Йо-хо-хо и бутылка рому

Аудитория внимала рассказчику с большим интересом. Их было четверо – не так уж много для публики, но вполне достаточно для уютной семейной обстановки. Мать, Мэгги, в домашнем чепце, смотрела на Льюиса с тихой гордостью, как смотрела бы любая мать на своего взрослого талантливого сына. По лицу отца, Томаса, казалось, что он сам участвует в действии, перевоплощается в героев и даже мысленно дописывает какие-то детали к их облику и поведению.

Но, конечно, самым нетерпеливым и горячим слушателем был Ллойд. Ему еще не исполнилось четырнадцати, он реагировал на каждую фразу. Его мать, наоборот, внешне выглядела воплощением спокойствия и хладнокровия. Однако и она иногда удивленно вскидывала голову, поражаясь неожиданному повороту событий в сочинении мужа.

Ранний вечер уже не спеша зажигал звезды над старинным шотландским городом Эдинбургом. В доме Стивенсонов все окна оставались пока темными, за исключением трех. Там, в большой комнате, полумрак забился в угол за диваном, а подрагивающее пламя камина высвечивало в центре живописный семейный портрет.

Льюис читал только что написанные им первые главы новой повести. Он назвал ее «Судовой повар». Начало было захватывающим.

«Однажды возле трактира «Адмирал Бенбоу» появился загорелый старый моряк в засаленном синем кафтане и с сабельным шрамом на лице. Он снял комнату, и туда втащили привезенный вслед за ним на тачке сундук. Моряк был высоким сильным мужчиной с шершавыми заскорузлыми пальцами и неожиданно визгливым голосом. В правой руке он держал палку, а на вопрос, как его зовут, подумав, ответил: «Зовите меня капитаном».

Трактир стоял на отшибе, на берегу бухты, и гость целыми днями пропадал на прибрежной скале с подзорной трубой. Вечерами он молча сидел в общей комнате и пил ром. Как-то, когда поблизости никого не было, он подозвал мальчишку, сына хозяина, и дал ему поручение: следить, не появится ли в округе моряк на одной ноге. Пообещал платить за работу четыре пенса серебром первого числа каждого месяца.

Вел себя капитан грубо и вызывающе. Не платил за комнату. Случалось, объявлял постоянным посетителям, что сейчас расскажет им несколько историй. И если замечал, что его не слушают, то повышал голос, требуя внимания, угрожал, а то и буянил, особенно когда напивался. А рассказы его были о разбойниках и виселицах, о морских погонях, нападениях и казнях. Время от времени он громко пел, почти орал, свою любимую песню:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

 

В один из дней в трактир заглянул невысокий бледный человек, на левой руке которого не хватало двух пальцев. Он сообщил, что ищет своего друга Билли. Нельзя сказать, что, увидев его, капитан обрадовался. Он только воскликнул: «Черный Пес!» У них состоялась встреча в обеденном зале. Оба были напряжены до предела. Беседа двух «старых корабельных друзей» закончилась страшным грохотом и дракой. Черному Псу удалось убежать.

Следующий посетитель не заставил себя ждать. Он брел по дороге, нащупывая путь палкой – слепой нищий, как выяснилось, по имени Пью. Сын хозяина привел его к Билли, нищий наощупь выловил его руку и вложил в нее какую-то бумажку. После чего с неожиданной для слепого прытью выбрался на улицу и исчез. Билли раскрыл ладонь, прочел бумажку и лицо его побагровело:

– Черная метка! Они дают мне время до десяти часов вечера!

Он вскочил, неожиданно схватился за горло – и упал. Вызванный врач был краток: смерть от апоплексического удара.

Хозяйка с сыном вскрыли сундук умершего в надежде найти там что-нибудь ценное: надо было покрыть убытки от бесплатного и шумного проживания моряка. И действительно, на дне они обнаружили мешочек с золотыми монетами и пакет с какими-то бумагами. Хозяйка отсчитала ровно ту сумму, которую был должен постоялец, не взяв ни гинеи больше. А мальчишка из чистого любопытства забрал себе сверток с бумагами…»

Перечислением содержимого сундука Льюис закончил чтение. На короткое время стало тихо, все осмысливали услышанное.

Мэгги отреагировала первой:

– Это, конечно, будет психологический роман, как у… – она не успела сказать, как у кого, Льюис ее перебил:

– Нет, мама. Никакой психологии. Никаких таких раздумий и самоанализа. Только действие, действие и действие.

– Но, надеюсь, ведущую роль в твоем романе займет женщина? Как в жизни? – полуутвердительно предположила Фанни, глядя на мужа.

– Никаких женщин. Это будет книга о пиратах. Настоящих пиратах. Ты когда-нибудь слышала, чтобы пираты, вместо обсуждения захваченного золота и другой добычи, рассуждали о женщинах?

– Не знаю, никогда не встречалась с ними. Кстати, добычей может стать и женщина. Которая дороже золота.

– Слушай, Льюис, – вмешался Томас, – понятно, что твоя Фанни не разбирается в пиратах. Но я-то знаю о них все! Так вот, хочу тебя поправить. С сундуком ты малость дал маху. Мне хорошо известно, что должно быть в сундуке настоящего морского волка. Начну с того, что на крышке обязательно каленым железом выжигают первую букву имени владельца. В данном случае это «Б». А если откинуть крышку…

И Томас уверенно стал перечислять.

– В пропахшем табаком и дегтем вместилище на самом верху лежит новый, старательно вычищенный и выутюженный костюм – парадная одежда, на всякий случай. А уже под ним куча самых разнообразных предметов: квадрант [прибор для измерения высоты небесных тел], жестяная кружка, несколько кусков табаку, две пары изящных пистолетов, слиток серебра, старинные испанские часы, несколько безделушек, не слишком ценных, но преимущественно заграничного производства, два компаса в медной оправе и пять или шесть причудливых раковин из Вест-Индии. На самом дне – старый шлюпочный плащ, побелевший от соленой воды у многих прибрежных отмелей. И вот если поднять его, вы увидите наконец холщовый мешок, наполненный золотыми монетами. А в твоем варианте – еще и какие-то бумаги.

– В этих бумагах все дело, – заметил Льюис. – С них и начнется настоящее действие. Спасибо тебе за сундук, я обязательно внесу в текст все, что ты описал.

– А когда продолжение? – тут же вклинился Ллойд, готовый слушать без перерыва.

Льюис улыбнулся:

– Сначала его надо написать. Если все будет в порядке, то завтра.

Мэгги поднялась, вздохнула и обратилась к сыну:

– Наше чтение немножко затянулось, хотя, честно сказать, я получила удовольствие. Но уже поздно, тебе пора отдыхать. Да и нам всем тоже.

– Сейчас, мама. Я посижу еще пару минут у камина.

Комната опустела.

Оставшись один, Льюис задумался. Совсем недавно у него возникла мысль: написать что-нибудь занимательное для мальчишки, чтобы он не скучал в незнакомом городе. А в итоге может получиться стоящая вещь. Он усмехнулся про себя: спасибо Фанни. Если бы она не появилась в его жизни, не было бы и ее сына, Ллойда. Как хорошо, что он ее встретил тогда, в сентябре 1876-го…

2.

В то лето он путешествовал по Франции. Прошли c другом довольно большой кусок на каноэ и остановились в деревушке Гре-сюр-Луан. Он мельком побывал здесь в минувшем году, и почему-то его опять потянуло сюда. Это так говорится – «деревушка». А на самом деле – замок и церковь XII века и мост XIV. Но главное – в этом удаленном от Парижа уголке собирались на этюды беззаветно преданные кисти и краскам энтузиасты чуть ли не со всего мира. И среди них – его двоюродный брат Боб. Правда, о прибытии родственника в тот осенний день он не знал.

Льюис подошел к окну неприметного одноэтажного здания местного отеля. Оно было открыто, на улицу доносились голоса. Недолго думая, он подтянулся и ловким движением впрыгнул внутрь. Такое неожиданное появление гостя было встречено присутствующими с шумным восторгом. Помещение это оказалось столовой, и народу в ней хватало. Боб стал знакомить брата с художниками. Звучали страны: Англия, Франция, Норвегия, Германия, США, Ирландия, Шотландия. Шестнадцать рукопожатий. В итоге диспозиция сложилась так: мужчин вместе с Льюисом – семнадцать, женщин – юная девушка Белла и ее мама. Льюис сел возле мамы, Фанни.

Белла в свои восемнадцать могла бы стать моделью для каждого. И не только моделью, поэтому нет смысла уточнять, куда были направлены взгляды мужчин. Но и Фанни не страдала от недостатка внимания. А с Льюисом случилась странная вещь – то, что бывает иногда с творческими личностями: он влюбился с первого взгляда. Это особый вид любви, для которой не играют никакой роли ни возраст, ни внешний облик, ни другие мелкие детали. Например, то, что Фанни замужем.        

Изящная фигура – да, было такое, но кудрявые черные волосы выпадали из образцового идеала красоты: тот требовал быть блондинкой. А она к тому же вела себя на равных с мужчинами в этом космополитическом месиве – так же, как и они, пила и курила, и свои мнения высказывала открыто и прямолинейно.

Льюис проводил ее в Париж, где она тогда обитала. На следующий год они встретились снова по той же схеме – сначала Гре, потом французская столица. Но теперь и юный шотландец поселился в этом городе. И нет ничего удивительного в том, что в итоге они стали любовниками.

Льюис посчитал нужным сообщить родителям о появлении в его жизни Фанни. Конечно, это не было бодрое письмо, вроде такого: «Привет, папа и мама, у меня все в порядке, сплю с замужней женщиной, иностранкой, на десять лет старше меня, матерью двоих детей, не имеющей особых средств к существованию». Такой привет от единственного сына мог бы и к инфаркту привести. Нет, конечно, информация была краткой, и получатель письма, отец, понимал, что высказанная одновременно просьба насчет денег имеет под собой основания. Он не поленился съездить в Париж, разобрался в ситуации на месте и принял все, как есть. Но денег пока не дал.

Стойкие защитники нравственности могут задать естественный вопрос: а где же муж кудрявой дамы? Ответ уведет нас на северо-восток США, в Индианаполис, штат Индиана.

4 декабря 1857 года там состоялась свадьба Фанни и Сэма Осборна. Невесте было семнадцать, жениху – двадцать. Сэм, высокий красивый блондин, служил частным секретарем у губернатора штата. Через год у них родилась дочь Изабель – Белла.

Когда в 1861-м грянула Гражданская война, Сэм записался в армию северян, но выдержал только шесть месяцев. После чего отправился сначала в Калифорнию, а оттуда в Неваду – искать счастья на шахтах, где добывали серебро. Вслед за ним туда приехала Фанни с дочкой.

Обстановка, в которую они попали, представляла собой обычный лагерь старателей. Мужское общество, прямой контакт со всеми выкрутасами природы, отсутствие привычных условий быта. Фанни, однако, быстро влилась в эту жизнь: готовила еду на костре, использовала вместо зеркала блестевшую сковороду, научилась скручивать сигареты и обращаться с оружием. Обстановка осложнялась тем, что на полсотни мужчин было всего семь женщин.

Казалось бы, именно с этим у Сэма проблем не возникало, но… Пути Господни неисповедимы. Казалось бы, примерный муж, он находил себе очередную спутницу и исчезал с ней на несколько дней.

Серебра в тех шахтах было с гулькин нос, давно все выгребли. И однажды Сэм решил отправиться в индейские резервации, где, по слухам, можно было найти золото. Уехал – и пропал. Кто-то заявил, что есть точные сведения: на Сэма напал медведь гризли и загрыз его до смерти. Версию приняли, и Фанни, уже в статусе вдовы, покинула лагерь и устроилась в Сан-Франциско – шить одежды на французский лад. Тоненькая, похудевшая, она действительно была похожа в то время на француженку.

В доме, где она снимала квартиру, также жил приятный молодой человек, англичанин, банковский клерк. Вскоре отношения между ним и Фанни стали очень, очень теплыми. Поэтому, когда в один прекрасный день наружная дверь отворилась, вошел высокий мужчина и, взяв Беллу на руки, сказал: «Здравствуй, дочка!», клерк был несколько озадачен. А Сэм как ни в чем не бывало поинтересовался, скоро ли будет обед.

В общем, у Фанни родился сын, Ллойд. Кто его отец, можно только предполагать. Сэм купил коттедж в Окленде, соседнем с Сан-Франциско городе, и перевез туда семью. Там родился еще один сын. Тем не менее в пошатнувшемся союзе наших героев появилась серьезная трещина. А пока Фанни с дочкой увлеклись изобразительным искусством, и в 1875-м мама с тремя детьми укатила в Европу. Сначала в Антверпен, потом в Париж. Сэм присылал деньги. Откуда он их брал, не знает никто. Неожиданно самый младшенький заболел и скончался – от туберкулеза. Денежная помощь почти сразу прекратилась. И вот тут, как нельзя более кстати, в Гре-сюр-Луан в окно отеля, где собрались художники, впрыгнул Роберт Льюис Стивенсон…

…Роман раскручивался не так быстро, как хотелось бы Льюису. Фанни оказалась как бы в подвешенном состоянии – тут любовник, там муж, а денег нет ни тут, ни там. И она приняла решение вернуться в Америку. В августе 1878-го она уехала в Сан-Франциско.

Стивенсон был полностью поглощен литературными делами. Вышла его первая книга. Он работал над второй, писал статьи и эссе для журналов. В июне 1879-го было опубликовано его «Путешествие с ослом» (их в пути было двое – он и осел, нагруженный походным багажом). А в августе – неожиданная телеграмма из Сан-Франциско. Она не сохранилась, но, скорее всего, Фанни писала о своей болезни и просила приехать.

Как бы то ни было, не поставив в известность родителей (правда, оставив им письмо), Льюис тайно купил билет второго класса на пароход «Девония» и 7 августа отбыл в Нью-Йорк. Все письма, адресованные ему, он попросил Боба пересылать на имя бойфренда Беллы в Калифорнии и никому этот адрес не давать, «даже самой королеве».

Тут надо заметить, что термин «мужчина в расцвете сил» никак бы не подошел смелому влюбленному на пороге его тридцатилетия. Он выглядел худым, доктора спорили о его легких: одни говорили – склонность к воспалениям, другие – туберкулез. Так что океанский вояж не прибавил здоровья Стивенсону, наоборот, сильно его изрешетил. Но и здесь он трудился. Большую часть пассажиров составляли эмигранты. Они мечтали о новой жизни, надеялись на удачу. С ними было интересно разговаривать, и, конечно, их рассказы начинающий писатель заносил в дневник. Позже из них сложится книга «Эмигрант-любитель».

Из Нью-Йорка Льюис поездом отправился в Сан-Франциско. Через всю Америку, две недели в пути. Опять масса любопытнейшего материала для уроженца Шотландии – и внутри вагона, и по обе стороны от рельсов. Столько исписанной бумаги! Но… на вокзальный перрон он вышел, шатаясь. Думал, что отлежится… ведь уже достиг цели…

И узнал, что Фанни в городе нет, она уехала к сестре, в Монтерей.

Монтерей, Монтерей… Когда-то столица Калифорнии… Грунтовая дорога к нему идет из Сан-Франциско вдоль берега Тихого океана. С перевалами… 200 километров на юг…

Один, верхом на лошади, без передышки, Стивенсон пустился в путь. В прибрежных горах, не доехав восемнадцати миль до города, он почувствовал себя совсем плохо и две ночи пролежал под деревьями. Его нашел старый охотник на медведей. Наклонился над ним – незнакомец еще дышал, но был без сознания. С помощью совладельца фермы он перевез его к себе на ранчо ангорских коз. Льюис пролежал там немало дней, пока к нему не вернулись силы. «Это был странный и мучительный отрезок моей жизни, – писал он другу в доверительном письме. – Согласно всем правилам, смерть казалась неизбежной, но спустя некоторое время мой дух снова воспрянул в божественном бешенстве и стал понукать и пришпоривать мое хилое тело с немалым усилием и немалым успехом».

В Монтерее он снял номер в отеле. С Фанни виделся всего пару раз. Она выздоровела и, пока суд да дело, перебралась в коттедж в Окленде, чтобы разобраться с мужем и со сложными семейными отношениями. К декабрю 1879-го Льюис наконец оправился от немочи настолько, что смог последовать в том же направлении, в Сан-Франциско.

Он поселился в доме № 608 по улице Буш. Поставил себе задачу жить на 45 центов в день. Утром на соседней улице Пайн заходил в закусочную. Чашка дымящегося кофе, свежая булочка и кусочек масла – все это исчезало мгновенно. А стоило-то всего 10 центов. Потом три-четыре часа напряженной работы. Иногда застывал, одолеваемый тяжелыми думами о неопределенности своего положения. Что с ним будет? С грустью смотрел на единственную пару своих ботинок, давно просившихся в ремонт. Хозяйка-ирландка никогда не представляла себе, что писатели могут быть такими бедными. Добром это кончиться никак не могло. Настал март, и он слег.

Сквозь полузабытье он услышал мерные шаги на улице и понял – это Смерть прогуливается вдоль окна, выбирая момент, когда его забрать. Не удалось в Монтерее, удастся здесь. Он лежал с опущенными веками, не видя ничего вокруг, и сквозь плывущее сознание ощутил какое-то прикосновение. Все, обреченно подумал он и открыл глаза. Его держала за руку та, о которой он мечтал, ради которой приехал в Америку. Уже свободная – как раз накануне она наконец развелась со своим Сэмом.

Потихоньку, с помощью дежурившей у постели Фанни, Льюис выкарабкался, и 19 мая 1880 года их обвенчали в Шотландском пресвитерианском обществе – было такое в Сан-Франциско. Отпраздновали это событие дома у священника. О себе Льюис заметил, что в тот момент он больше походил на мешок с кожей и костями или на эмблему смерти, чем на жениха.

Теперь их, как и любых приличных молодоженов, ожидал медовый месяц. Солнце светило ярко, гроз не предвиделось, потому что еще в апреле пришло письмо от отца с приятной новостью: Льюис может рассчитывать на 250 фунтов стерлингов в год. Друзья посоветовали им отправиться в Napa Valley – долину с изумительным климатом, для человека с больными легкими настоящий рай. И всего-то в 90 километрах от Сан-Франциско.

Так и сделали. На поезде доехали до Калистоги, важнейшего городка в долине. Оттуда в экипаже – до подножия горы Св. Елены. На ее склоне, недалеко от шахты, где не так уж давно добывали серебро, стояла заброшенная хибара с выбитыми стеклами и безо всяких удобств. Она и стала для них отелем люкс. Окна завесили тканью, прибрали, устроили мягкое ложе. Утром первым вставал муж. Он варил кашу и кофе, а после завтрака передавал бразды правления жене. В лавке, расположенной внизу, возле дороги, можно было купить продукты и предметы первой необходимости.

Они гуляли по окрестностям вчетвером – двое взрослых, сын Фанни Ллойд и собака. Льюис ежедневно принимал солнечные ванны, устроившись на крыше голышом. И, разумеется, писал. Из наблюдений, бесед с местной публикой, из их собственного оригинального быта впоследствии сложилась книга.

Через два месяца, в августе, они сказали своей хижине гуд-бай. Пароход из Нью-Йорка держал курс на Ливерпуль, в Европу.

3.

Хорошо дома! С родителями Льюис быстро помирился, тем более что Фанни понравилась и отцу, и матери. Но долго оставаться в Эдинбурге было никак нельзя, шотландский климат далеко не подарок. Врачи настоятельно рекомендовали Швейцарию. И молодожены их послушались.

Знаменитый Давос сулил прекрасное состояние тела и души. Здесь они провели первую зиму. Неизвестно, то ли год выдался неудачный, то ли горный воздух в чем-то провинился. Фанни все время болела. Льюис чувствовал себя немного лучше, однако работать толком не мог. Он и так был тонкий, как тростинка, а тут еще больше похудел. Одним словом, ни радости, ни удовольствия. И все же на следующую зиму они опять поехали в Давос. На сей раз – более чем успешно. Тут, в 1882-м, Роберт Льюис Стивенсон закончил начатый ранее роман «Судовой повар», который обсуждал год назад со своими родителями. Только теперь он назвал его иначе: «Остров сокровищ».

А потом их позвала к себе Франция. Еще были свежи воспоминания о встрече в Гре, о друзьях, об особой атмосфере, пропитанной духом творчества. Правда, не забывая о своих болезнях, они на сей раз предпочли юг. Марсель. Ницца. И надо же, чтобы судьба-злодейка подставила им подножку и обрушила на этот кусок южного берега эпидемию тифа. Пришлось бежать. Льюису удалось найти отличную замену – деревянный домик-шале La Solitude в городе Hyeres, старейшем курорте на Французской Ривьере. В нем они прожили шестнадцать месяцев.

На русском название города звучит как Йер. И этот Йер – настоящая Мекка для людей пишущих. Все здесь располагало к созданию шедевров. Оригинальное архитектурное решение застройки – здания, расположенные вокруг стоящего на холме замка Сен-Бернар. Рядом с ним – сосновый лес, а ниже, на огромной площади – пальмовые рощи. Летом публику ублажала жаркая средиземноморская погода, плавно переходившая зимой в умеренную. Что тоже совсем не плохо.

Незадолго до кончины Льюис признался: «Я лишь один раз был счастлив в своей жизни, и это было в Йере».

Окончание

Самуил КУР