Ах, Одесса! Ах, Привоз!

Мужик он был видный – кряжистый, рыжий, с обильной растительностью на теле. Волосы торчали из-под ворота его рубашки и из подкатанных рукавов, как высохшая на солнце трава, некогда буйная, но потерявшая от безводья свою свежесть и оттого похожая цветом на банную мочалку. И Гришкиного папашу на Молдаванке хорошо знали. А все почему? Рубальщик.

Вообще, в Одессе всегда считалось хорошим тоном покупать мясо у своего мясника и водить знакомство с приличным ювелиром. Нет, то есть не всем, конечно, ювелир был нужен в повседневной жизни и далеко не каждый мог себе позволить свежую голяжку с базара на холодец. Это определенно. Однако тому, кто имел на работе хоть какой-нибудь доход помимо зарплаты, или, как его называли в Одессе, навар, очень даже необходимо было знаться с такими полезными людьми. Нужными знакомствами на Молдаванке не пренебрегали, и пусть здесь, в некогда бандитском райончике, жили вроде как строители светлого коммунистического будущего, а не старорежимный разномастный криминал, гешефт они умели делать не хуже, чем говорить о том самом строительстве. И Привоз зачастую был именно тем местом, где этот навар получался хорошо. А у некоторых оборотистых граждан особенно хорошо. Как, например, у товарища Пилермана, которого советская власть в годы нэпа послала заведующим на важный участок социалистической торговли – на рынок Привоз.

Привоз в Одессе – это своего рода святилище. Любого поведут посмотреть на главную достопримечательность города, на Оперный театр, и обязательно отправят на Привоз – такую же одесскую жемчужину.

Да, его не строили, как Оперный, знаменитые архитекторы – австрийцы Фельнер и Гельмер, но любому отрадно лицезреть продуктовое великолепие, без которого немыслима жизнь для тех, кто его понимает. К счастью, во времена моего детства над Привозом еще не измывались перестройками и перепланировками. И хотя некоторые изменения его неизбежно коснулись, все же сохранились нетронутыми и павильоны с лепными надписями «Пассажъ» еще с соблюдением дореволюционной грамматики, и даже рыбный ряд с мраморными столами и стоками для воды на цементных полах. Ах, как там пахло свежей рыбой! Утренний улов к столу – что может быть лучше? Правда, отправляться за продуктами на Привоз мне еще срок не пришел, а вот для поисков клада время наступило вполне подходящее. И надоумил меня тот самый мой дворовый приятель Гришка. Ребенок с Молдаванки – чтобы он чего-нибудь не знал?

Историей, услышанной им от отца-рубальщика в хмельных посиделках того с приятелями, Гришка как-то поделился со мной.

– Где-то на Привозе он все и заховал, – резюмировал Гришка, поведав мне о сокровищах Яши Пилермана. По его словам выходило, что денег у того водилось немерено, а дома их хранить он опасался.

– Представляешь, – от возбуждения Гришка даже покраснел, – золотые монеты, драгоценности. Дядя Лева, батин друг со Степовой, божился, что Яшка даже валюту имел, ну, там, доллары всякие.

Как этот загадочный человек настолько разбогател? Ни я, ни Гришка таким вопросом не задавались. Уверенность в том, что именно нам могут достаться несметные сокровища, спрятанные оборотистым дельцом, уже зажглась в его и в моих детских фантазиях, как вифлеемская звезда. Да и на Привозе Гришка бывал уже не раз – даром, что ли, его папаша там работал? Это уже потом я узнал о Пилермане побольше, жадно впитывая дворовые мифы и легенды, словно предчувствуя, что когда-нибудь о них напишу.

А Яшу Пилермана помнили не только на Молдаванке. Вся Одесса перед войной о нем перешептывалась. Да и было о чем. Как он, сподвижник Мишки Япончика, сподобился стать заведующим Привоза, для многих оставалось загадкой: советская власть в городе не либеральничала. Однако факт остается фактом, и, получив назначение, товарищ Пилерман активно включился в созидание светлого социалистического будущего. В Одессе во времена нэпа наступили воистину золотые денечки после революционных потрясений и хаоса Гражданской войны. Вымершие некогда Новый базар и Привоз опять наполнились традиционным для них изобилием. Там вдруг появилось все: и домашняя колбаса с чесноком, доводившая до головокружения аппетитным ароматом, и брынза, нежнейшая, как прикосновение женской руки, и тающая во рту буженина. А фрукты! Их горы, будто вываленные с полотен фламандских живописцев сюда, на грубые дощатые прилавки, источали живительный аромат благодатной свежести. И такие же роскошные натюрморты завораживали взор одесситов и в мясном ряду, и в рыбном…

И на Яшу Пилермана они тоже произвели должное впечатление, а вскоре каждый участник созидания этого гастрономического праздника жизни уже платил дань новому начальству. А тот неразумный, который сомневался в необходимости, как говорили в Одессе, отстегивать за место на прилавке и за надзор над базарной шантрапой, чтобы те не донимали, имел дело с Яшиными подручными, которые когда-то ходили в подручных у Мишки Япончика. И всех все устраивало: горожан, никогда не отличавшихся тягой к социальной справедливости, торговцев, среди которых было немало перекупщиков, и тех блюстителей порядка, что кормились из рук Пилермана.

Чекисты на Яшину голову свалились негаданно. Прибыли аж из Москвы, но и об их приезде ему шепнули. Сборы были поспешные. Однако отчаянная попытка сбежать в Румынию на рыбацкой фелюге бывшему начальнику одесского продуктового Клондайка не удалась. Удача изменила Яше Пилерману, как дешевая шалава с Привозной. И добра при нем оказалось маловато для фигуры его калибра – лишь небольшой чемоданчик с золотом, драгоценностями и валютой. Понимая, что ему грозит расстрел, Яша пытался сторговаться и за свою жизнь пообещал указать, где на Привозе спрятал ценности, во много раз превосходившие содержимое заветного чемоданчика. Но и здесь его ждало фиаско – смертный приговор привели в исполнение. Тело отдали скорбящим родственникам, и те похоронили его на Втором еврейском кладбище, что на Люстдорфской дороге.

Всех подробностей Яшиной судьбы мы с Гришкой, безусловно, тогда не знали, но, вдохновленные сведениями, а больше байками от дяди Левы со Степовой, несколько дней тщательно обследовали Привоз. Приходили туда после школы, благо от Госпитальной он близко, и бродили там, высматривая подходящее место для тайника, выбранного пройдохой заведующим Яковом Пилерманом. В одну из таких прогулок нас и застукал Гришкин папаша.

– Ну и какого рожна вы здесь ошиваетесь, охламоны? – поинтересовался он.

Отпираться было бесполезно. Услышав о целях нашего нахождения на базаре, он долго смеялся:

– До вас, голубчики, все перекопали. Сначала милиция, а потом такие же, как вы, идиеты. И чердаки в павильонах облазили. Обшарили что можно и нельзя. Уже, считай, сорок лет Яшкино золото ищут…

Виктор БЕРДНИК