Цезарь

… Когда-то, лет за 20 до этого, мы, студенты Киевского технологического института пищевой промышленности, в течение полного летнего месяца путешествовали по Крыму. Наша группа, состоявшая из 11 человек, двадцатилетних, полных энергии, задора и жажды приключений, с палатками, запасами провианта в рюкзаках открывала для себя новые дороги. Мы были счастливы от общения друг с другом. Где пешком, где катером, где на автобусе – прошли проплыли, проехали по горам и долинам, по морю, по серпантину крымских дорог. В направлении с востока на запад: от Феодосии до Севастополя. Вдоль всей южной оконечности Крымского полуострова. Какое было время!

Сейчас же пребывание в Крыму, в Кастрополе, носило спокойный семейный характер. Костры нашего «Великого крымского похода»  сменились коптилками примуса, а рваные палатки с вечерними песнями под гитарные переборы – дощатым домиком и новостями по радио.

Первая ночь обернулась для нас кошмаром – комары заели! Невзлюбили они нас, приезжих. Видимо, забыли. Не узнали меня по прошествии стольких лет. Или в отместку за долгую разлуку? А может быть, новое поколение стало более агрессивным?..

Не сомкнув за всю ночь глаз и измучившись от укусов, мы решили искать убежище в стороне от « домика пыток», положенного нам по курсовке. Пошли, что называется по рукам, оббивая ноги, искать спасения. Тут-то нас и подобрала баба Дуся – добрая душа. Пригрела. Взяла на постой – и за приемлемую плату. Прямо рядом с нашей курсовочной столовой.

Общение у нас было спокойное, соответственно месту нашего пребывания. Кстати, познакомились мы с одним тихим, приятным семейством из города Кирова: Соней – мамой, Гришей – папой и двумя их детьми – сыном и дочкой. Позже они приезжали к нам в Москву и гостили у нас, знакомясь со столицей. Между прочим, Соня – родная сестра известного писателя-юмориста Семена Альтова.

Как-то, возвращаясь из столовой после обеда, я подошел к небольшой площадке перед магазином в торце дома, где мы остановились. Неожиданно ко мне подбежала собака. Она терлась о мои ноги, жалобно заглядывая в глаза, и тяжело дышала. Она была грязная, от нее исходил дурной запах. И что придавало ей наиболее ущербный вид, так это отсутствие хвоста. Вместо хвоста – какой-то жалкий обрубок.

Собака была довольно крупной. Я не сразу распознал ее породу. Однако бросалaсь в глаза благородная осанка. Передо мной была колли. Она не отходила и смотрела на меня, как мне казалось, умоляюще.

Хочу оговориться. Никогда ни до, ни после не было у меня четвероногого друга в собачьем обличье. Я не был знаком с собаками, их поведением и повадками. Не знал, как себя с ними вести. Поэтому я не сразу понял, что мне делать в этой ситуации. Логика подсказывала, что хорошо было бы собаку накормить для начала. Но как это сделать прямо здесь и сейчас? Я в растерянности медленно пошел в сторону пятиэтажки, где мы снимали комнату на последнем этаже в доме без лифта. Собака последовала за мной. Поднявшись наверх, я открыл дверь, но собака не вошла и предупредительно осталась ждать меня снаружи, у двери. В квартире никого не было. Я прошел на кухню, нашел в холодильнике сосиски и вынес моей спутнице. Она поняла задачу очень быстро. Я, что называется, и моргнуть не успел. Буквально на лету она подпрыгнула и прямо с моей руки слизала добрые полдюжины сосисок в один присест. Сидит и смотрит на меня: мол, дам тебе знать, когда хватит. До меня, наконец, дошла вся острота момента. Со следующей порцией произошло то же самое. С такой же скоростью. Мне стоило определенных усилий остановиться и не подвергать ее избыточному и небезопасному для нее насыщению после голодомора, поэтому я вынес ей котелок с водой. С ним она расправлялась чуть дольше – секунд двадцать. А ведь там был добрый литр. Прикончила и смотрит на меня, как мне показалось, с благодарностью. Взгляд помутнел: видно, подошло насыщение. Собака стала спокойней, но не уходила. Видя это, я предложил ей зайти в квартиру. Она приняла предложение и проследовала в указанном направлении. Высокопородная шотландка-дворянка опустилась до попрошайничества и унижения. В этом не было ее вины. То было следствие пережитой драмы и желания выжить.

Позже, когда подошли «основные силы», нам удалось ее помыть, почистить и привести в более или менее приемлемое состояние. После этого стало уже возможным оценить ее неповторимый рыже-желто-белый окрас и осанку. Похоже, что ей у нас понравилось: она не торопилась уходить. Да и мы не возражали. Но что скажет баба Дуся, когда вернется?

Мне надо было куда-то отойти. Проходя мимо той площадки перед магазином, где встретил собаку, я еще издалека услышал какой-то шум и крики. Как мне поначалу показалось, принадлежавшие подвиду человекоподобных. При ближайшем приближении мои догадки подтвердились, но только лишь частично и только лишь в отношении правильного определения подвида. Слух «ласкал»  отборный мат, а мою в прошлом солдатскую душу согревала забытая фольклорная композиция – «мелодия для флейты и тромбона», исходившая от живописной парочки. Их машина стояла поперек площадки, а они метались вокруг и производили пьяные, малопонятные для неискушенного музыкального уха звукоизвержения. По отрывочным крикам я понял, что они ищут свою собаку. Угрозы в адрес похитителя сыпались одна за другой. Видимо, кто-то из их благожелателей видел меня, уходившего с собакой, и передал им по эстафете, что произошло. Атмосфера в буквальном смысле сгущалась от зловония и словесных миазмов. Мне надо было уходить от греха подальше.

Убедившись, что вряд ли там пополню свой литературный словарный запас, я покинул ристалище с возросшей тревогой за свою подопечную. Стал думать, как бы уберечь собаку от этой напасти. Мне стало ясно, где она находилась и что ее довело до жизни такой. Но что можно сделать в этих условияx? Мы – приезжие. Сами, что называется, на птичьих правах. С кем связаться? Что предпринять? Ситуация казалась тупиковой.

Сердобольная баба Дуся на семейном совете  предложила временно спрятать собаку на ее дачке невдалеке. А что дальше? Собака большая – в карман не спрячешь. Баба Дуся дружески посоветовала не связываться с этой парочкой, известной, как оказалось, во всей округе, – отпетой бандой возмутителей спокойствия, если выразиться культурно. Баба Дуся сказала о них: «Могут так накостылять, шо мало не покажется».

По своим агентурным каналам вездесущая баба Дуся разузнала и довела до нашего сведения, предупреждая и от волнения переходя на родной украинский: «Воны шукають тых … злыдней, якы спокусылыся на йыхне… майно». «Майном», то есть собственностью, они считали, видимо, доведенную ими до ужасающего состояния собаку.

Бабе Дусе можно было доверять. Она знала все про все и все про всех. Приехавшая с Украины по комсомольской путевке сразу после войны, она была одной из тех, кто обживал земли и дома, освободившиеся совсем недавно после депортации крымских татар. Работала она тяжело. Ко времени нашего знакомства, кроме квартиры и дачки, у нее было еще и целое подсобное хозяйство с козами и другой домашней живностью. Все время она находилась в движении. А ей тогда было уже хорошо за семьдесят. И мы, как могли, старались ей подсобить. Помню, даже пасли ее козье стадо. Помогал ей также и брат, живший в этом же доме.

Надо сказать, что спокойствия сердобольная баба Дуся нам не добавила, а тревога усилилась…

Собака, похоже, понимала ситуацию и следовала нашему плану. Под покровом темноты мы вышли из дома и благополучно перебазировались на дачку – маленький отдельно стоящий домик, размером в одну небольшую по площади комнату. Оставили собаку там запертой и по очереди носили ей корм и питье.

Все надо было делать крайне осторожно. Мы боялись, что собака лаем или вытьем может привлечь внимание «поисковиков» и выдать свое местоположение. Некому было пожаловаться. Некуда было заявить. Там даже не было милиции. Да и потом, милиция бы вернула «майно»  хозяевам, а нас еще бы и наказали за ее похищение. Формально право было на их стороне. Что же касается их ответственности за живое существо, то тут к ним, мягко говоря, накопились вопросы… Опять обрекать собаку на мучения?! Нетушки. Не выйдет это у них!

Не могу вспомнить подробности нашего отпускного быта того периода. Все мысли были окрашены тревогой о собаке и неопределенностью дальнейшего. Шли дни. И вдруг…

Не мучайте себя, уважаемые читатели, вопросом, есть ли Б-г? Смею утверждать, что да, есть! Как же еще можно расценить то, что произошло потом?!

Наши «курсовочные»  встречи и знакомства свели нас с Любой. Любой-Любочкой.

Рижанка Люба отдыхала в одном из домиков по соседству с двумя маленькими детьми – мальчиком и девочкой. Всегда чистенькие, аккуратненькие – здоровые, воспитанные, нормальные дети. Люба, лет 35 высокая интересная блондинка с хорошими манерами и доброй душой. Мы с ней всегда мило раскланивались, приветствуя друг друга. Пользуясь нашим знакомством, мы поделились с ней проблемами нашей собачьей  жизни. С прибалтийской сдержанностью Люба очень внимательно выслушала наш рассказ и выразила неподдельную заинтересованность. Срок их пребывания в Крыму подходил к концу, и они собирались уезжать. Что же, вы думаете, предложила Люба? Она пожелала увезти собаку с собой в Ригу. Каково? Поступок более чем серьезный. И ответственный к тому же. Сказать такое, даже не успев не только присмотреться к собаке, а и вообще ее увидеть, и только из-за желания ее спасти! Уверенный тон Любиного заявления говорил о том, что она все продумала, взвесила и ни в чем не сомневается. Оставалось только посодействовать ей в этом, принимая все меры предосторожности и безопасности, так как дамоклов меч расплаты все еще был занесен над нами.

Нервы у нас были на пределе. Нельзя было допустить срыва операции под кодовым названием «Похищение из сераля», позаимствованным у Моцарта.

Накануне отъезда Любы с детьми, вечером, мы перевели собаку в домик к Любе, а утром они благополучно отбыли на такси с колли на железнодорожный вокзал в Ялте, чтобы затем следовать в Ригу. Перед этим мы с Любой договорились писать друг другу.

Как вы думаете, что мы чувствовали, когда все благополучно завершилось? Правильно, чувство облегчения. И – удовлетворение от выполненного долга.

Вскоре срок нашего пребывания в Кастрополе подошел к концу.

Позднее мы получили чудесную цветную фотографию, снятую еще в Ялте, на набережной. На ней – «святое семейство»  в полном составе. Джеромовские «трое в лодке, не считая собаки»: Люба, ее двое детей и колли по имени Цезарь (так его назвала Люба, и имя нам очень понравилось) во всей красе. Помимо прочего, Люба писала, что в поезд их тогда не пустили с собакой без справки о прививках. Им пришлось отложить отъезд. Билеты пропали. Непредвиденных расходов потребовали также медосмотр Цезаря и прививки. Собака оказалась мальчиком, поэтому и получила мужское имя.

Многое пришлось вынести в Ялте Любе, с двумя детьми на руках, не севшей на поезд. Походы по ветеринарам, доставание билетов на поезд в разгар курортного сезона со стоянием в очередях у касс вокзала… А где они ночевали? Но со всем сладила Люба. Выдюжила. И все во имя спасения собаки! Ай да молодец! В ответном письме мы выразили свою радость по случаю успешного завершения их приключений и от всей души поблагодарили Любу.

Прошел год. Наступил 1991-й. В последний раз мы снова поехали в Кастрополь. Между прочим, это место совсем недалеко от Фороса, где М.С. Горбачев был невольно заперт на своей даче во время путча ГКЧП. Потом мы поехали в Прибалтику, в Юрмалу. Догуливать недогулянное. А до этого по пути остановились в Риге и, конечно, созвонившись с Любой, отправились повидаться к ним домой.

Видели бы вы нашу встречу с Цезарем! Он нас узнал! Видели бы вы этого высокопородного колли, забывшего на мгновение о своем статусе осанистого пса, прыгающего от радости, обнимающего нас по-своему и выражающего свою неподдельную радость от встречи лаем и лобзаниями…

А какой он стал роскошный! Отъелся, остепенился и превратился в крупного импозантного мужчину неслыханно приятной наружности. Вот только хвост… не вырос. Ну, тут уж ничего не поделаешь…

Принимала нас Люба очень тепло. Познакомились с ее мужем – выходцем с Кавказа. Работал он таксистом. Дом у них был – полная чаша. Провели мы с ними время очень приятно.

Люба… Какой она оказалась сильной натурой. Воистину, есть женщины в русских селеньях! И в рижских, как оказалось, тоже.

С тех пор прошло уже более четверти века. А я все помню и ощущаю его лапы на моих плечах и язык, слизывающий с лица мои слезы радости от встречи с ним.

Александр КАШЛЕР

Сан-Франциско