Поздний аборт
«А картинные галереи? Вы когда-нибудь заглядывали в картинные галереи? Там тоже всё беспредметно. Теперь другого не бывает. А когда-то, так говорит дядя, всё было иначе. Когда-то картины рассказывали о чём-то, даже показывали людей…»
Иветта прислушалась и захлопнула книгу. Шаги мужа она различала издалека, безошибочно узнавая их в слитном шарканье многих плетеных тапок возвращавшихся с работы людей. Когда Адам вошел, она уже хлопотала на кухне, нарезая корнеплоды на ужин.
– Садись, милый, – сказала она, не оборачиваясь, но точно зная, что сейчас он подойдет, обнимет сзади за плечи и поцелует в макушку, задержавшись при этом дольше, чем надо для одного поцелуя, чтобы получше вдохнуть запах ее волос.
Она знала это точно, но все же улыбнулась, когда именно так и произошло. В любом самом точном знании есть крупица неуверенности, поэтому хорошо, что некоторые вещи остаются неизменными изо дня в день.
Сев за стол, Адам шумно вздохнул.
– Устал?
– Ага… – он потер лицо обеими ладонями. – Два выезда и одно исполнение, включая поздний аборт… Что ты читаешь?
Иветта оглянулась на красную обложку оставленной на диване книги.
– А… это старое… некий Бредбери. Иногда интересно почитать прежнюю фантастику. Забавно, как тогда представляли общество будущего.
– Ну и как?
Она поставила перед мужем тарелку с корнеплодами.
– Коротко говоря, там сжигают книги. Из огнеметов. Представляешь себе?
Адам усмехнулся:
– Чушь. Книги нельзя жечь. Это преступление против экологии. Заявляю официально, как служащий полиции Стражей природы.
– Конечно, – поддержала Иветта. – Странно, что автор не увидел такой очевидной нелепицы. Как будто фантаст может не знать, что при горении выделяются вредные окиси углерода…
Сжевав несколько кусков, Адам отодвинул тарелку.
– Что такое, милый? – с беспокойством спросила она. – Нет аппетита?
Он пожал плечами.
– Да, что-то совсем не идет…
Иветта сокрушенно вздохнула.
– Извини, но больше ничего нет. Раньше, перед тем как запретили огурцы…
– Огурцы признаны живыми существами, – перебил он.
– А желуди? Почему исчезли желуди? Они тоже живые существа?
– Ты прекрасно знаешь ответ, – сердито проговорил муж. – От желудей происходит скопление газов, а…
– …а газы способствуют парниковому эффекту, – закончила за него она. – Да, ты прав, милый. И все же с желудями было хоть какое-то разнообразие.
Они помолчали. За окном шуршали по тротуарам плетеные тапочки горожан. Где-то протяжно взвыла кошка, ей на еще более высокой ноте возразила другая, и снова все смолкло.
– Март, – усмехнулся Адам. – Помнишь, когда-то здесь от котов спасения не было?
– Помню, конечно. Вопили всю ночь. Но сейчас-то им чего делить? Все ведь стерилизованы.
– Может, бьются за территорию? – предположил муж.
– Да сколько кошке нужно территории? – усомнилась Иветта. – Их ведь почти не осталось.
– Тоже верно…
Адам сунул в рот кусок корнеплода и стал жевать, преодолевая отвращение.
– Я вот все думаю, что они будут делать, когда кошки кончатся? – задумчиво проговорила она. – Кого будут стерилизовать тогда? Людей?
– Не кончатся…
– Ну, коровы-то кончились. И лошади. И собаки. И куры…
Адам снова усмехнулся:
– Корова неуклюжая, а кошку еще поймать надо.
– Когда-нибудь отловят и последнюю… – Иветта помолчала, словно собираясь с силами для последующего вопроса. – Ты сказал «поздний аборт». Сколько ему было?
– Давай не будем об этом… – он раздраженно двигал челюстями, перемалывая сырой корнеплод. – Ты и представить не можешь, как это нелегко. Но выхода нет. Каждый младенец – смертельная угроза экологии. Примерно, как пятьсот семьдесят три мясоеда. Ученые подсчитали.
– Сколько? – упрямо повторила она. – Сколько ему было?
– Во-первых, не ему, а ей! – выпалил Адам. – Девочка. Год и одиннадцать месяцев.
– Год и одиннадцать месяцев! Ты закопал живьем почти двухлетнюю девочку!
Он ударил кулаком по столу.
– Ты прекрасно знаешь, что по новому закону поздним абортом считается терминация внешнего плода возрастом до трех лет!
– Какой же это «плод»… – пробормотала Иветта. – Это уже ребе…
– Плод! По закону это еще плод! – выкрикнул муж. – Внешний плод! И ты прекрасно знаешь, чем карается его сокрытие! Я сегодня сам закапывал две пары таких преступников. Закапывал. Лопатой. На поле для выращивания корнеплодов. Ученые установили, что так наносится наименьший вред экологии. Ни крови, ни испражнений, ни газов. Просто кладем их в яму и закапываем. Закапываем живыми. Вот этими вот руками…
Он уставился на натруженные кисти своих рук, как будто видел их впервые. Иветта заплакала.
– «Ты прекрасно знаешь…» – сквозь слезы лепетала она. – Повторяешь это, как попка. «Ты прекрасно знаешь, ты прекрасно знаешь…» Ничего я не знаю! И не хочу знать. Не хочу. Не хочу.
Тяжело вздохнув, Адам поднялся и, обойдя стол, стал гладить вздрагивающие от рыданий плечи жены.
– Не надо, Ив… не надо, успокойся… Я только еще раз спрошу: ты уверена? Это ведь невозможно скрывать долго. Ты прекрасно знаешь… – он спохватился на полуслове. – А, черт!.. Извини, я не хотел. Но известно, что в итоге они ловят всех. Поймают и нас с тобой. Ты уверена, что хочешь этого?
Она подняла к мужу мокрое от слез лицо:
– Я – да. А ты? Ты не уверен?
Адам покачал головой:
– У меня нет выбора, Ив. Ты прекрасно…
Лежащий на столе динамик неразборчиво кхекнул, и Иветта вскочила, как подброшенная.
– Проснулся! Пойдем скорей…
Быстро миновав гостиную, они спустились по тайной лестнице, скрытой за поворачивающимся на шарнирах книжным шкафом. В небольшом подвальном помещении горел ночничок и стояла детская кроватка. Иветта наклонилась и вынула оттуда недовольно насупившегося полугодовалого ребенка.
– Проголодался, малыш? Сейчас мама тебя покормит… Сейчас… Подержи его, Адам, пока я расстегнусь.
Адам осторожно взял сына на руки и покачал.
– Он такой нежный и маленький, что… – начал он и осекся от грубого, похожего на продолжительный взрыв шума наверху.
Когда высадившие входную дверь Стражи природы ворвались в подвал, у них заняло некоторое время вырвать внешний плод из рук уже бывшего сослуживца. Не говоря уже о его преступной жене, которая царапалась и визжала, как нестерилизованная кошка.
Два часа спустя связанные вместе Иветта и Адам тихо лежали на дне неглубокой ямы посреди корнеплодного поля.
– Знаешь, это хорошо, что его не закапывают вместе с нами, – сказала она.
– Конечно, – согласился он. – Вместе не экологично. Опыт показывает, что так преступники ведут себя гораздо спокойней.
– Как мы с тобой.
– Ага, как мы с тобой…
Сверху послышались слова команды, и первые комья пахнущей корнеплодами земли посыпались на их лица.
Алекс Тарн
