Как остаться человеком

Время послевоенное. Один из главных героев, адмирал в отставке, прошедший всю войну, сидит за накрытым в его честь столом. Какой-то гость начинает громко рассуждать о том, как он ненавидит немецкий народ и как надо прекратить кормить немецких пленных. Адмирал, воевавший с фашистами еще в Испании, спрашивает у этого оратора:

– Вы войну где провели, в Ташкенте?

– В Новосибирске, – отвечает гость.

– Оно и видно, – замечает адмирал. – Накопленная в вас ненависть не реализована.

Я очень часто вспоминаю эту сцену, когда заходит речь о наших, израильских войнах. Давно заметила: чем дальше отстоит человек от войны, тем легче ему быть кровожадным. Очень легко требовать убить, уничтожить, разрушить, сравнять с землей, когда это не касается напрямую ни тебя, ни твоих близких, когда убивать и разрушать будет кто-то другой. Дело тут не только в страхе за жизнь близких. Война – это не только о том, что можно погибнуть. Это еще и о том, что приходится убивать. И это, может быть, даже ещё страшнее, чем быть убитым.

Фантастическое мужество нашей армии, наших солдат, спасших страну от катастрофы, от исчезновения, дорого заплативших за провалы политической и армейской верхушки, совсем не означает, что война даётся им легко. Что она не будет преследовать их ещё очень долго, а некоторых – всегда. Что они не будут годами вскакивать по ночам и искать автомат, падать на землю при каждом громком звуке, видеть во сне взрывы и впадать в паническую атаку от запаха паленого. Убивать, даже в самой справедливой, самой оправданной, самой оборонительной войне противно человеческой природе. Человеку, прошедшему войну, необходимо принять то, что он сделал, что он видел, примирить самого себя на войне с самим собой мирного времени.

Немалая часть израильской военной элиты, выйдя в отставку, занимают позиции на левом и очень левом политическом фланге. Мне кажется, именно в такой попытке примирения с самими собой. В попытке доказать самим себе, что они все еще остаются людьми, для которых человеческая жизнь имеет высшую ценность. Это очень понятное, естественное желание. Такая сверхгуманность, которая как бы компенсирует прежние, военные действия. Иногда в этом стремлении они забывают о том, что в израильской армии тоже воюют люди, что их жизни важны и ценны не менее, чем жизни тех, против кого они воюют. И это все еще понятная, хотя и печальная забывчивость. Очень важно и хорошо, что все это есть, поскольку именно это, мне кажется, позволяет нам оставаться людьми в тех практически беспрерывных войнах, которые ведет наша страна все время своего существования.

Но иногда, в стремлении навязать стране свой свежеприобретенный пацифизм, такие люди перестают различать добро и зло, перестают слышать самих себя. Им кажется, что в борьбе за то, что видится им единственно правильным, все средства хороши. Вот беседует с журналистом бывший начальник израильского Генштаба и заявляет, что израильская армия осуществляет этнические чистки в Газе. Журналист зачитывает ему классическое, ООНовское определение этнических чисток: “Последовательное целенаправленное уничтожение гражданского населения по принципу этнической принадлежности”. Зачитав это определение, журналист спрашивает генерала в отставке:

– Наша армия делает это?

– Нет, – говорит генерал, потому что врать напрямую ему неловко. – Этого она не делает. Но у меня другое определение, что такое этнические чистки. Дома мы разрушаем? Население изгоняем из определенных районов, пусть временно? Для меня это и есть этническая чистка.

Вред, нанесенный стране этим его высказыванием, переоценить трудно. Колоссальный вред, который еще долго будет нам аукаться. Никакое боевое прошлое, никакое желание примириться с этим прошлым, никакая попытка личного самооправдания его не извиняют.

Но проблема остается: как людям, чья профессиональная жизнь состояла из циклической триады – подготовка к войне-война-анализ результатов, справиться с выходом из этого цикла? Справиться без того, чтобы нанести своей стране трудно поправимый урон.

О. Кромер