Лживая правда

Жанна д’Арк прогрессивного» движения

Первая декада октября – Нобелевская страда. В этой связи не грех вспомнить об одном из самых примечательных лауреатов Нобелевской премии мира, чья кандидатура наглядно иллюстрирует глубину нравственного оскудения западного общества. Скажи мне, кто твой кумир, и я скажу тебе, кто ты!

Одной из наиболее примечательных вех перманентной кампании мобилизации левой интеллигенции под знаменем политкорректности явилась проведенная в середине последнего десятилетия XX века демонстрация большой группы студентов и преподавателей Стэнфордского университета под лозунгом “Долой западную культуру!” (Hey, hey, ho, ho, Western Culture’s got to go!)

Администрация университета, от всей души разделяя прогрессивные умонастроения демонстрантов, поспешила удовлетворить их требование расширить обязательный курс истории западной цивилизации, пополнив его именами виднейших представителей культуры Третьего мира. Пришлось аристотелям и всяким прочим шекспирам потесниться, чтобы освободить место на Олимпе для новой когорты литературно-интеллектуальных исполинов, среди которых особо почетное место занимала Ригоберта Менчу.

Эта гватемальская индианка выпустила в 1983 году автобиографию под названием “Я, Ригоберта Менчу”, которая принесла ей всемирную славу, а спустя 9 лет, в связи с пятисотлетием открытия Колумбом Америки, – и высший знак общественного признания – Нобелевскую премию мира. Автобиография Ригоберты Менчу стала самым влиятельным социальным трактатом современности.

Ее благоговейно изучают американские студенты и школьники, по ней написано 15 тысяч ученых диссертаций, ее автор увенчан званием почетного доктора наук 14 престижных университетов и повсеместно признан выдающейся международной фигурой, рупором прогрессивной общественности, непререкаемым арбитром во всех вопросах социальной справедливости и мира. Организация Объединенных Наций назначила ее своим «послом доброй воли» и специальным ходатаем по делам коренных народов.

 

Хождение по мукам

Нельзя без содрогания читать автобиографию лауреата Нобелевской премии, ужасны страдания, выпавшие на ее долю. Ригоберта Менчу выросла в бедной семье крестьян-индейцев из племени майя-киче. Ее детство протекало на фоне непрерывной отчаянной борьбы семьи Менчу и других соплеменников против хозяев Гватемалы – потомков испанских конквистадоров по прозванию “ладиносы”, стремившихся вытеснить крестьян из числа коренных жителей с обрабатываемых ими земель, которые официально числятся ничейными.

Ригоберта росла неграмотной. Ее отец Висенте не мог позволить себе дать дочери образование – это было ему не по карману, да к тому же ее помощь нужна была отцу на полевых работах. Более того, он опасался, что в школе ее распропагандируют и настроят против собственного народа. И вообще, Висенте не до таких мелких забот. Он отчаянно сражается с богатыми ладиносами за клочок земли, без которого ему никак не прокормить семью. Безземельные Менчу бьются в такой страшной нужде, что брат Ригоберты умирает от голода на руках безутешной сестры.

Наконец, осознав свои классовые интересы, Висенте Менчу организует движение коллективного сопротивления под названием “Комитет крестьянского единства”. Его цель – отстаивать законные земельные интересы коренного населения, отбивая посягательства со стороны угнетателей-ладиносов. Дочь основателя движения становится политическим агитатором и организатором. На помощь борцам за интересы народа приходит вооруженная революционная организация – “Партизанская армия бедноты”.

У крестьян впервые появляется шанс на успех в борьбе за торжество своего дела. Но коварные потомки испанских завоевателей призывают на помощь славящиеся своей жестокостью силы безопасности Гватемалы, чтобы подавить восстание и сохранить в неприкосновенности реакционный статус-кво с его вопиющей социальной несправедливостью. Висенте погибает смертью храбрых в борьбе с угнетателями и их приспешниками, его жену насилуют и убивают, его другого сына сжигают заживо на глазах у обезумевших родных.

Однако перенесшая такие страдания Ригоберта Менчу не стремится вызвать к себе сочувствие. Цель мужественной женщины выше – привлечь внимание мировой общественности к бедствиям своего народа. В ее глазах трагедия семьи Менчу символизирует тяготы и страдания, выпавшие на долю всей гватемальской бедноты. “Моя биография – это горькая судьба всего народа”, – пишет она. Это призыв ко всем людям доброй воли помочь благородным, но беззащитным коренным жителям Гватемалы (и других стран Третьего мира) в борьбе за свои права, попранные колонизаторами прошлого и империалистами сегодняшнего дня.

Трудно удержаться от слез, внимая таким горестным рассказам, взирая на такую самоотверженность и благородство. Какое нечеловеческое мужество нужно было, чтобы вынести это хождение по мукам и не сойти с ума от горя?! Однако не торопитесь давать волю своим чувствам, повремените с восторгами преклонения перед высоким подвигом доблестной индианки. Ибо автобиография Ригоберты Менчу придумана с первого до последнего слова.

 

Нагромождение лжи

На беду новой львицы прогрессивного света в числе ее восторженных поклонников оказался известный американский антрополог Дэвид Столл, крупный специалист по Гватемале. Задумав написать биографию своей героини, ученый отправился к ней на родину и приступил к сбору фактического материала. На протяжении десяти лет он готовил свою книгу, проведя в общей сложности 120 собеседований с родственниками, друзьями, соседями, бывшими учителями и соученицами прославленной гватемалки.

Результатом явилась наделавшая много шума монография под названием “Ригоберта Менчу и история всей гватемальской бедноты”, которая не оставила камня на камне от мартиролога лауреата Нобелевской премии мира. Сокрушенная редакция газеты “Нью-Йорк Таймс”, усомнившись в добросовестности автора, направила в Гватемалу своего репортера Ларри Рортера для проверки фактов, но тот, к своему ужасу, вынужден был признать, что книга Столла полностью соответствует действительности. Как сказал американскому корреспонденту заведующий муниципальным архивом родного города Ригоберты Менчу, “все, что она написала, – сплошное вранье”.

Итак, приступим. Поскольку Ригоберта Менчу начинает свою автобиографию с горестного описания того, как она выросла неграмотной и выучилась испанскому языку лишь в зрелом возрасте, уместно с самого начала отметить, что образование она все-таки получила, причем бесплатное, поскольку училась на полной стипендии. Висенте Менчу, видно, по недомыслию не сообразил, что оторванная от дома дочь может стать жертвой пропаганды эксплуататорского класса, и отдал ее сначала в одну, а затем и во вторую престижную католическую школу-интернат. Где она под руководством строгих монахинь получила вполне добротное среднее образование.

А поскольку практически всю свою юность она провела на учебе вдали от родных пенатов, содержащиеся в ее автобиографии подробные описания того, как ей приходилось по восемь месяцев в году, не разгибая спины, трудиться на плантациях хлопчатника и кофе, а по вечерам еще вести общественную работу, звучат не очень убедительно. Точнее, они полностью выдуманы, как свидетельствует ее собственная сестра.

Далеки от истины и описанные Ригобертой социально-экономические условия жизни ее семьи, как и вообще всего индейского населения. Вопреки ее утверждениям, ладиносы не составляли правящую касту в провинции Успантан, где вообще не было крупных латифундий. Висенте Менчу отнюдь не принадлежал к категории безземельных крестьян. Наоборот, он был весьма крупным землевладельцем, ему принадлежали обширные земельные наделы общей площадью 2753 га.

А его “героическая борьба против латифундистов-ладиносов, пытавшихся отобрать нашу землю”, столь прочувствованно описанная дочерью Висенте как ключевой фактор ее детства, определивший весь последующий ход событий, на самом деле была тянувшейся 22 года тяжбой из-за спорного участка земли размером 151 га отнюдь не с потомками кровавых испанских конквистадоров, а со своими собственными родичами – кланом Тум во главе с дядей его жены, таким же индейцем-крестьяном, как и он сам. “Как мы ни старались их примирить, ничего у нас не вышло”, – сокрушенно сообщил корреспонденту “Нью-Йорк таймс” мэр Успантана Эфраин Галиндо.

В семье Менчу царил достаток, и никто из родных Ригоберты, как ни напрягал память, не мог припомнить такого яркого эпизода, как голодная смерть ее брата Николоса. И немудрено, ибо Николос Менчу по сей день жив и здоров, занимается крестьянским трудом в своей родной деревне, пользуется уважением односельчан.

Далее, отец Ригоберты и не думал создавать из своих односельчан движение сопротивления под названием “Комитет крестьянского единства”. Во-первых, Висенте Менчу был далекий от политики земледелец, придерживавшийся в целом консервативных взглядов, а во-вторых, он был настолько поглощен своей земельной тяжбой, что ему было не до высоких материй. И своей трагической судьбой он был обязан посторонним силам, не имевшим никакого отношения к противоборству между потомками коренных жителей Гватемалы и покоривших их испанских конквистадоров.

 

Кукловоды и марионетки

В конце 70-х годов Советский Союз перешел в глобальное наступление. Командование центральноамериканским фронтом было поручено кубинскому диктатору Фиделю Кастро. «Верный Федя» ретиво взялся за дело и принялся деятельно сеять смуту на всем пространстве перешейка, соединяющего Северную Америку с Южной. Повсюду, как по мановению жезла волшебника, начали возникать вооруженные отряды “революционеров”. Наибольший размах эта кампания приняла в Никарагуа, Сальвадоре и Гватемале.

Лидерами революционных движений были отнюдь не индейцы-крестьяне, а горожане, как правило, чисто испано-конквистадорских кровей, в основном изнывавшие от скуки и жажды приключений студенты-выходцы из зажиточных и просто богатых семей. Многие из них прошли обучение революционному ремеслу в подрывных центрах в Москве и Гаване, а затем – в лагерях для подготовки террористов в Ливане и ГДР. Некоторые из “революционеров” вообще были иностранцы. В частности, сальвадорскими повстанцами руководил ливанский коммунист, агент КГБ Шафик Андаль.

В апреле 1979 года один из таких отрядов – гватемальская “Повстанческая армия бедноты” – появился в Успантане, центре провинции, где расположена родная деревня Ригоберты Менчу – Чимель. По свидетельству очевидцев, революционеры перекрасили в красное все, до чего могла дотянуться их кисть, отобрали у сборщиков налогов деньги и разбросали их по улицам, разгромили тюрьму и выпустили на волю всех ее обитателей, а затем собрались на главной площади города и в течение 15-20 минут скандировали лозунг “Мы – защитники бедных”.

Защитники бедных были без традиционных лыжных масок, столь излюбленных революционерами и грабителями банков, – по-видимому, за ненадобностью, потому что среди них не было ни одного местного жителя, и никто их опознать при всем желании не смог бы. Будучи посторонними, они, естественно, не имели никакого понятия о земельной ситуации в Успантане, где практически все тяжбы велись между индейцами. И их первый “революционный акт” – казнь двух землевладельцев-ладиносов – хотя и укладывался в русло марксистской теории классовой борьбы, никак не отражал истинной обстановки.

Однако на Висенте Менчу этот акт революционного насилия произвел должное впечатление. Он заключил, что отныне революционные студенты – главная сила в их местах, и решил умаслить новых господ в надежде, что те возьмут его сторону в земельном споре с треклятым свояком. Висенте распахнул перед новыми хозяевами двери своего дома, а когда они предложили ему сопровождать их в революционном походе, он с готовностью согласился.

Самый знаменитый эпизод в книге “Я, Ригоберта Менчу” связан с захватом группой повстанцев и крестьян-индейцев испанского посольства в столице Гватемалы в январе 1980 года. Висенте Менчу была поручена роль лидера восставших крестьян. О степени его революционной сознательности красноречиво повествует очевидец, который в беседе с Дэвидом Столлом так описал отношения между студентами и их крестьянским союзником: «Они скажут дону Висенте: говори ‘Единый народ непобедим’, и дон Висенте повторяет: ‘Единый народ непобедим’. Они велят ему при этом поднять левую руку, и он поднимает левую руку».

Когда повстанцы выступили в поход, который привел их к посольству Испании, успантанские крестьяне, взятые революционными студентами в свою свиту, не имели ни малейшего представления, куда их ведут и зачем. Дэвид Столл разыскал вдову одного из участников экспедиции, которая рассказала, как было дело: крестьянам было сказано, что отряд направляется не в столицу, а к побережью. А когда обманутые индейцы поняли, что их провели и использовали в качестве пешек в пропагандистской игре, было поздно – революционеры уже захватили посольство и группу заложников, отступать было некуда.

История закончилась трагически – в посольстве возник пожар, в котором погибло 39 человек, в том числе и Висенте Менчу. Дэвид Столл раздобыл убедительные доказательства того, что причиной пожара явилось воспламенение “молотовского коктейля” – бутылки с зажигательной смесью, принадлежавшей одному из революционных студентов. Неясно, впрочем, был ли то умышленный акт или несчастная случайность.

По-видимому, пожар в посольстве и навел Ригоберту на мысль придумать одному из своих братьев огненную смерть. На самом деле он погиб, когда в Успантан нагрянули каратели и началась резня, в которой особенно активное участие приняли пылавшие местью родные двух крестьян-ладиносов, ни за что ни про что казненных повстанцами. Было убито много ни в чем не повинных людей, в том числе жена и сын Висенте Менчу.

 

Я не я, и книга не моя

Словом, выходит, как в старом анекдоте: армянское радио спрашивают, верно ли, что Петросян выиграл 100 тысяч в лотерею? Армянское радио отвечает: совершенно верно, но только не 100 тысяч, а 10 рублей, и не в лотерею, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл, и не Петросян, а Ованесян, а в остальном все в точности так, как оно было на самом деле.

Анекдотичность ситуации стала еще более разительной, когда выяснилось, что на самом деле Ригоберта Менчу своей автобиографии не писала, а лишь надиктовала на магнитофон свои воспоминания, которые перевела и обработала видная феминистка – венесуэльская публицистка и антрополог Элисабет Бургос-Дебре, жена знаменитого французского революционного плейбоя, соратника Че Гевары Режи Дебре.

Новоиспеченная знаменитость попробовала было свалить вину на своего соавтора (дескать, та все переврала), хотя при вручении ей Нобелевской премии она ни словом не упомянула о вкладе Элисабет Бургос-Дебре. Однако та оказалась не лыком шита. Она предъявила Дэвиду Столлу положенные ею в основу книги магнитофонные записи Ригоберты. Внимательное прослушивание лент убедило ученого в том, что по содержанию они полностью соответствуют письменному тексту.

В результаты изысканий Дэвида Столла Ригоберта Менчу предстала перед миром в своем истинном обличьи – как коммунистический агент, работавший на террористов, на которых в конечном счете лежит вина за гибель ее родных. Она настолько фанатична, что старательно закрывает глаза на все преступления коммунистов против ее собственного народа. В частности, когда даже французские левые, включая Элисабет Бургос-Дебре, выразили возмущение по поводу политики геноцида, проводившейся коммунистическим режимом в Никарагуа в отношении индейцев племени мискито, их гватемальская единоплеменница отказалась осудить сандинистов и порвала со своим соавтором.

Перед лицом разоблачений Ригоберта Менчу проявила редкое, прямо-таки профессиональное самообладание. Она либо хладнокровно пожимала плечами и отказывалась отвечать на вопросы, либо прозрачно намекала, что ее хотят опорочить из чисто расистских побуждений, либо топала ногами и орала на журналистов, что они обращаются не по адресу – дескать, чего пристали, я-то при чем? Книгу писала Элисабет Бургос-Дебре, вот с ней и говорите.

Шахматисты, наверное, назвали бы такой маневр “защитой Чарльза Баркли” – по имени знаменитого американского баскетболиста, который после выхода в свет своей автобиографии разгневался по поводу ряда содержавшихся в ней неточностей и простодушно пожаловался в телеинтервью: “Меня неправильно процитировали в моей книге”.

 

Лживая правда

Логично было ожидать, что после выхода в свет книги Дэвида Столла разразится громкий скандал. Но его почему-то не последовало. Наоборот, опросы профессуры американских университетов показали, что респонденты по-прежнему высоко чтут свою героиню, зато не скупятся на резкие слова по адресу Дэвида Столла: с какой стати ему вдруг понадобилось выводить на чистую воду доблестную индианку!? Тоже мне, служитель истины нашелся!..

Норвежский Нобелевский комитет категорически отказался забрать у изобличенной мошенницы присужденную ей премию. Ее книга по-прежнему фигурирует в списках обязательного чтения в школах и университетах, ее по-прежнему благоговейно штудируют студенты по всему свету, а ее автор – по сей день мировая звезда, ведущий авторитет по всем вопросам социальной справедливости, желанная гостья на всех массовых антиимпериалистических акциях.

И не сложно понять, почему. Ригоберта Менчу чрезвычайно устраивает “прогрессивную общественность”, потому что она облачилась в мантию жертвы, причем многократной, возведенной в четвертую степень. Она индианка – и, стало быть, жертва расизма; она женщина – и, стало быть, жертва дискриминации по признаку пола; она латиноамериканка – и, стало быть, жертва европейского и североамериканского колониализма; наконец, она представительница коренного населения – и, стало быть, жертва притеснений со стороны потомков конквистадоров, составляющих правящий класс в Латинской Америке.

Тот факт, что Ригоберта Менчу проявила инициативу и добровольно предложила свои услуги “правому делу” (она сама приехала в Париж и разыскала Элисабет Бургос-Дебре), еще больше повысил ее привлекательность в глазах ее западных покровителей. А то, что она бойко сыплет марксистской фразеологией, только облегчает дело: не надо ее натаскивать, вполне грамотный товарищ! Словом, с какой стороны ни посмотришь, лучшего кандидата не подыскать.

Поэтому немудрено, что при первых же раскатах разоблачительного грома властители дум западной интеллигенции ринулись на защиту чистоты риз гватемальской индианки. Они высказываются в том духе, что, мол, пусть она немного и покривила душой, с кем не бывает, но если посмотреть в корень, по большому счету она ничуть не погрешила против истины. Возможно, она и допустила какие-то мелкие неточности по части своей личной биографии, но зато положение бедного крестьянства Гватемалы описала со стопроцентной достоверностью. То есть ее книга – это, можно сказать, правдивая ложь (или, если хотите, лживая правда).

Не правда ли, напоминает нашумевший заголовок на первой полосе “Нью-Йорк таймс” после разоблачения фальшивки, запущенной ведущим телекомпании CBS Дэном Разером в надежде утопить кандидатуру Джорджа Буша на президентских выборах 2004 года: “Информация ложная, но достоверная”?

 

 Виктор ВОЛЬСКИЙ