Вторая жизнь Троцкого

Share this post

Вторая жизнь Троцкого

Посреди зимы я приехал в город Берлингтон, что в штате Вермонт. Все дела были улажены и закончены за три дня. Я начал готовиться к отъезду домой, но вдруг подумал: а почему бы не совместить приятное с полезным и не провести пару дней на лыжном курорте Кокран, что всего в получасе езды на машине?

Share This Article
Берни Сандерс Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)
Берни Сандерс
Attribution-ShareAlike 2.0 Generic (CC BY-SA 2.0)

Так я и сделал. Поехал на этот курорт, взял напрокат лыжи и с удовольствием покатался два дня. Каждый из этих дней с утра пораньше я ехал к подъемникам, благо, недалеко, а ночевать возвращался в город. Горы в Вермонте довольно низкие и хороши в основном для детей и новичков, не в пример Колорадо или Юте, где мы с женой обычно катаемся. Но что есть, то есть, и на том спасибо.

К концу второго дня, когда уже смеркалось и подъемники должны были через четверть часа остановиться, для последней поездки наверх я уселся в подцепленное к тросу кресло. Рядом сел господин лет семидесяти пяти, мы закрыли заслонку и медленно поплыли к вершине накатанной снежной трассы. Лицо соседа мне показалось знакомым, и вскоре я его вспомнил: это был не кто иной, как вермонтский сенатор Берни Сандерс (Bernie Sanders), неудачливый кандидат в президенты США на прошлых предварительных выборах. Я поздоровался, и он обрадовался, что его узнали в лыжном облачении.

Мы вместе скатились вниз, причем, несмотря на свой возраст, он оказался довольно лихим лыжником, и я за ним еле угнался. Когда мы сняли лыжи и я стал прощаться, Берни заметил, что у меня акцент, и поинтересовался, откуда буду родом. Когда я ответил, что мои корни в России, он улыбнулся: «Мои тоже». На что я сказал, что в таком случае мы с ним почти земляки, и спросил, надолго ли он сюда приехал лыжничать. Он ответил, что прямо сейчас возвращается в Берлингтон, где у него дом. Добавил, что пойдет на автобусную станцию, откуда ходит шаттл до города. Тогда я предложил его подвезти: у меня рентованная машина, я тоже возвращаюсь в Берлингтон, и ехать вдвоем будет веселее. Берни с радостью принял мое предложение, я сбегал в здание, сдал прокатные лыжи, и мы пошли на стоянку к моей машине.

По дороге он въедливо расспрашивал про меня и мои политические взгляды, но я, зная, что он официальный социалист (а в душе, пожалуй, даже коммунист), как мог от вопросов увертывался, стараясь не зацепить его моим консерватизмом. С либералами, коммунистами и социалистами я в дискуссии не вступаю, зная, что их идеи основаны не на трезвой логике и здравом смысле, а на вере, а в вопросах веры дискуссия бессмысленна. Вскоре мы въехали в город и через несколько минут подкатили к заснеженному дому. Берни вышел из машины, выгрузил из багажника свои лыжи, и когда я собрался было уехать, он сказал мне:

– Может, зайдете погреться? Куда вам спешить? Я сегодня тоже один, жена уехала к сестре. Попьем кофе, поболтаем, и потом поедете к себе в гостиницу.

Я с радостью согласился, поставил машину у его гаража, и мы зашли внутрь. Берни пояснил, что он этот дом купил давно, еще в бытность мэром города, а сейчас останавливается в нем, только когда приезжает в Вермонт из Вашингтона. Это был типичный для Новой Англии небольшой двухэтажный коттедж, обставленный красивой старой мебелью, но без показной роскоши. На стенах гостиной в рамках висело множество семейных фотографий хозяев дома с детьми и внуками, а также везде красовалась улыбчивая физиономия самого Берни Сандерса вместе с сенаторами-демократами и президентами Клинтоном и Обамой. Пока он разжигал камин и хлопотал на кухне с кофеваркой, я ходил вдоль стен и рассматривал снимки. Неожиданно одна фотография привлекла мое внимание: это был портрет Троцкого. Когда Берни зашел в гостиную с чашками и кофейником на подносе, я его спросил, показывая на снимок трибуна русской революции:

– Я-то думал, что вы социалист, а вы, оказывается, троцкист.

– Да, – усмехнулся сенатор, – я троцкист, но не совсем в том смысле, что вы думаете. Сейчас поясню, – продолжил он, взглянув на мое удивленное лицо, – вот этот господин в бородке и усах, которого все знают как Леона Троцкого, – мой родной… отец. Да-да, не только духовный, а именно родной.

Тут я чуть чашку с кофе не выронил:

– То есть как отец? Погодите, погодите… Если мне не изменяет память, вы родились в 1941 году…

– Да, – ответил хозяин дома, польщенный тем, что я помню, – в сентябре, восьмого числа.

– Тогда не сходится! Троцкого ведь убили в августе 1940 года…

– Вы что, всегда верите тому, что пишут в газетах и книжках? История – вещь гибкая: один щелкопер придумает какой-то «факт», напишет про него, а потом все от него по цепочке переписывают. Через некоторое время такая придумка становится вроде как исторической истиной. А на самом деле все было совсем по-другому. Такое случается сплошь и рядом. То есть история – это не то, что реально было, а то, что люди думают, как это было. Историю почему-то называют наукой, но по мне это просто беллетристика. Если вам интересно знать правду про Троцкого, садитесь в кресло вот здесь, у камина, пейте кофе с печеньем, и я вам расскажу. Зимние вечера в наших краях долгие, а у меня сегодня болтливое настроение (вспоминая предвыборную кампанию сенатора Сандерса, я подумал, что не только сегодня).

Я уселся в кресло у журнального столика, что стоял у камина, а сенатор подошел к книжному шкафу и снял с полки небольшой фотоальбом. Перевернул несколько плотных страниц, нашел то, что искал, и показал мне старую фотографию молодой черноволосой женщины:

– Это моя мать Дора Глассберг. Снято примерно в то время, когда она познакомилась с Троцким, то есть в конце 1940 года. Впрочем, давайте по порядку, иначе вы запутаетесь.

Берни пододвинул другое кресло поближе к камину, уютно расположился в нем с чашкой кофе в руке и продолжил:

– Я уверен, вы знаете, что в 1929 году Сталин сослал Троцкого в Турцию, а потом Леон, опасаясь за свою жизнь, уехал так далеко, как только возможно: в Мексику. Там он начал писать книгу «Сталин», где буквально вывернул этого тирана наизнанку. Кстати, вон эта книга стоит у меня на полке. Вернее, только первый том, так как второй остался незаконченным. В Мехико-Сити Троцкий сначала жил в доме у коммуниста-художника Диего Риверы и его жены, художницы Фриды Кало. Неудобно так говорить про отца, но папаша всегда был большой ходок, ни одной интересной женщины не пропускал. Умудрился даже соблазнить Фриду, хотя она передвигалась в инвалидной коляске. Впрочем, это к моему рассказу не относится.

Короче говоря, Сталин решил отца и в Мексике достать. Работу по его ликвидации он поручил лучшему советскому специалисту по мокрым делам Науму Эйтингону, генералу НКВД. Но тут Троцкому несказанно повезло. Генерал втайне относился к нему с пиететом как к организатору Красной армии и близкому к Ленину человеку. Поэтому он решил Троцкого спасти, но сделать все таким образом, чтобы создать иллюзию, будто он задание Сталина выполнил.

Тут начинается самое интересное. У Эйтингона была женщина-агент Сильвия Ангелофф, которую он в Мексике внедрил в окружение Троцкого секретаршей. Она была единственная, кому генерал доверял. Он даже самому Троцкому не сообщил про план его спасения: боялся, что тот проболтается. Поэтому все готовилось в глубочайшей тайне. Троцкий жил в укрепленном, как крепость, доме на окраине города, и подобраться к нему было непросто.

– Я читал, – сказал я, – что Троцкого вначале пыталась убить группа мексиканских головорезов во главе с известным художником-коммунистом Давидом Альфаро Сикейросом.

– Да, это было. Они решили ночью с улицы обстрелять спальню Троцкого, но Леон с женой спрятались за дубовой кроватью, так что покушение провалилось, а Сикейрос с его бандой попал за решетку. После этого по наводке Эйтингона Сильвия посоветовала Троцкому подобрать себе двойника. Нашли одного мексиканского крестьянина, отдаленно похожего на отца, отрастили ему бородку и усы, волосы покрасили, приодели, и когда Троцкий работал в кабинете, двойник гулял по саду за домом, иногда выходил за ворота на улицу в соседнюю лавочку за текилой. Выглядел он довольно похожим. Даже охрана их путала. Порой делали наоборот: отец гулял по саду, а двойник сидел в его кабинете за столом.

Лев Давидович Троцкий (1879–1940)
Лев Давидович Троцкий (1879–1940)

– А откуда вы это все знаете? – поинтересовался я.

– Что значит откуда знаю? Из первых рук знаю, от отца. Но слушайте дальше. Еще со времен гражданской войны в Испании у Эйтингона была любовница, испанка Каридад Меркáдер. Ее сына Рамона генерал Эйтингон послал в Мексику для имитации убийства Троцкого. Разумеется, Рамон понятия не имел, что это имитация, был уверен, что действительно убьет. Сильвия привела его к отцу и представила как испанского троцкиста и своего жениха. В августе 1940 года Эйтингон сам приехал в Мексику для руководства операцией и передал Рамону приказ Сталина – Троцкого убить топором. Тут интересный психологический нюанс. Сталин был зациклен на убийствах топором еще со времен, когда его дружок Камо по просьбе Кобы – Сталина зарубил топором ненавистного сталинского отца, пьяницу Виссариона. Кроме того, Сталин видел себя как духовного наследника Ивана Грозного и Петра Великого – те своим врагам головы рубили тоже топорами. Однако в Мексике топор найти совсем не просто. Сперва решили использовать мачете, но как его незаметно пронести в дом мимо охраны? Тогда остановились на небольшом ледорубе для альпинистов – хотя и не совсем топор, но близко.

20 августа 1940 года Сильвия сообщила Троцкому, что на него готовится очередное покушение, надо срочно скрыться. Он переоделся в простую рубаху и холщовые штаны, надел шляпу-сомбреро, под видом садовника вышел из дома с корзиной мусора на плечах, на соседней улице корзину бросил, сел в машину Эйтингона, и они уехали. Тем временем Меркадер зашел в кабинет Троцкого, где за столом сидел двойник и листал журнал, достал из плаща ледоруб, подошел сзади и ударил его по голове. На крики двойника прибежала охрана, Рамона схватили, мнимого Троцкого увезли в больницу, где он и умер. А настоящего Троцкого Эйтингон перевез в Соединенные Штаты.

– А кто-то в США про это знал? Я имею в виду официальных лиц.

– Что вы, никто не знал! В те годы въехать в США из Мексики было проще простого, никаких документов даже не спрашивали. Эйтингон сказал, что для конспирации Троцкому надо сменить имя, и спросил, какое он выберет. Леон подумал и ответил, что ему и раньше, перед революцией, не раз приходилось менять имена. Его настоящая фамилия была Бронштейн, которая произошла от немецкого Braunstein, то есть коричневый камень-песчаник. Теперь, как он сказал, «его прошлая жизнь, словно камень под ударом молота, рассыпалась в песок (sand)», поэтому пусть его новая фамилия будет что-то вроде Пескова, то есть по-английски Сандерс (Sanders).

– Насколько я понимаю, Сталин и все его окружение действительно поверили, что Троцкого убили. Так до сих пор везде пишут…

– Разумеется, – сказал Сандерс, – хотя уже после смерти Сталина советское руководство как-то узнало правду. Хрущев, верный сталинист, страшно разозлился и приказал Эйтингона арестовать и упрятать в тюрьму. Там, в тюрьме, он и умер.

– Что же было дальше, где Троцкий жил в Америке? – спросил я.

– Сначала Эйтингон привез его в Бруклин, что в Нью-Йорке, и поселил у моей будущей матери. Она была коммунистка и с радостью на время упрятала у себя в доме другого коммуниста Леона Сандерса, хотя тогда понятия не имела, что это был Троцкий. Он у нее прожил четыре месяца, но потом уже сам решил, что надо спрятаться подальше, где-то в глубинке. Все же Нью-Йорк – плохое место для укрытия. Моя мать к тому времени была от него беременна мной, и Леон про это знал. Тогда ему было уже 60 лет, однако как мужчина он был хоть куда!

В начале 1941 года Сандерс перебрался в штат Кентукки, в город Луисвилл, где и поселился. В полиции сказал, что потерял свои водительские права, и ему выдали новые. Америка была тогда патриархальная страна, и всем верили на слово. В память о том, что он двадцать лет до того руководил Гражданской войной в России, Сандерс-Троцкий даже решил взять себе воинское звание. Но какое? Не генерала же – это привлекло бы к нему внимание и могло вызвать нежелательные вопросы. Поэтому он остановился на скромном звании «полковник» и с тех пор так себя всем представлял: «полковник Сандерс» (Colonel Sanders), а где служил и в каких родах войск, никто деликатно не спрашивал.

– А чем же он там, в Кентукки, занимался? На что жил? – спросил я.

Attribution 2.0 Generic (CC BY 2.0)
Attribution 2.0 Generic (CC BY 2.0)

– Он решил, что с прошлыми делами надо кончать: никаких статей, никаких книг, полная конспирация, иначе Сталин узнает правду, и до него обязательно доберется. Денег у него не было, и, чтобы заработать на жизнь он вначале устроился в какой-то ресторан мыть посуду. Вскоре там же стал поваром. Однажды он вспомнил, как много лет назад его мать чудно готовила жареных кур по ее собственному методу, и он решил попробовать тот старинный рецепт, что помнил с детства. Сразу же это блюдо стало очень популярным. Народ в ресторан пошел чередой. Через некоторое время отец уволился и открыл собственный ресторанчик, который назвал «Жареный цыпленок из Кентукки» (Kentucky Fried Chicken, или KFC). Дело успешно раскручивалось, и уже через год он смог открыть еще несколько таких же ресторанов в Луисвилле и других городах. Организация и руководство были его страстью, а ресторанный бизнес дал ему возможность снова проявить себя в качестве лидера. Компания KFC разрослась по всей Америке, и он стал довольно богатым. Для рекламы фирмы отец решил использовать собственное лицо, резонно полагая, что никому в голову не придет, что Троцкий и полковник Сандерс – это один и тот же человек. Тем более что все считали Троцкого мертвым.

– Теперь вспоминаю, где-то про это читал, – сказал я.

– Правда вскрылась уже после его смерти, – сказал Сандерс. – Про это писали, но было много всяких домыслов и чепухи. Если войдете в интернет, найдете там кучу полуправды.

– Ну, а как же вы? Он как-то поддерживал контакты с вашей матерью, помогал вам?

– О да, – ответил сенатор, – он ей часто звонил и, когда стал зарабатывать, посылал деньги, пока она не вышла замуж и ее муж меня не усыновил. Но фамилию я оставил по отцу. Он оплатил мое образование в университете. Помню, когда мне было лет пять или семь, отец приехал в Бруклин, мы поехали на Кони-Айленд, там он катал меня на карусели. В последующие годы он часто приезжал в Нью-Йорк, а когда я вырос, сам стал к нему ездить в Луисвилл. Отец сначала надеялся приобщить меня к куриному бизнесу, хотел передать мне всю компанию, но я интересовался только политикой: видать, гены себя проявляли. Тогда он мне стал давать для чтения свои старые статьи и книги, что были на английском языке. Мы часто беседовали о рабочем классе, буржуазии и теории перманентной революции. Я горд, что был не только его сыном, но и учеником.

Интересная деталь: пятьдесят лет назад, то есть в конце 1967 года, на пороге его дома появился молодой человек, который по-русски представился как второй секретарь советского посольства в Вашингтоне. Он сказал, что в Кремле знают правду о его судьбе и осуждают попытки Сталина его убить. Добавил, что они высоко ценят огромный вклад Троцкого в русскую революцию и Гражданскую войну, но по политическим соображениям не хотят об этом говорить публично. Дипломат сказал, что на носу полувековой юбилей создания Красной армии, и от имени правительства пригласил полковника Сандерса приехать в Москву на празднование. Отцу тогда исполнилось уже 88 лет, и он был довольно слаб, но дал согласие, резонно полагая, что времена изменились, и теперь ему нечего бояться. Тем же вечером он позвонил мне и позвал поехать вместе ним в Советскую Россию. Мне это было очень интересно, и я с радостью согласился.

Мы прилетели в Москву в феврале, нас принимали в обстановке секретности, но с большими почестями. Поселили в гостинице «Москва», что недалеко от Красной площади. Повели в Мавзолей к Ленину, сделали экскурсию по городу, но отец мало что узнавал, ведь прошло столько лет с его отъезда. Потом на Красной площади был военный парад, мы сидели на гостевой трибуне у Мавзолея. Весьма торжественно в Кремле Брежнев вручил отцу орден Ленина за его заслуги в организации Красной армии. На закрытом банкете в его честь присутствовало все их правительство. Говорили тосты, и было много удивительной еды. Так вкусно я ни до, ни после не ел. Там я впервые услышал, как отец говорит по-русски, и был совершенно этим поражен. Никаких корреспондентов туда не допустили, но у меня был с собой фотоаппарат, и я смог сделать пару снимков. Вот, поглядите.

Сандерс опять раскрыл альбом и нашел там фото его отца с Брежневым.

Берни мне затем сказал, что Троцкий-Сандерс прожил долгую жизнь и умер в возрасте 94 лет.

Веб-сайт автора: www.fraden.com

Вышел из печати сборник рассказов Якова Фрейдина «Степени приближения». Его можно заказать в электронной форме:

в России: https://www.litres.ru/yakov-freydin/stepeni-priblizheniya-nepridumannye-istorii/

в других странах: https://store11516190.ecwid.com

Бумажный вариант можно купить на «Амазоне»:

https://www.amazon.com/Degrees-Approach-Uninvented-Stories-Russian/dp/1546909508/ref=sr_1_1?ie=UTF8&qid=1496438073&sr=8-1&keywords=Фрейдин

Яков ФРЕЙДИН

Share This Article

Независимая журналистика – один из гарантов вашей свободы.
Поддержите независимое издание - газету «Кстати».
Чек можно прислать на Kstati по адресу 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121 или оплатить через PayPal.
Благодарим вас.

Independent journalism protects your freedom. Support independent journalism by supporting Kstati. Checks can be sent to: 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121.
Or, you can donate via Paypal.
Please consider clicking the button below and making a recurring donation.
Thank you.

Translate »