Сфинкс с головой барана

Читатель, видя такое начало, вполне мог бы подумать, что предлагаемый его вниманию текст будет посвящен Египту, и отложить его в сторону. Но нет. Автор предлагает побеседовать о создании синтетических сущностей. Одной из таковых является идея дракона, уже порядком всем поднадоевшая из-за чрезмерной ее эксплуатации пишущими в жанре фэнтези. Потому-то мы и начали разговор, как показалось автору, с достаточно свежего, несмотря на тысячелетний возраст, образа.

На самом деле и драконы, и сфинксы суть результаты мысленных экспериментов людей. А что будет, если… Если соединить в одном теле части разных животных. А если добавить и что-то человеческое. Подобные монстры во множестве создавались многими народами, и все они могут служить подтверждением того, что придумать нечто, до сих пор не существовавшее, невозможно. Всякий раз приходится оперировать понятиями или образами уже существующими или опираться на них в рассуждениях.

Уже в древности игры пытливого ума не ограничивались конструированием образов. Ведь интересно же, может ли быть так, чтобы никто не болел. Чтобы у всех была пища. Чтобы друг друга не обижали. И так далее.

Считается, что еще Аристотель занимался анализом и историческим исследованием ранних утопических проектов. Однако расцвет жанра пришелся на XVIII–XIX века, что, по мнению Маркса, положило начало утопическому социализму, с чего и началось скитание по белу свету печально известного призрака коммунизма.

Утопизм с самого своего зарождения испытывал огромные трудности, какие, наверное, испытывал древний человек, пытавшийся из хвостов, когтистых лап и крыльев скомпоновать нечто невиданное. И как получившийся из этого супового набора дракон не мог бы существовать в реальности, так и попытки практического построения утопического общества неизменно заканчивались крахом.

Достаточно долго энтузиасты уповали на то, что преобразование общества вполне может происходить путем демонстрации преимуществ идеального социального устройства группой активистов. Конечно, мечтали они, как можно устоять перед изумительной перспективой, открываемой народам впереди идущими. Как только люди увидят, что новое хорошо, а старое плохо, старое будет отвергнуто, а новое стараниями вновь вступивших в дело распространится еще шире. Получалось нечто вроде популярной в свое время умозрительной модели вечного двигателя, для работы которого нужен лишь первоначальный толчок. Даже решение, принятое в 1775 году Парижской академией наук,  не рассматривать проекты таких устройств ввиду очевидной невозможности их построения не смогло полностью остановить активность попытки доказать, что не все еще испробовано. Что тогда можно сказать о будоражащей умы определенного склада уже сотни лет идее всеобщего благоденствия и полного равенства. Не все еще опробовано, говорят очередные претенденты на роль благодетеля человечества и начинают пробовать. Энтузиаст вечного движения  при всем внешнем сходстве с благодетелем отличается от него тем, что при испытании сомнительного устройства в случае аварии может пострадать лишь он сам, тогда как труды благодетелей не единожды становились причиной страданий целых народов.

Почему это происходит? Идеи утопистов, как правило, излагаются в соответствующих времени их публикации наукообразных текстах. Противопоставление сухих рассуждений эмоциональным призывам на ту же тему не ослабляет эффект от последних, а напротив, как бы дает независимое и потому якобы достоверное указание на их верность, несмотря на то что они, мол, высказываются в несколько грубой форме.

Уже в первых попытках проектирования общества будущего перед проектировщиками вставал такой вопрос: как обеспечить наличие людей в тех группах, которые будут заниматься конкретными видами работ? Особых наработок так и не было сделано. Высказывалась надежда на сознательность. На то, что именно осознание необходимости перевесит в человеке такие его слабости, как лень и нежелание работать. И так далее.

Не стоит здесь рассказывать о том, как распадались общины строителей утопий. Желающие могут найти в интернете об этом множество материалов. Перейдем сразу к тем наследникам социалистов-утопистов, которые поняли, что одного лишь примера или убеждения мало. Что старый мир не хочет сдаваться и цепляется костлявыми руками за свой привычный образ жизни. Что не только тираны и их сатрапы не хотят перемен, но и все те, кто чего-нибудь достиг. Что именно так устроен человек.

С этого момента благодетели человечества заговорили о необходимости насилия. Конечно, только лишь по отношению к тем, кто будет сопротивляться с оружием в руках. А как же иначе. Революция должна уметь себя защищать.

Но стоило только оправдать самое малое, самое вынужденное насилие, как сердца избавителей от несправедливости начали черстветь. За вооруженным сопротивлением допустили карать и многое другое. Включая происхождение, принадлежность к классу владельцев средств производства, участие в эксплуатации трудящихся и т. д. Кончилось тем, что пришлось репрессировать и тех, кто был соратником, но начал внушать опасения в неверности идеалам. С этого момента система начинала разлагаться и после более или менее длительной агонии погибала.

Таков был путь всех без исключения государств, созданных теми, кто причислял себя к последователям любой версии социализма.

До тех пор, пока наиболее передовые страны мира не прошли через индустриальную революцию, претензии социалистов на необходимость новой, еще одной попытки  преобразовать общество могли быть достаточно доброжелательно встречены обществом. В самом деле, прошлая попытка и началась как-то не вовремя, и не все сразу поняли, что надо делать, чтобы помочь, и вообще.

Но как только техника и технологии сделали возможным резко улучшить условия жизни большинства населения, как только призывы отнять и поделить потеряли былую привлекательность, так как и без дележа самые бестолковые и криворукие оказались обеспечены тем, что еще пару поколений назад их деды видели только у самых богатых, как только это произошло, социалисты совершили свою самую большую ошибку. Они продолжали призывать к дележу отнятого. Они все еще рассуждали в терминах марксовой теории. Толковали о том, что одна овца стоит два топора. Что компрадорская буржуазия идет на поводу у международных монополий и грабит простой люд. Что финансовые воротилы омертвляют капиталы, которые они вывозят из эксплуатируемых ими стран.

Обо всем этом всерьез рассуждают венесуэльские строители социализма XXI века и их кубинские коллеги. В менее карикатурной форме подобные рассуждения можно услышать и от более продвинутых левых. Единственное, чего они сподобились, это замена эксплуататоров-буржуев на эксплуататоров-белых, а бесправных пролетариев – на бесправных представителей народов Азии, Африки и Латинской Америки. Но от этого их рассуждения не стали корректнее. Они стали выглядеть еще более эклектичными. Как сфинкс с головой барана.

Сергей ВОСКОВСКИЙ