полгорода в любую погоду, а мы с Верой разбегались по работам: я – на завод, а она – в школу, учителем математики в старших классах. Да и когда водили Марину в садик, при любом заболевании – сразу к бабушке. Потом Марина вышла замуж за военно-морского офицера, уехала за ним на Север, оставив нам пятимесячную Таню, вернулась, когда его перевели в Калининград, родила Елену и co своим семейством поселилась у Белянских.

Необычным оказалось родственное переплетение: Наум Белянский женился на Соне Таллер, а его сестра Татьяна вышла замуж за брата Сони Зиновия Таллера. Татьяна родила двух дочерей, Марину и Юлю, и с их семьями уехала в Израиль в середине 90-х.

Интересным было мое общение с братьями Наума Исааковича. Илья работал таксистом в Майори, Латвия. Семен – часовщиком в Москве; войну прошел в литовском партизанском отряде под русской фамилией. Евреев в партизаны не брали. На День Победы в Литву съезжались бывшие партизаны, и он с обидой рассказывал нам, что награждали тех, кто хотя бы не сотрудничал с немцами.

Трагичная судьба была у брата Гриши. На войне он был летчиком-истребителем. Oднажды у него в бою заклинило пулеметы. Он вернулся на свой аэродром, и при посадке от удара об грунт пулеметы непроизвольно сработали. Погибло несколько человек обслуживающего персонала. Он получил большой срок. Узнав об этом, Наум Исаакович заявил, что нет у него такого брата. Прошло много лет, пока они снова стали общаться.

Подводя итоги, замечу, что целью моего повествования было не оправдание поколения, как у Бориса Гулько («Кстати» №1397). Вполне сознательно я отошел от подробностей описания характеров моих родственников, как близких, так и дальних, иначе пришлось бы создавать объемный роман (сагу). Моей задачей было показать, что жизнь можно описывать не только двумя красками – черной и белой, в ней весь спектр. Представленные здесь судьбы наших родственников можно рассматривать под различными ракурсами названного спектра: идеологического, национального, бытового и др. Все зависит от менталитета и позиции читателя. Не хочу быть истиной в последней инстанции, потому собственное мнение оставлю при себе. В своей жизни я бы не стал менять никаких событий.

Леонид МИХЛИН

Сан-Хосе