По ком звонит колокол

Начну я издалека, с учебника литературы 30-х годов, в котором черным по белому на смерть Максима Горького было написано буквально следующее: «Обер-бандит иудушка Троцкий наслал бациллы гриппа на великого пролетарского писателя Алексея Максимовича Горького». Где я в 80-х годах прошлого века нашла этот учебник? В домашней библиотеке моего первого научного руководителя Мины Алибековны Тахо-Годи, дочери дагестанского просветителя Алибека Тахо-Годи, чьим именем назван Дагестанский государственный университет в Махачкале.

Судьба Алибека Тахо-Годи и других дагестанских просветителей была трагична. Да, они помогали установлению советской власти, распространяли просвещение, боролись с религиозным экстремизмом, но они были мусульмане, и потому великий друг всех малых народов Кавказа Иосиф Виссарионович Сталин на званом обеде в Кремле накормил их свининой, затем рассказал гостям об этом и весело наблюдал за их реакцией. Это было начало. Процессы Рыкова, Зиновьева и Бухарина уже завершились. Я читала протоколы суда. Очень убедительно, гораздо убедительнее выступления госпожи Форд. Казнью Бухарина, Зиновьева и Рыкова сталинский коммунистический режим, как мы знаем, не ограничился. Дагестанские просветители были арестованы по навету, им предъявили сфабрикованные обвинения, а затем дали 10 лет без права переписки. Я видела фотографии этих людей, что называется, до и после. До ареста и после ареста, после пыток, унижений и издевательств. Это были уже не живые лица, а застывшие маски со стеклянным взглядом, обращенным в никуда.

Жена Алибека Тахо-Годи, Нина Петровна Семенова, была приговорена к 10 годам мордовских лагерей, где вместе с ней сидели такие же жены врагов народа. В лагере она выжила, а выпустили ее не в один прекрасный день, а в холодную январскую ночь – в лагерных обносках и с половиной буханки сырого черного хлеба. Она выжила. Выжили ее дочери и старший сын, а участь младшего была печальна. Его отловили на улицах Москвы и отправили в детский дом детей коминтерновцев и прочих врагов народа, приговоренных к расстрелу. Выжить в этом детдоме можно было, только записавшись в ополчение. Писателю Иосифу Дику это удалось. Он вернулся с фронта без рук и ног, ослепшим, и он рассказал родным о гибели в детдоме младшего брата.

Мой дед по материнской линии, Лазарь Моисеевич Лютерович, никакого отношения к политике или революции не имел. Он был многодетный отец, человек предприимчивый, держал кошерную мясную лавку и кошерную пекарню. Его объявили лишенцем с поражением в правах, старших детей выгнали из школы. Сын Додик пошел работать в шахту, и там его задавило вагонеткой, когда ему было всего 17 лет. Мою тетю Риву выгнали из школы после 8 класса. Позже, когда она работала налоговиком, ее обвинили в хищении денег и приговорили к семи годам лагерей. Но это хотя бы была не политическая статья, и она осталась жива. В 1937 году за моим дедом пришли. На него донес сосед, позарившись на дом, в котором жила многодетная семья. По этому доносу деда расстреляли, а семью врага народа из дома выселили.

Чуть ранее посадили двоюродного брата деда, Якова. Родственники ходили навещать его семью ночью, опасаясь, что соседи увидят и донесут, что они проявляют жалость к семье врага народа. Вот тогда у них наступило прозрение, что сажают не из-за реального преступления, а по облыжному навету, причем честнейших и безобиднейших людей.

В Сибири это начали прозревать многие. Мой отец, родившийся и выросший на станции Зима, узловой железнодорожной станции, где менялись бригады машинистов, рассказывал, что к пяти часам, когда бригады возвращались домой, встречать кормильцев выходили семьями, ибо никто не знал, вернется сегодня из рейса муж, отец, брат или нет. Многие не возвращались.

Потом, после войны, последовали кампании против безродных космополитов и убийц в белых халатах. Отец рассказывал, что на партсобраниях сидел на последнем ряду, положив голову на руки, и ждал, когда очередная «пятиминутка ненависти» закончится и можно будет тихо уйти домой.

Кампании, если помните, были массовыми, хорошо срежиссированными и находили широкий отклик в народных массах. Как заметил Сергей Довлатов: «Мы все осуждаем Сталина, и за дело, но я хочу спросить: а кто же написал 3 миллиона доносов?»

Да, были заседания Союза писателей, где «как поленом по лицу – голосованьем». И эти строчки пришли мне на память во время последнего заседания сената и реакции левой прессы на выступление судьи Кавано.

Как он смел оправдываться и утверждать, что невиновен? Почему он не повинился, не признался, не оговорил себя, как он посмел? Ах, он давился слезами и все отрицал. Да он выставил себя на посмешище. Пишите, дорогой, пишите товарищу Сталину, что вы невиновны, мы вам и бумагу с ручкой принесем, над письмом посмеемся, а потом пальцы переломаем и в дерьме утопим.

Допустим, в буквальном дерьме судью Кавано не утопили, а вот в виртуальном – да. И пусть он говорит, что жизнь сломали ложными наветами не только ему, но и его дочерям, никого из яростных борчих за женское счастье это не тронуло. Ведь дочери судьи Кавано – дети врага народа, так им и надо вместе с их папашей.

Вот почему на чаше весов сейчас не персональное дело судьи Кавано, его жизнь и судьба, а сама презумпция невиновности. Дамы и господа, участвующие в травле судьи Кавано, не приходит ли вам в голову, что завтра на его месте может оказаться ваш сын, брат, муж, отец? Что по смутным воспоминаниям 36-летней давности (в день какой неведомо, в никаком году), растревоженных манипуляциями психолога, человека можно обвинить в преступлении, якобы совершенном им в подростковом возрасте, и на этом основании до следствия и суда устроить ему и его семье гражданскую казнь.

По этому прецеденту любого человека можно будет обвинить в сексуальном преступлении или любом другом уголовно наказуемом деянии даже при отсутствии каких бы то ни было доказательств, а исключительно на основании навета «жертвы».

Потому что если политическая машина демократов проглотит судью Кавано, то она на этом не остановится. Она будет сметать на своем пути всю политическую оппозицию, всех несогласных, всех, кто осмелится думать не по либеральной методичке. В Сан-Франциско, в Кремниевой долине уже сейчас небезопасно признаваться в поддержке Трампа и республиканцев, ибо можно за пять минут получить от работодателя волчий билет. Сторонники Трампа в хай-теке после его победы устраивали тайные вечери, отмечая победу кандидата. Во время социологических опросов люди боятся признаваться в своих политических симпатиях: как бы чего не вышло.

Тысячи людей по призыву сердца участвуют в массовых кампаниях травли политически неугодных противников. Знаете, это уже Советский Союз. И те же люди, которые сейчас соучаствуют в травле, одобряя самые невероятные и грязные наветы, имеют наглость утверждать, что они либералы, сторонники свободы, что им ненавистен сталинский режим, сталинские репрессии, что они ненавидят Путина.

Не лгите себе, господа. Вы – сталинисты. Если вашу Лидию Тимошук зовут доктор Форд или Диана Файнстайн, сути дела это не меняет. «Что в имени тебе моем?»

Поэтому и промежуточные выборы в ноябре определят не судьбу президента Трампа, нет, они определят судьбу Америки. «1984» пока еще антиутопия, но очень скоро может стать документалистикой.

Виктория ВЕКСЕЛЬМАН