Бабушка

В конце 1920-х-начале 1930-х вся ее семья уехала в тогда еще подмандатную Палестину – отец, мать, пятеро братьев и сестер. В СССР остались только она и два старших брата, один в Литве, другой в Белоруссии.

Литовский брат со всей семьей исчез бесследно во время Катастрофы. Белорусский брат погиб на фронте. Муж ее, мой дедушка, пропал без вести под Москвой. Во время эвакуации потерялась ее старшая дочь и нашлась только два года спустя.

Она пережила и погромы гражданской, и ужасы Отечественной, и дело Еврейского комитета, и дело врачей, и еще много всяких страшных дел. Пережила, поставила на ноги троих детей, дожила до оттепели, дожила до 1970-х, когда железный занавес слегка приподнялся, и под ним можно было проползти, сбежать. Но она так и не решилась уехать в Израиль, хотя всю жизнь мечтала. В том числе и потому не решилась, что до последнего дня своего верила, что пропавший без вести муж найдется.

Всем, что во мне есть еврейского, я обязана ей. Запуганная до смерти погромами, репрессиями, антисемитизмом, она не решалась говорить о своем еврействе открыто, но смотреть, как уходят, забываются, вымываются язык, культура, история, память тоже не могла.

И она нашла выход. Каждый песах (еврейскую пасху) мы отмечали день рождения дяди Аркадия, странного родственника, который всем тортам и пирожным предпочитал сухую безвкусную мацу.

Каждую Хануку мы праздновали день рождения тети Розы, зажигая имениннице только одну свечку, и на не торте, а на красивом девятируком подсвечнике.

В титрах каждого фильма, который мы изредка смотрели вместе, подсчитывалось количество еврейских фамилий. Количество фамилий подсчитывалось и на олимпиадах, и среди лауреатов ленинских и прочих премий. В детстве и юности это раздражало меня чрезвычайно, до бешенства. Сегодня я вспоминаю об этом с жалостью, пониманием и любовью.

Все ее дети, внуки и правнуки, и даже праправнуки живут сегодня в Израиле. Мне кажется, это лучшее, что мы могли сделать в ее память.

Ольга Кромер