Александр Свердлов, хранитель памяти о Катастрофе
Номер #806 Холокост – незаживающая рана нашего народа… Историки Холокоста выделяют три большие группы людей в годы Второй мировой войны: жертвы, преступники и зрители. Есть и четвертая – Праведники Мира, спасавшие евреев во время Катастрофы. Эта группа в сравнении с первыми тремя очень невелика, но без этих людей картина трагедии была бы совершенно иной. Пишущие […]
Номер #806
Холокост – незаживающая рана нашего народа…
Историки Холокоста выделяют три большие группы людей в годы Второй мировой войны: жертвы, преступники и зрители. Есть и четвертая – Праведники Мира, спасавшие евреев во время Катастрофы. Эта группа в сравнении с первыми тремя очень невелика, но без этих людей картина трагедии была бы совершенно иной. Пишущие о Холокосте – ещё одна категория, которая вносила и вносит очень важный вклад в сохранение памяти о Катастрофе.
Один из таких людей – Александр Свердлов, живущий в Нью-Йорке. Он человек настолько целеустремлённый, что, находясь в отказе, перевёл на русский язык пронзительную и изобличающую нацизм книгу Жана Франсуа Штейнера «Треблинка». У меня перевернулась душа, когда я прочитал «Треблинку» в его переводе. Я ощутил едва ли не физически дыхание истории. Тягостным, горьким было восприятие страданий и героизма нашего народа.
K книге мы ещё вернёмся, а пока – несколько слов о пройденном Александром непростом жизненном пути. Мы с ним несколько раз подолгу беседовали по телефону, он рассказывал мне о своей жизни.
Он родился 19 августа 1937 года в Ленинграде, в семье врачей. В июне 1941 года мирное время было взорвано, и очень скоро гитлеровские войска оказались в опасной близости от Ленинграда. Отец Алика попал на фронт, а малыш с мамой были эвакуированы в город Галич Костромской обл., а оттуда – в Ялуторовск Тюменской области. Туда были эвакуированы и семьи членов Ленинградского обкома партии. Именно с той поры в обострённое войной сознание ребёнка вошло понимание того, что все люди равны, но есть кто-то «равнее». Семья очень скромно жила на офицерский паёк отца, игрушек не было. Это было резким диссонансом с протекавшей за забором жизнью семьи первого секретаря Ленинградского обкома Попкова. Если все жили в старых, покосившихся деревянных бараках, разделённых занавесками, то семья Попковых – в отдельном доме. Одно из самых ярких детских воспоминаний Алика – игравший со своей красной пожарной машинкой сын Попкова, прогонявший сбегавшихся посмотреть на диковинную игрушку детей. Он не только кричал: «Вам нельзя на это смотреть», но ещё и швырял в них куски хлеба с маслом, неизвестного многим из них лакомства. Сам Алик впервые попробовал вкус сливочного масла в 1944 г., когд,а после снятия блокады, отца отпустили на несколько дней в отпуск, и он приехал к семье в Ялуторовск.
Немного отклонимся от основной темы, и скажем о малоизвестных, на протяжении многих лет тщательно скрывавшихся фактах. Финны регулярно пропускали через свою территорию и линию фронта посылки шведского Красного Креста, предназначенные для ленинградских детей, которые почему-то из Ленинграда партийным руководством перенаправлялись в Ялуторовск. Ленинградским деткам они не доставались. Мало кому известно, что в 1941 г. финны вернув себе территорию, оккупированную Красной Армии в 1940 г., дальше не пошли. Фронт стоял неподвижно годами, там вяло постреливали, однако серьёзных боёв не было. Но самым удивительным для меня был тот факт, что на территории Финляндии, несмотря на присутствие гитлеровских войск, не пострадал ни один еврей. Когда Гитлер потребовал от Маннергейма депортировать всех евреев, тот ответил жёстко и однозначно: «Если пострадает хоть один финский еврей, Финляндия выйдет из войны». Алик вспоминал рассказ отца, участника финской кампании 1940 г., о том, как финны отпускали пленных обмороженных или легко раненных евреев – красноармейцев по субботам в семьи финских евреев, чтобы они могли справить шабат. После победы их «нежно» приняли в свои «заботливые» объятия сибирские лагеря.
Другой интересный факт: микробиолог академик Владимир Ильич Иоффе вспоминал, как в декабре 1941 учёных собрали в Смольном для обсуждения угрозы применения немцами бактериологического оружия. После встречи всех угостили свежей клубникой со сливкамию Напоминаю: дело было в блокадном Ленинграде в декабре 1941 г., когда ленинградские дети получали 125 гр. хлеба с отрубями в сутки. Всех предупредили: «Кушать здесь, домой ничего не брать, будем проверять». Опять же: все люди равны, но кто-то «равнее».
После войны отец рассказал о трагической судьбе двоюродной сестры Алика и его тёти, которые накануне войны отправились на Украину. Городок, куда они приехали, находился в полосе наступления армии, в которой он служил, и отцу разрешили проведать родственников или хотя бы узнать об их судьбе. Он уже знал о тотальном уничтожении евреев гитлеровскими нелюдями, знал, что родным не удалось эвакуироваться, но вдруг… Надежда умирает последней. Ему дали машину с шофёром – и через час он был на месте. Все родственники были убиты, а соседи рассказали ему, что некий Васька указал немцам на его тётку с четырьмя детьми и ещё одну женщину с двумя детьми как на жён командиров Красной Армии. Фашисты тут же, у дороги, живыми закопали их в землю. Вернувшись в часть, отец мрачно молчал, никому ничего не говорил, но шофёр обо всём рассказал, и реакция была моментальной. Солдаты из роты выздоравливавших поехали в тот городок, а вернувшись, сказали отцу: «Васька уже никого никогда не предаст…» И сегодня у Александра Семёновича душа переворачивается, когда он видит, как топчут память о солдатах, погибших в той страшной бойне, как всё чаще появляются на улицах России портреты Сталина, загубившего десятки миллионов людей. Как в стране, победившей фашизм, последыши Гитлера маршируют по улицам городов, выкрикивая фашистские лозунги и публично празднуя день рождения бесноватого фюрера.
1954 год, школа окончена. Время было трудное, а для евреев – особенно. Незадолго до этого нтисемитские акции следовали одна за другой… Разнузданная антисемитская кампания в печати нагнетала «гнев народный», от которого должна была «спасти» депортация евреев на Дальний Восток. К счастью, смерть Сталина не позволила этим планам осуществиться.
На филфак университета, о котором Алик мечтал с детства, дорога оказалась закрытой – помешал пресловутый «пятый пункт»… Кроме литературы, юношу влекло море, но в Высшее военно-морское училище им. Дзержинского его не приняли по той же причине. Пришлось поступать в Кораблестроительный институт, так называемую «корабелку», которую окончил в 1960 г. Учился легко, группа была дружной, и никогда ни от кого в институте он не слышал гнусной оскорбительной клички «жид».
В тот период к нему пришло осознание того, что идеи интернационализма, равенства людей, братства народов, к которым так назойливо приучала система – блеф властей, обман. Что эти понятия не соответствуют советской реальности. Впереди ещё было разочарование в прививаемых догмах о социальной справедливости, презрения к роскоши, карьеризму, лицемерию – они совершенно не сочетались с происходящим в окружающей жизни. Алик, как и миллионы соотечественников, оказался не в состоянии вписаться в существовавшую в стране систему тотальной лжи и единомыслия.
Первые пять лет работал в ЦКБ «Рубин», специализировавшемся на проектировании подводных лодок. Александр занимался системами кондиционирования и водоснабжения на подлодках. Потом – проектированием чистых комнат. Это специфические помещения, предназначенные для проведения сверхтонких операций, к которым предъявляются особые требования по запылённости и влажности. Работа была увлекательной, доставляла удовлетворение. Начал работать над диссертацией, тема которой касалась волокнистых фильтров, улавливающих пылинки размером в долю микрона. Увы, начальник, не имевший никакого отношения к работе над темой, с которым Алик откровенно делился всеми перипетиями исследований, нагло и бесцеремонно присвоил его работу и защитился сам. Свердлов икому жаловаться не стал. Душевная боль и горечь были столь сильны, что он без колебаний пришло решение уволиться. Ушёл на другое предприятие, где проработал до 1976 года, пока не подал заявление на выезд. Решение уехать было принято всей семьёй – болотная вязкость брежневских времён подавляла, и совершенно не хотелось, чтобы дети жили той же серой жизнью, которую прожил он сам.
Из ОВИРа пришёл отказ, поскольку Александр Семёнович бывал на базах подлодок. Отказ был прогнозируем, хотя повод был явно надуманным – ведь к тому времени разрешающая способность аппаратуры, установленной на спутниках, позволяла безошибочно определять не только места базирования, но и местонахождение подводных лодок в океане, так что эти данные были секретом лишь для советских людей.
Унизительный отказ длился долгих одиннадцать лет. Все эти годы Александр настойчиво учил английский. Читатель постарше помнит, что система обучения иностранным языкам в СССР была аховой: в школе мы язык «проходили», в институте сдавали знаки. Отказники пошли другим путём – они учили английский по книгам и газетам на «вражьем» языке. Поскольку в те времена англоязычной прессы и литературы было очень мало, люди обменивались попадавшими к ним материалами. Именно так к нему попала «Треблинка» Жана Франсуа Штейнера, рассказавшая об ужасах концлагерного существования и массового уничтожении нацистами сотен тысяч людей. Книга так потрясла, что тут же захотелось перевести её на русский язык. Женщина, учившая их английскому языку, и ещё один «отказник» также стали работать над переводом. Берясь за работу, они не подозревали, что переводчик – это ломовая лошадь, тянущая воз в гору. Разделили книгу на три части, и началась бурная пора. Алик писал, делал перерыв, перечитывал написанное, снова садился к столу, правил, переписывал. Упорства и целеустремлённости хватало. Вскоре выяснилось, что учительница переводила безобразно, пропускала целые страницы, если их текст был ей непонятен. Алику пришлось перевести её часть. Несмотря на «заботливое» внимание к жизни отказников со стороны «соответствующих органов», работу удалось благополучно завершить. Перевод оказался столь удачным, что книга стала буквально бестселлером, если можно так выразиться в данном случае: она ходила по рукам в самиздате.
Каждый человек мечтает о своём главном деле жизни, но не всякому, даже очень удачливому, удаётся его найти. Александру Семёновичу – удалось. «Треблинка» в его переводе – книга потрясающей силы
Время шло, жизнь начала меняться. Понемногу людей стали выпускать. Александра Семёновича, наконец, вызвали в ОВИР, и молодой человек с гладкой лощеной физиономией и холодными беспощадными глазами функционера «конторы», произнёс такие долгожданные слова: «Вам разрешается выезд из Советского Союза». Всё было хорошо, но книгу вывезти не позволили. Оставлял её – как от сердца отрывал. Привезли её только в 90-х годах, причём с потерянными большими фрагментами третьей части, которые ему также пришлось переводить. Но это будет позже, а пока что лихорадочно готовились к отъезду, который состоялся 20 декабря 1987 г.
Долгожданная Вена встретила тёплой погодой, под стать настроению. Месяцы, проведенные в австрийской столице, запомнилась несколькими моментами. Когда проходил интервью в ХИАСе, Александр Семёнович сказал, что знает не только английский, но и немецкий, и ему тут же предложили работу переводчика с зарплатой 3 дол. в час. Огромные деньги для нищего эмигранта. Ведь советская власть, «любезно» выпуская людей, обдирала их, как липку, и выпускала, по сути, нищими.
По роду своей деятельности Свердлову приходилось ездить в разные учреждения. В одном из госпиталей Вены лежала женщина с инсультом. Бывшая узница гетто, она, слыша немецкую речь, считала, что оказалась среди палачей. Приходила в ярость, называла всех фашистами, швыряла в сестёр горшки, отказывалась от еды и т. д. Было ясно, что её пребывание в госпитале только вредит здоровью больной; встал вопрос о выписке. Руководство госпиталя считало, что русскоязычная среда будет ей полезна, и предложило лечить больную дома. Но дочь не хотела её забирать, и только когда Александр Семёнович, якобы переводя доктора, сказал, что, если она не заберёт мать, то ту выпишут с диагнозом «психическое расстройство», с которым в Америку не примут, дочь пошла на попятный. Вопрос решился, а в домашней обстановке, под присмотром приходящего медперсонала, выздоровление действительно последовало довольно быстро. Другой эпизод – ХИАС всячески помогал эмигрантам, оплачивал их расходы, организовывал экскурсии и развлечения. На экскурсию в Маутхаузен никто из наших ехать не пожелал – экскурсия стоила 6 долларов, а за эти деньги можно было купить туфли. Поехали лишь семья Свердловых и 32 еврея из Ирана. Очень экзотичные люди – специально для них писали объявления типа: умываться из унитаза нельзя. В пути Александр начал рассказывать им о Холокосте, но буквально через 10 минут они попросили его остановиться и включить музыку – тема не интересна. По приезде в концлагерь эти дети природы были не в состоянии понять трагичность места, где они оказались. Веселились, с хохотом ложились на носилки у печи крематория. На кладбище дружно помолились, а затем веселье возобновилось: стали бегать, гоготать, играть в снежки…
28 марта 1988 г., наконец, – в Америке. Александр Семёнович уже через неделю получил первую работу. На интервью его спросили, почему он, инженер с 30-летним стажем, идёт работать чертёжником. Ответил: «Хочу стоять на своих ногах, а не получать велфэр». А уже спустя три месяца работал инженером по проектированию систем кондиционирования. Пришлось многое познавать заново, поскольку столкнулся с иными принципами расчётов, иными требованиями к качеству очищенного воздуха. С компьютером плотно начал работать в 1991 году. После нескольких лекций – самостоятельно «в бой». Жизнь наладилась, но вскоре, как гром среди ясного неба – операция на сердце, поставили четыре байпаса. Затем последовало сокращение, новую работу нашёл только через девять месяцев: стал инспектором по жилью. На пенсию вышел в 2004 году после 12 лет работы в городской администрации.
Сегодня он работает в газете, разъясняя читателям их права в вопросах проживания. Жена, тоже из «корабелки», в России была программистом. В Америке трудилась в маленькой компании, учила новые компьютерные языки. Вскоре устроилась в крупную страховую компанию, где и сейчас работает менеджером. Старшая дочь Катя прибыла в Америку 12-летним ребёнком. На учёбу в частной школе денег не было, а девочка оказалась очень способной. На конкурсе при поступлении в престижную частную школу она выбрала тему сочинения «С кем из современных знаменитых людей ты хотел бы поменяться местами?». Написала: «С Горбачёвым». Александр был расстроен: как его дочь могла выбрать коммуниста? Тем не менее, сочинение очень понравилось, и перед нею не только открыли двери учебного заведения, но и дали грант, а затем вообще освободили от платы за учёбу. Она окончила Корнельский университет, много лет работала в крупной компании на Уолл-стрите, выросла до вице-президента, но потом резко развернула курс своего корабля и стала адвокатом по брошенным детям. Младшая дочь Рита занимается оccupational therapy – восстановлениемлюдей, перенесших болезнь Альцгеймера, инсульты, инфаркты и т.п.
Прибыв в Америку, Александр Семёнович решил издать переведенную, по сути, им самим книгу и связался с наследниками автора, Жана Франсуа Штейнера, которого к тому времени уже не было в живых. Наследники, несмотря на то, что намерения у Александра были самые благие, потребовали за издание 25000 долларов плюс оплату французского переводчика. Это были невероятные деньги. Свердлов попробовал переговорить с ними о доступной сумме, но из этого ничего не получилось. Они, правда, снизили требования до 10 000 долларов, но и таких денег не было. Тогда он решил издать 100 экземпляров книги и распространить её бесплатно, что и было сделано. Повторюсь: книга получилась потрясающей силы, у меня перехватывало дыхание, когда я её читал.
Ленинградский друг рассказал Свердлову о голливудском кинофильме «Побег из Собибора». Александр Семёнович просмотрел его, фильм понравился. Свердлов решил ознакомиться с первоисточником – книгой «Побег из Собибора». Начал читать – и захлестнули чувства, переживания. Сравнивая ленту с книгой, пришёл к выводу: фильм неплохой, но дух книги, увы, не сохранён. Книга гораздо мощнее, ярче. Решил переводить ее. Решение укрепилось когда узнал, что «Побег из Собибора» на русский язык не переводили. Связался с автором книги Ричардом Рашке (тем самым, что был приглашён свидетелем по делу фашистского палача Демьянюка), с легендарным Давидом Зильберманом… Впрочем, об этом – в следующем очерке: невозможно включить всю информацию в один материал. А писать необходимо. Ведь сегодня в Нью-Йорке, рядом с уничтоженными арабскими террористами «близнецами» – символом Америки, строится мечеть. Большее кощунство трудно представить. Это почти то же самое, что в Освенциме поставить памятник бесноватому фюреру.
В заключение хочу привести фразу из романа Анатолия Рыбакова «Тяжёлый песок»: «Всё прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда». Пусть же воздастся палачам сполна. И – нижайший поклон людям, делающим всё от них зависящее для сохранения памяти о Холокосте в сердцах поколений.