Тот нью-йоркский октябрь был совсем другим
Иногда мне начинает казаться, что время движется по кругу, и с неумолимостью часового механизма история повторяется вновь и вновь, проходя всеми тремя стрелками через всё те же хорошо знакомые, кем-то предначертанные точки. Вот каким был этот прекраснейший день ровно двадцать восемь лет назад…
В палате нас было четверо. Немка всегда молчала. Китаянку навещал муж, который приносил и подсовывал мне между кормлениями коммунистическую прессу. Чтобы я не отставала от жизни, видимо. С первых полос гневно куксилась Анита Хилл, обвинявшая cудью Кларенса Томаса в сексуальных домогательствах. Её, похоже, в конце концов послали подальше, потому что последние заголовки, которые я помню, были “Но мы не сложим оружие!” Они, стервы, и не сложили, похоже.
Мексиканка, к моему и немкиному удивлению, сразу сделала своему ребёнку обрезание. По этому случаю в палату набились её родственники, без всяких ватно-марлевых масок и халатов, прямо как были, в кроссовках. Включили музыку, стали петь и плясать в палате. Прибежал охранник. Оказалось, что он из той же местности, что и мексиканская семья. Охранника послали за пиццей и мороженым. Стало ещё громче и веселее. И что удивительно, все новорожденные продолжали сладко спать в этом гвалте.
Молоденькая соцработник спросила, не нужна ли мне помощь в преодолении наркозависимости, не нуждаюсь ли я в защите от мужа и не уголовник ли он. Я попросила какое-нибудь одеяльце: панически боялась выйти с ребёнком из больницы без единой пелёнки или тряпочки (кто же знал, что багаж так сильно задержится!). Наутро Миссис Резник вошла в палату, сгибаясь под тяжестью большого мешка. Мы с Джо выходили из больницы уже с одёжкой, хоть и не новой, и не в ночлежку, а в квартиру, правда, без мебели и вещей.
Нам никто не хотел сдавать: у нас не было ни работы, ни поручителя, ни счёта в банке. Автобус стоил дорого, мы обошли пешком весь Бруклин и уже почти смирились с мыслью, что до рождения ребёнка нам жильё не снять. Но уже перед самой больницей, на гудящих ногах, мы зашли в один двор спросить, не сдаётся ли что-нибудь. Женщины окружили, стали расспрашивать. Хозяин не хотел сдавать – соседи буквально заставили.
И вот наш новый сосед, водитель лимузина, тормозит у выхода из больницы. На передней полочке блестящей чёрной машины – цветы. Не знаю, помнит ли Саша Кацнельсон тот день нашего знакомства… Мы помним.
В нашем “билдинге” многие женщины зарабатывали уборкой в многодетных семьях Боро Парка. И вот понесли в нашу квартиру одёжку, ванночки, коляску, кроватки (их потом оказалось две), ползунки, и через полчаса у нас уже было всё. Имён их мы не знали. Так начиналось.
А медсестра была не в белом, а в голубом халате. Принимая из её рук ребёнка, я по советской привычке спросила: а надолго ли мне его оставят? На чёрном лице молнией сверкнули белые зубы: “Пока не женится!”
Сынок, как быстро ты вырос. Будь счастлив!
Eлена БРУК
